Нина Карноухова - Жестокое сердце
— Прекрасно, — сказал Джон, сняв свой плащ и отдав его Кассандре повесить на вешалку, после чего он прошел в кабинет, сел в ее кресло и, все еще показывая свое президентское превосходство над ней, поправил сдвинувшиеся га его шее бинты.
— Вы меня, похоже, недооцениваете, мистер…
— Кеннеди…
— Не так ли? — спросила Кассандра.
— Мисс…
— Армонти… — ехидно сказала Кассандра.
— Так вот, мисс Армонти, за свою жизнь я встретил немало тщеславных и самолюбивых прокуроров, нарушавших конституцию.
— Но я же честная американка! — крикнула Кассандра, — я лучший адвокат Иллинойса! Я не хочу, чтобы вы портили свою карьеру ради этого подонка!
— Во-первых, у меня карьеры нет, а во-вторых, какой же это подонок? Он подонок, потому что какой-то самоуверенный прокуроришко убедил в этом всю Америку.
После этих слов, сказанных Джоном, Джеффри немного подскочил на своем кресле и с горящими надеждой глазами посмотрел на Джона.
— Ты ничего не знаешь об этом сосунке, — начала заново нагнетать обстановку Кассандра, — ты никогда не жил в Чикаго, ты не знаешь, что здесь и новорожденный убийцей быть может.
— Знаете, мисс Армонти, — тверда стоял на своем Джон, — более самодовольного прокурора я не встречал никогда. Я старше вас, я имею богатый жизненный опыт и знаю человека по его глазам. Мне не наврешь, не обманешь. Я знаю, кто такой Джеффри и кто такая ты, и я готов к битве между гордым адвокатом и самолюбивым прокурором.
— Посмотрим, кто победит! — ехидно, как бы предопределяя свой успех ухмыльнулась Кассандра.
— Посмотрим, посмотрим, — сказал Джон, а потом добавил, — оставь меня с клиентом наедине и без подслушиваний.
Кассандра шмыгнула носом, показав этим свое недовольство, и в ответ получила:
— Я знаю всю конституцию наизусть, так что меня ты вокруг пальца не обведешь!
Она ничего не ответила. Только вышла и включила подслушивающий аппарат. Но Джон уже понял, на что способна эта женщина во имя правосудия, и решил обвести ее вокруг пальца. Он дал Джеффри бумагу и громко (специально для подслушивающего устройства) попросил Джеффри написать о своих родителях. Сам же взял еще лист и написал для Джеффри следующее:
«Джеффри, мы прослушиваемся. Вот мои условия. Причитай и запомни. У нас есть общий секрет: машина времени. Этот секрет и должен остаться секретом. Джон Кеннеди, спасенный тобой.»
Джеффри, прочитав эту записку, кивнул головой, чем дал понять Джону, что он сохранит этот секрет в тайне. И тут в дверь заглянула Кассандра и спросила:
— Ну все, я могу начинать допрос?
— Давайте, начинайте! — тоном Джона ответил ей Джеффри, чем очень шокировал прокурора.
Джеффри попросили рассказать всю историю его жизни с начала и до конца. И вот что осталось в полицейском архиве:
«Итак, я орел с воробьиными крыльями. С пеленок рос словно раб своего отца, Макла. О матери я ничего не знаю: или она бросила отца, или она умерла в больнице, или сам отец убрал ее. Я даже не знал ее имени, хотя спрашивал его не раз. Я рос под дулом пистолета моего отца, словно заключенный: шаг влево, шаг вправо — расстрел, как лагерные в Советском Союзе, не лучше. Единственное, за что я благодарен своему отцу, так это то, что он научил меня точности. Мои игрушки были пистолеты, наручники, винтовки, чемоданчики с красными кнопками (игрушечные, к счастью), а куклы: вампиры, трупы, убийцы. Он хотел вырастить из меня хладнокровного убийцу, способного убить президента просто так, ни за что, просто похвастаться перед народом, какой ты герой и смельчак, ради понта. Каждый день рождения он дарил мне не клоунов, как всем, не зайчиков и даже не фотоаппарат, а очередную винтовку М-16 с пластмассовыми пулями или фильм про какое-нибудь убийство или заговор. Все мои сверстники читали прекрасные книги про пиратов, путешественников, принцесс, а у нас дома была одна единственная книжка, которую отец приобрел где-то в детстве, называется „Освальд. Путь к убийству Кеннеди“ или что-то в этом роде, я ее недавно лишился и рад этому. Книжка была написана какими-то бульварными авторами, которые спешат писать о всякого рода сенсациях: убили кого — они рады книжку чиркнуть. Я скажу честно, эту книгу мой отец считал настольной, и я прочитал ее раз десять от корки до корки, естественно не по своей воле. Сказать честно, меня этот полуумный Освальд просто бесил, фантазии у него никакой не было, да и книга эта долбанная оказывала на меня не то воздействие, которое хотел отец. Я никогда не хотел никого убивать, меня пугала вскрывающаяся кожа и потоки крови, выпавшие из орбит глаза и человеческие мозги. Когда отец отдал меня в школу, я был каким-то отколышем от общества, никто меня не то чтобы не любил, но и не хотел познакомиться, я знал, никто не понимал хода моих мыслей: ведь не знал я ни одной нормальной детской книжки. Но со временем я нашел мальчишку, который был заинтересован тем же, что и навязывали мне. Но моя дружба была непродолжительной, потому что после того, как я дал ему свою грязную книгу почитать и он ее прочитал, я понял, что он садист. Так прошло мое серое детство. Что меня увлекало в средних классах, так это история, эта многоликая наука, я мечтал кончить школу, потом Гарвард и стать адвокатом или историком, или, что маловероятно, губернатором или даже президентом-демократом. Но между мечтой и реальностью стояла непробиваемая стена, которую возвел отец. Я имел всего доллар в день на карманные расходы. Но я не тратил деньги, а копил нужную сумму. Я хотел уехать в Даллас от всей этой чепухи и начать свою карьеру. Почему туда? Да я просто не знал других городов. Я бы и уехал, потому что деньги уже были собраны, но тут я встретил ее, Кейти, и она перевернула в моей душе все окончательно и бесповоротно. Я влюбился в первый раз в своей сознательной жизни в эту прекрасную непосредственную пятнадцатилетнюю блондинку с большими сияющими добром синими, словно море, глазами. Я только тогда понял, ради чего создана была моя жизнь, и я потратил все свои сбережения на подарок ей. Это была девушка, не похожая на всех других, она способна была выслушать и понять меня и однажды я собрался с духом и выплеснул ей всю свою душу. Я боялся, что она бросит меня, а она достала из своей сумки толстую книгу с надписью золотыми буквами и старинным переплетом. Это была „Война и мир“. Я читал ее с фонариком под одеялом по ночам. И еще украл у нее вот этот листок, про князя Андрея под Аустерлицем. Такое небо… Это я, тот князь. Потом она давала мне и другие книги „Ромео“, „Отелло“, „Ярмарку тщеславия“. Они все были такие интересные, но это небо Аустерлица „с плывущими по нем облаками“ затмило все. Я ей своего „Освальда“ тоже показал и она прочитала, и еще сказала, что ненавидит больше всего толпу в этой книге. Все было прекрасно, мы понимали друг друга, но отец, как всегда, все испортил. Нам было тогда по 18. Благодаря проделке отца, Кейти и встретила мистера Ра-Хорахте, влюбилась и вышла за него замуж, а я как всегда, ненужная вещь, тряпка, о которую можно вытереть ноги, остался один. Но отец, как ни странно решил помочь. Чарльз, прокурор, был его лучшим другом, так вот они и завели против этой парочки дело. А отец всеми силами собирался приспособить меня в мафию, чтобы я был с ним заодно, а я всеми силами отказывался, ведь я не хотел Кейти никакого зла. Но отец поставил меня в безвыходное положение своим ультиматумом: или я сотрудничаю с отцом, или мне крышка. Последнее не обещало счастливых перспектив, и я согласился. И вот однажды отец послал Кейти в Россию, я меня ее перехватить и арестовать, а ее муж поехал за ней и я был рад срыву плана. Ра-Хорахте купил яхту и они поплыли до Александрии, а я присоседился, чтобы сбежать от отца. Но уже рядом с Александрией случился шторм и каждый спасался как мог. Я спасся. Я шел по берегу и увидел Ра-Хорахте. Он нес на руках Кейти и сильно хромал. Я решил помочь ему, но высказаться по-культурному не сумел и оскорбил лишь его. Он бросился на меня своими обвинениями и унизил мое достоинство так, как никто раньше не унижал. Тогда я смог сделать самое страшное. Я столкнул его со скалы. Я стал страшным обманщиком перед Томом, Джеральдом и даже перед Кейти. Я не смог сказать ей в глаза, что я сделал. Ужасное чувство объяло мою душу, сердце сжалось до маленьких размеров и что-то крутилось во мне, готовое вырваться наружу. Я трус, я сбежал в Даллас, подбив Кейти ехать со мной. Даллас — город моей мечты, я всегда стремился туда, купил себе там я дом у наконец-то почувствовал себя взрослым человеком и хозяином. И все было бы прекрасно, но счастье нельзя силой держать у себя. Она предала меня. Она смогла сделать это, но я ее понимаю, сам виноват. Счастье не удержишь, если оно вылетает. Я был зол и гневен, узнав о предательстве, и готов был их всех, даже ребенка, расстрелять. Но это эмоции. Я смиряюсь с тем, что мне дают. Я успокоился. Бунт в тюрьме не поможет. Поймите меня, я просто хотел быть вполне хорошим, иметь человеческую жизнь, а вся толпа затоптать готова».
