Полнолуние - Антонов Сергей Валентинович
Письмо было прислано нотариальной конторой и уведомляло Ивана о том, что он должен вступить в права наследования домом двоюродного деда. Недвижимость, свалившаяся на Платова, как кирпич с крыши, находилась за сотню километров от родной Липовки, но главная странность заключалась в другом. Иван никогда не слышал от родителей о такой седьмой воде на киселе, как двоюродный дед. С чего бы тогда этому самому деду завещать ему дом?
Поразмыслив, капитан пришел к выводу, что из насмешки. Скорее всего, умерший старичок был при жизни большим шутником и решил, что внучок, сломя голову, помчится за наследством, потратится на билеты, а в итоге станет владельцем халупы, годной только на дрова.
– Накось выкуси! – Платов скомкал письмо и снайперски точно зашвырнул его в мусорное ведро.
Исчерпав таким радикальным образом, инцидент с наследством, участковый запер дом и завел свой мотоцикл. Он старался не смотреть на злополучные доски, которые прилаживал с такой тщательностью. То ли от порыва ветра, то ли от температурных расширений они упали и лежали рядышком, как расстрелянные за дезертирство солдаты. Короче, с ведением домашнего хозяйства были большие проблемы. Зато проезжая по Липовке, Иван с удовлетворением отметил, что усилия последних месяцев не прошли бесследно и на участке наблюдается некоторое подобие порядка.
Платов постарался, чтобы все, по ком плакали тюремные шконки, отправились на казенные харчи. Удалось спровадить из Липовки самых ретивых пьянчуг, и теперь воздух в деревне если и не стал кристально чистым, то обрел подобие прозрачности.
Въезжая во двор РОВД, капитан сразу заметил в курилке коллегу-участкового Эдика Сидорина и сразу решил, что тот явился выполнять свой долг по охране правопорядка с большого перепоя. Эдик скорчился на скамейке так, будто его огрели по загривку гантелей, и смотрел на дверь отдела взглядом нашкодившего кота.
– О чем кручинишься, Эд? – доброжелательно поинтересовался Иван. – Похмелиться начальство не отпускает? Так сочини что-нибудь про архисрочное дело на участке и ступай себе с миром в ближайшую пивнушку. Учить тебя что ли?
– Пистолет, – простонал Сидорин, сжимая голову руками так, будто собирался ее раздавить. – Пистолет, Ваня…
– Ага. Застрелиться хочешь? Самое время. Может, даже планерку по такому случаю отменят. Спасибо, друг. Благодарные участковые завалят твою могилу ромашками!
– Пистолет, – опять заныл Эдуард. – С полной обоймой! Понимаешь?
– Как не понять? И сколько же ты вчера выпил, если все другие слова забыл?
– Много! – выдохнул Сидорин, для пущей убедительности обдав Платова мощной волной перегара. – И пистолет потерял!
Иван сел на скамейку и выслушал исповедь, часто прерываемую охами, ахами и непечатными лирическими отступлениями.
Передряга, в которую попал Эдуард, была более чем серьезной. Как только о потере пистолета станет известно, на ноги будет поднят весь отдел. Даже в том случае, если табельное оружие найдут, Сидорину грозило позорное увольнение без выходного пособия.
– Хоть помнишь, где квасил?
Сидорин помнил и выдал такой длинный перечень злачных мест, что у Платова захватило дух.
– Искал?
– Где только можно было! Носом землю рыл! Нет пистолета и баста! Пойду сдаваться. Как думаешь, просто прогонят или в обезьянник посадят?
Платов представил кулачищи своего прямого начальника подполковника Ляшенко и уверенно заявил:
– Еще и отлупят! Если жизнь дорога, лучше в отдел не суйся!
– Что делать?! – произнес Эдик с такой патетикой, что выступай он на сцене, зал бы взорвался бурными аплодисментами.
Иван уже принял решение. Он хлопнул горемыку по плечу.
– Жди здесь, Чернышевский! Сейчас отпрошусь и попробую твоему горю помочь!
Получасом позже участковые сидели на кухне у Сидорина. Супруга Эдуарда с грохотом опустила на стол сковороду с яичницей.
– Не приведи Господь, тебе муженек, за второй бутылкой побежать! С балкона случайно выпадешь и насмерть разобьешься, а соседи подтвердят, что это – несчастный случай.
Выдав мрачное пророчество, женщина оставила мужиков наедине с бутылкой. Чтобы донести стакан до рта Эдику пришлось поддерживать себя за локоть.
– Это и есть твоя помощь?
Платов вновь наполнил стакан товарища.
– Пей! Это твой единственный выход!
– Сам знаю, – Сидорин послушно выхлебал водку. – Только это мне теперь и остается! Какой позор!
– Дурак! Не для того пою, чтобы тугу-печаль унять, а для дела!
– Какое, к свиньям собачьим, дело может быть? Не видать мне пистолета, как своих ушей!
– Как знать, как знать. Ты «Лунный камень» читал?
На помятом лице Сидорина появилось такое ошарашенное выражение, что Платов всерьез усомнился в том, что его друг читал даже «Приключения Буратино».
– Какие камни? При чем тут камни?
– Это книжка. Про то, как один англичанин наширялся и под это дело драгоценный камень спрятал! Чтоб дружки не стырили!
– Ну и?
– Утром, вроде как ты, очухался и не в зуб ногой. Не помнит, где камень и все. Хату вверх дном перевернули, а камня не нашли.
Столь вольная трактовка классики заинтересовала Сидорина, которому с недавних пор стали близки все случаи, связанные с утерей вещей по пьяной лавочке.
– Чем кончилось-то?
– А тем и кончилось! – Платов торжественно наполнил стакан Эдуарда. – Этот англичашка все вспомнил только после того, как ему опять дозу вкатили! Пей, братуха, может и тебе повезет!
– Наркоманы проклятые! – Эдик выдул третий стакан и вновь потянулся к бутылке. – Обколятся по уши и в аут! А ты говоришь: Англия, Англия! Нам и здесь хорошо! Споем, Ванька?
– Погоди петь, – Платов отобрал у товарища бутылку. – Вспоминай, про пистолет!
– Сто лет мне твой пистолет сдался! Будешь петь или нет?
Только под угрозой отлучения от бутылки Сидорина удалось уговорить на эксперимент. Он долго морщил лоб и чесал затылок, а потом неожиданно опустился на четвереньки.
Иван тяжело вздохнул, думая, что методика «Лунного камня» не применима к отечественным условиям.
Между тем, Эдик, напоминая подбитый и потерявший управление танк, покружился по кухне, подполз к холодильнику и сунул под него руку.
– Мать твою! – только и смог сказать Платов, увидев, что Сидорин достал пистолет. – Сработало!
Вернуться за стол Эдуард не смог. Привалившись спиной к батарее, он целовал табельное оружие с таким жаром, словно намеревался затащить пистолет в спальню и заняться с ним экстремальным сексом.
– Родимый мой! Я ж перед тем, как забухать тебя дома оставил! Нашелся, дружок!
– То-то же! – Иван встал. – Жене отдай, а то опять куда-нибудь сунешь!
– Ты куда, Вано? Ну, уж нет! Так просто я тебя не отпущу! Счас за пузырем сгоняю! Век не забуду, как ты меня спас! Жизнь за тебя отдам!
– Не надо жизни, – Платов вспомнил о письме из нотариальной конторы. – На дежурстве по случаю праздника меня подменить сможешь?
– На всех дежурствах! – клятвенно заверил Сидорин. – Можешь больше на работу не выходить!
– Брось трепаться. Один раз подменишь. Завтра.
Эдик уже не слышал своего спасителя. Бережно прижав вновь обретенный пистолет к груди, он сладко спал.
Платов попросил супругу Сидорина напомнить мужу о его обещании и вышел на залитую лучами осеннего солнца улицу.
Значит, наследство двоюродного деда? Что ж пусть будет наследство! В конце концов, чем он хуже других? Капитан на мгновение представил сундук, доверху набитый золотыми слитками, бриллиантами и червонцами царской чеканки. А ну, как его дедушка был богатеем и перед смертью решил обеспечить внуку безбедное существование?
Это утро в деревне Махово не было похожим на другие. Директор сельской восьмилетки Олег Скрипкин начал носиться по улицам с пяти часов, а к десяти его огромный нос побывал во всех мыслимых щелях, дырах и отверстиях.
Скрипкин не меньше десяти раз врывался в школьный пищеблок, где распекал поваров за неряшливость и лично контролировал степень готовности пышного каравая, тыкая в него пальцем. С быстротой кенгуру прыгал по актовому залу, проверяя, нет ли пыли на подоконниках, и кричал на техничек охрипшим голосом.