Джон Шерри - Фосфор: Таинственное приключение на Искии
Эдит написала отцу, сообщив ему о нашей помолвке.
Однако я твердо решил, что ничто не заставит меня отказаться от намеченной цели, и подкупил одного из слуг; тот принес мне ее письмо — ведь я понимал, что майор, узнав о нашей помолвке, прибудет с ближайшим пароходом и я навсегда потеряю Эдит.
Я был готов сделать все, что было в моих силах, чтобы этого не допустить.
Мы спешили со свадьбой и вступили в брак через четыре месяца после помолвки. Медовый месяц мы провели в Лондоне, где оставались три недели.
Эти три недели стали ярким оазисом в горестной пустыне жизни.
Мы вернулись в Кент и поселились в доме моей матери.
Эдит написала в Америку; в письме она рассказывала отцу о нашем браке и выражала надежду в скором будущем его увидеть. Я не думал, что он приедет — и я оказался прав.
Мы с нетерпением ждали, но ответа так и не последовало.
Некоторое время спустя мы получили письмо от поверенного майора Гаррена; он сообщал о смерти отца Эдит и о том, что майор, по причине замужества дочери, завещал распределить все свое состояние между благотворительными обществами.
Восемь месяцев я был счастлив, а затем пришла беда.
Моя жена умерла при родах.
Через три дня умер наш малыш.
Я был разбит.
У меня развилось воспаление мозга, и я полгода провел в постели.
Наконец я начал понемногу вставать. Я был тенью себя прежнего, худ и истощен болезнью.
Мать отвезла меня к морю, где мы оставались еще полгода. Затем я вернулся к своей практике.
Но несчастья продолжали преследовать меня — спустя полтора года после возвращения в Кент моя мать (всегда отличавшаяся хрупким здоровьем) умерла от чахотки.
Миновало немногим более двух лет, и вот я потерял все, что было мне дорого в мире.
Со смертью матери я унаследовал ренту, те же пятьсот в год, не зависевшие от моей практики.
Я не мог продолжать жить там, где познал великое счастье и величайшие утраты, и решил отправиться в путешествие, надеясь, что незнакомые места и новые лица хоть немного развеют мою печаль.
ГЛАВА III
Приняв такое решение, я продал практику и я i спустя три месяца после смерти матери, точнее же второго декабря 1882 года, поднялся на борт парохода, который должен был доставить меня в Гавр; через полчаса я увидел, как скалы Дувра тают на горизонте.
Плавание через пролив выдалось ужасным.
Гавр можно назвать самым радостным из норманских портов, и при взгляде на окружающие холмы, людей в прихотливых нарядах, толпы на набережных и в кафе нелегко поверить, что Англия находится на расстоянии всего шести часов пути.
Я нанял камердинера и около месяца развлекался тем, что посещал различные курорты Нормандии.
Затем я уехал Дьепп, посетил Сен-Валери, Фекан и так далее, вернулся в Гавр и оттуда, через Руан и чудесную долину Сены, направился в Париж.
В Париже я оказался спустя месяца два после отъезда из Лондона.
На каждом шагу маршрут мой был исполнен очарования: привлекательность этого путешествия несравнима со скукой дороги через Кале.
Я провел два месяца в Париже, после отправился в Лион, далее в Швейцарию; я ненадолго задержался в Турине, оттуда проследовал в Парму, Модену, Флоренцию и Рим, где прожил несколько недель.
Из Рима я доплыл по воде до Чивитавеккьи, затем добрался до Неаполя, где намеревался отдохнуть.
Какое-то время меня забавляли экскурсии по различным любопытным местам города и окрестностей; но, устав от них, я решил перебраться на Искию и провести лето на острове.
Суда на Искию и Прочиду отходят дважды в день; морское путешествие отнимает лишь два с половиной часа и в хорошую погоду доставляет большое удовольствие.
Двадцать первого мая 1883 года я поднялся на борт; пятнадцать минут спустя судно отошло от берега.
День был прекрасен; залив ярко освещали солнечные лучи, чей жар смягчал сладчайший ветерок.
Мы миновали побережье Посилипо и пересекли вход в бухту Поццуоли.
Перед нами расстилался величественный морской пейзаж; мы видели Поццуоли, Низиду, Байи и прочее, и затем, обогнув Капо ди Мизейро, достигли Марины ди Мизейро у подножия живописного замка.
Я сошел с парохода на пляже Марина ди Санта Мария, нанял повозку, погрузил на нее свой багаж и отправился по дороге, пересекающей остров с севера на юг, к небольшой бухте Чаочелла, где снова сел на судно, отплывавшее в город Искию.
Прежде, чем я продолжу, позвольте мне ненадолго отвлечься и рассказать о самом прекрасном острове Неаполитанского залива.
Иския, известная древним под названиями Питекуза, Энария и Инарими, является крупнейшим островом в окрестностях Неаполя и лежит на расстоянии приблизительно двадцати миль от города.
Окружность Искии также составляет двадцать миль, расстояние от берега до берега в самой широкой части равняется четырем милям, длина — пяти с половиной милям.
Население — около 24,000 человек.
До возобновления активности Везувия в первом веке нашей эры, Иския была крупнейшим центром вулканической деятельности в Южной Италии.
Монте Эпомео, Эпомос греков и Эпомей латинских поэтов, находится близ центра острова.
Возле вершины нет следов лавы, и вулкан, похоже, в прошлом проявлял себя главным образом латеральными извержениями.
На склонах горы и во многих местах на откосах ясно видны вулканические трещины.
Северный и западный берега острова полого спускаются к морю, тогда как южный и восточный резко уходят в воду, образуя высокие обрывы.
Искии издавна присуща вулканическая деятельность, и древние мифы, связанные с этими явлениями, наделили остров особым очарованием.
Примерно в период основания Кум греки из Халкиды и Эритреи[2] создали на острове колонию.
В те времена они процветали, но постоянные землетрясения и вулканические извержения вынудили их покинуть Искию.
В конце концов они поселились на противоположном берегу, в Кумах.
Тимей упоминает о них и приводит легенду о том, что незадолго до его эпохи (а жил он около 262 года до н. э.) вулкан Монте Эпомео выдохнул огонь и пепел, и вся земля между горой и берегом обрушилась в море, которое отступило на три стадии и, возвратившись, затопило остров и погасило пламя.
О подобных случаях рассказывает и Плиний, хотя его версия отличается от рассказа Тимея.
Он говорит, что Эпомео изверг языки огня.
Далее он пишет, что после одного из землетрясений, сопровождавших извержение, образовалась болотистая низина, а благодаря другому отделилась Прочида.
В 1302 году случилось еще одно извержение; у подножия вулкана с северо-восточной стороны появился лавовый поток, который достиг моря у города Иския.
Римские поэты, вероятней всего, произвели древнее наименование Питекуза от πίθηκος, поскольку остров, как считалось, был населен обезьянами.
Климат Искии превосходен, и удобное местоположение веками привлекало на остров многочисленных гостей.
Прохладный ветер с моря делает чудесным и самый жаркий сезон года.
Великолепные холмы и долины, обрывистые скалы, голые склоны гор и плодородные равнины сменяют друг друга в романтической пестроте.
В письме к папе римскому, датированном 1717 годом, епископ Беркли писал: «Остров Инарими есть воплощение всей земли в пределах восемнадцати миль».
В долинах растет пшеница и кукуруза, но большая часть возделанных угодий занята фруктовыми деревьями. Абрикосы, персики, апельсины, лимоны, гранаты, фиги, арбузы и многие другие фрукты и плоды произрастают здесь в поразительном изобилии.
Холмы покрыты виноградниками и рощами каштанов; другие поросли миртом, третьи являют природные заросли, не тронутые рукой человека.
Гора Эпомео господствует над ландшафтом. У подножия ее раскинулись виноградники, выше пасутся стада овец и коз.
С вершины, с этой изогнутой каменистой шеи, открывается один из прекраснейших в мире видов.
Отсюда в ясный день можно различить до 300 миль итальянского побережья, от выступа Анциума до мыса Салерно.
В этом чудеснейшем месте я собирался провести несколько месяцев в надежде отвлечься от своих горестей.
К счастью, мы, смертные, не можем предсказать, что уготовило нам будущее — однако, я забегаю вперед.
Я обосновался в Казамиччиоле, где снял удобный домик; там я поселился вместе со своим камердинером и вторым слугой, исполнявшим роль повара.
Я обустроил в своем новом жилище лабораторию; опыты занимали меня в те дни, когда я уставал от прогулок по острову или путешествий вдоль его берегов.
ГЛАВА IV
Как-то, очутившись у лучшей в городке гостиницы, я заметил на улице индуса с корзинкой на спине.
Он остановился, поставил корзинку на землю, достал небольшую дудочку и принялся высвистывать монотонную мелодию.
