Юра Осипов - И овцам снятся пастухи
Что-то странное происходило со мной, чувство тревоги накатило на меня с новой силой. Я едва не упал, попытавшись надеть брюки: тело не слушалось меня. Хотя нет, дело было совсем в другом. Я стал чувствовать мир иначе, будто моя голова увеличилась до невообразимых размеров, и я не мог теперь сориентироваться — привычные органы чувств не могли воспроизвести полную картину окружавшего меня мира. Я замер, прислушиваясь к новым ощущениям, и совершенно чётко ощутил сознание двух солдат, идущих по коридору. Они катили пару медицинских тележек с носилками, что доставляло им массу неудобств: колесо одной из тележек заедало, и она норовила уехать в сторону.
Вот солдаты остановились перед нашей дверью, и один из них взял с каталки инъектор. Я будто улавливал их намерения. Судорожными руками я вытащил из брюк ремень — другого средства обороны мне придумать не удалось, и когда двери распахнулись, а солдат с инъектором шагнул в каюту, я бросился на него, намереваясь накинуть ремень ему на шею. Запутавшись в брюках, которые я так и не надел, я рухнул прямо солдату под ноги. Двери закрылись у него за спиной. Он начал наклоняться ко мне, чтобы сделать укол, но я схватил его за ногу и резко дёрнул. Солдат машинально выпустил из руки инъектор, сбрякавший на пол, и приземлился на открытые ладони, затем резко перекатился на спину и попытался вскочить. Я снова дёрнул его за ногу, но он изловчился и заехал ботинком мне в скулу. Как ни странно, это привело меня в чувства, и я успел подняться на ноги прежде, чем он вскочил.
— Сдохни, гад! — Заорал я, и попытался нанести ему хук в челюсть правой рукой с разворота.
Солдат уклонился, и я, снова запутавшись в брюках, упал на пол. Первый раунд был не в мою пользу, но сдаваться я не собирался. Оттолкнув ногой мешавшие брюки, я снова вскочил, готовясь нанести серию коротких ударов, но солдат так и застыл в неестественной позе. Я поднял с пола инъектор и, на всякий случай, вкатил ему в плечо двойную дозу. От прикосновения инъектора солдат зашатался и рухнул на пол.
За дверью оставался ещё второй, который не вмешивался в потасовку только потому, что каюта была слишком маленькой, чтобы в ней свободно могли подраться три человека. Я встал рядом с дверью, решив использовать фактор неожиданности. Так и произошло: второй устал ждать и зашёл в каюту. Увидев сначала распростёртое на полу тело товарища, он бросился к нему, и я успел впрыснуть ему в плечо одну дозу, прежде чем он ударил меня в живот. Я согнулся пополам от боли, солдат вырвал у меня из руки инъектор, но сделать укол не успел. Он зашатался и осел на пол, лицо его мертвецки побелело. Для полного счастья я вкатил ему ещё одну дозу.
Обессиленный, я опустился на стул. Ранка на лице саднила, живот болел, руки дрожали. Только теперь я понял, что снотворное предназначалось для нас, и могло убить солдат. Мне стало противно на душе, но предаваться сентиментальным рассуждениям было некогда. Я снова попробовал разбудить Мати, но он спал, как сурок, и совершенно не реагировал, иногда только вздыхая во сне. Наскоро одевшись без нижнего белья, потому что разбираться, где чьи трусы свалены в кучу, было некогда, я натянул на Мати брюки и рубашку. Я подогнал к постели медицинскую каталку, опустил носилки до уровня кровати и перетащил Мати на носилки вместе с одеялом. Его кроссовки я привязал шнурками к носилкам, и мы поехали искать лифт. Я был уверен, что лифт есть, так как те большие ящики, что летели вместе с нами в челноке, никак не прошли бы в узкий колодец, по которому мы спускались с Шоном.
Параллельно я пытался извлечь пользу из своего неожиданного дара, стараясь ощутить присутствие людей по пути нашего следования. Внезапно я обнаружил, что могу расширять охват пространства бесконечно, но тут же испугался и сосредоточился на ближайших людях.
Старики ужинали в столовой, через два отсека от меня. Две девушки помогали им там же. Ещё десять девушек сплетничали в большой каюте, которая осталась у меня за спиной. Они готовились везти стариков на прогулку. Одна девушка запускала робот-уборщик в солярий. Шон с последним солдатом ждали у лифта, в тринадцатом по счёту отсеке. Больше на станции людей не было: солдаты в моей каюте были мертвы.
В инъекторе оставалась ещё одна доза снотворного. Я безуспешно пытался сообразить, что мне делать, но ничего не приходило мне в голову. Шон неплохо дерётся, но он боится меня. Может быть, мне удастся сначала вырубить солдата. Но на это слабая надежда. Я попытался восстановить в памяти то чувство, которое испытал, когда крикнул на солдата, после чего он вырубился. Что-то вроде ненависти, сильной неприязни… Нет, наоборот, желания защитить, любви… Тоже не то. Что-то среднее.
Я закатил тележку с Мати в первую попавшуюся пустую каюту, которая оказалась подсобным помещением, и, спрятав инъектор за спиной, побежал по коридору, придерживаясь стены. Ближе к лифту я выскочил на Шона с военным и заорал на солдата, пытаясь вложить в свои слова как можно больше того противоречивого чувства:
— Лежать!!!
Шон дёрнулся от неожиданности, а солдат рухнул замертво на пол. Я почувствовал, как во мне вдруг пропало ощущение его намерений. Видимо, он умер от испуга.
Шон недоумённо смотрел то на меня, то на мёртвого солдата.
— Умеешь же ты пугать, чёрт, — Усмехнулся он. — А где остальные? Ты и их вырубил?
— Оба мертвы, — Сказал я, пытаясь перевести дух. — Один сам, второму я сделал укол снотворного.
— Ну, стало быть, ты сам напросился, — Шон выхватил весьма габаритистый пистолет из кобуры под мышкой.
— Не делай этого, Шон, — Я исподлобья уставился на него, как бык, готовый забодать, и крепко сжал за спиной инъектор. — Мы можем быть вместе. Мы же друзья.
— Всё-таки ты — тупая скотина, Джеф, — В сердцах сказал Шон. — Ты хочешь, чтобы я ради тебя разрушил весь свой мир? Дерьмо вся эта твоя дружба! Приготовься, у меня здесь резиновые пули, так что очнёшься уже господином.
— А я бы пожертвовал многим ради тебя, — Сказал я, пытаясь подобрать нужный душевный настрой. — Медленно положи пистолет на пол и отойди.
Я попытался сконцентрироваться на сознании Шона и отдать ему приказ, подобно тому, как это сделал бы господин. Но я ошибся: его психика не выдержала напора, и я ощутил, как в нём что-то зазвенело и скрипнуло, будто трещина пошла по хрустальному бокалу, готовому вот-вот лопнуть. Испугавшись, я перестал давить на его сознание, но было уже поздно. Шон замер, лицо его исказила кривая улыбка, а из уголка рта закапала слюна.
— Вот дерьмо! — Выругался я.
Я отобрал у него пистолет и попробовал с ним поговорить, но Шон только подхихикивал на мои обращения к нему.
— Стой здесь, и никуда не уходи, — Распорядился я, но, похоже, это было излишним: Шон и так никуда бы не ушёл. Не смог бы самостоятельно.
Быстрым шагом я вернулся к столовой, отломав по дороге весьма приличной длины вицу в оранжерее. Девушки как раз вывозили стариков в коридор.
— Переведи им, что мы идём в солярий, — Сказал я первому же старику, направив на него ствол.
— Это ни к чему, — Сказал господин Неко, кажется, это был он. — Они понимают, только не все говорят. Впрочем, Вы можете высказать свои предложения уже сейчас. Как я понимаю, военные не справились со своей задачей. Но Вам нужно ещё выбраться отсюда: челнока на станции нет, а если бы и был, то Вы не смогли бы им управлять.
— Я хотел бы обсудить кое-какие проблемы со всеми господами наедине, там, где нам ничто не будет мешать, — Я усмехнулся. — У меня есть к вам предложение, от которого вы просто не сможете отказаться.
Девушки покатили стариков к солярию, а я пересчитал их по головам. Все двенадцать были в сборе. Когда стариков завезли в солярий, заботливо надев им очки, я приказал девушкам уходить.
— Прекратите размахивать пистолетом, — Раздражённо сказал господин Хатуль. — Угрожать старикам смертью по меньшей мере безнравственно.
— Кто бы говорил, но только не тот, кто приказал уничтожить целую цивилизацию, — Я попробовал ощутить его намерения, а пистолет засунул за пояс. — Хотя вижу, Вы почему-то не уничтожили яйца. Так где же они теперь?
Господин Хатуль молчал, оценивая ситуацию.
— Я не верю, что Вы вдруг стали обладателем давно утраченного дара, — Сказал он медленно. — Нам нужны доказательства. Тогда, быть может, мы примем Вас.
— Примете? — Я рассмеялся. — А я как раз хотел избавить мир от господ.
— Вы совершаете большую ошибку, молодой человек! — Господин Хатуль приподнялся на руках в кресле и встал на ноги, шатаясь. — На нас лежит глубочайшая ответственность за судьбы мира, без нас Вы просто не сможете управлять!
— И не собираюсь, — Усмехнулся я ему в лицо. — Пусть сами управляют собой. Должны же они когда-то начать.
— Неслыханно, — Зашептались старики. — Нельзя позволять людям самостоятельно мыслить. Это же полная анархия!
