Ирина Белояр - 1296-й угол от Рождества Христова
— А вторая причина?
— Еще важней, чем первая. К ним невозможно попасть просто так. Но вам и не придется попадать туда просто так. Они сами вас пригласят.
Полковник выдержал очередную паузу, достойную МХАТа.
— Большую часть опытной группы составляют, разумеется, сами сектанты. Занятие это потомственное, численность от поколения к поколению сильно не меняется, чего не скажешь о составе. Те углы, которых они не наблюдают у себя, они берут со стороны. У них огромная база данных по части дат и мест рождения людей на земле. Уж не знаю, как они ее раньше поддерживали, сейчас хоть компьютеры есть… но это их дело. На каждое пустующее место есть некоторое количество кандидатов на матушке-Земле. Где — сто, где — десять, а где всего два-три. Людям дурят мозги, представляют им предстоящее действо как политический митинг, научный эксперимент, религиозный ритуал… не пойдешь — поведут поневоле, там от тебя требуется не добровольное участие, а лишь физическое присутствие. Особо недоверчивым по окончании процедуры промывают мозги. Ну… так вот. На одно из пустующих мест ныне осталась только одна кандидатура — вы. Ну да, был еще один. Родился в одну минуту с вами, в вашем славном городе Самаре, в том же родильном доме, что и вы. Не помните его, случайно? Странно, я думал, у вашей памяти вообще нет никаких ограничений. Но этого человека мы хорошо спрятали. Так что они пригласят вас. Буквально не сегодня — завтра. Вопросы остались?
— Можно подумать пару минут?
— Да. Но только пару. Через четыре часа вам предстоит аудиенция у нашего гения, он знает этих людей лично, обскажет вам технические моменты. Четыре часа до встречи — ваши, и я б на вашем месте их без толку не тратил.
— Спасибо.
— Спасибо будет потом. Когда все завершится нормально. Если завершится нормально, вы пойдете в отпуск. — Он подошел к окну и развернул жалюзи. — Давно были на родине?
— В прошлом году.
Полковник мечтательно потянулся, сцепив руки на затылке:
— Волга… мать вашу, как я вам завидую. А тут страшно после работы из кабинета выйти — как выйдешь, так удар хватит. От жары от этой. Взбесилась природа. А они еще другую реальность придумали. Муравейник им, видите ли, не нравится.
— Разрешите спросить?
— Да?
— Про «новорожденного» хоть что-нибудь известно?
— Ничего. Только дата и место якобырождения. Место вам не поможет. Белый, русский. Якобыродился первого апреля шестьдесят восьмого года. В день смеха, в год Обезьяны. Так что ищите человека приблизительно ваших лет, капитан. Это все, увы.
* * *У выхода Сергей столкнулся с секретаршей и опрокинул поднос с кофе. Поднос полетел в одну сторону, кофе — в другую, а девчонка застыла столбом, глядя на капитана.
— Извините, — улыбнулся Сергей, собирая то, что еще можно было собрать.
— Ну вот, — засмеялся полковник. — Ох уж, эти женщины. Где же ваша хваленая реакция, капитан?
— Разрешите реагировать?
— Реагировать у вас времени нет. Идите.
Девчонка так и повернулась вся за выходящим Сергеем, как подсолнух за солнышком. С открытым ртом.
— Ну, чего застыла? — улыбнулся полковник.
— Какой… красивый! — выдохнула девушка.
У полковника кольнуло внутри — не сильно, так, чуть-чуть. На нее ж даже обидеться нельзя, на дурочку, потому как она не по злобе, а от непосредственности… хотя по злобе-то как раз было б не так обидно.
— Может, ты лучше пол вытрешь, чем стоять, как статуй?
Но девчонка уже вышла из ступора, и, вместо того, чтобы вытирать пол, пошла к полковнику и уселась к нему на колени.
— Ну и что ты мне скажешь, горе мое? — спросил полковник.
— Спросить.
— Спроси.
— Я из-за двери про профессора слышала. Который революцию хочет сделать.
— Да ну?
«Этого еще не хватало».
— Я и думаю: может, его убить?
«Интересно, ты хоть понимаешь, что значит слово «убить»? Или для тебя как для ребенка: умереть — значит уехать далеко-далеко?»
Она действительно была дурочкой — без вариантов. Мать, правда, учительница, да отец — алкаш… дитя пьяного зачатия.
Но — хорошенькая. И забавная.
Для работы она, конечно, очень-очень не годилась. То чай на документы прольет, то еще чего. И язык вот без кости — что думает, то и лепит. Полковник не привык доверять своему персоналу, но бывает всякое. Вот хоть сейчас, с профессором. Все скоро закончится, а то бы пришлось этот язык укоротить… а жалко.
…потому что в постели с ней было все в порядке. Без изысков, просто каким-то первобытным чутьем она знала, что делать и как делать. И ничего себе не требовала, не то что нынешние продвинутые сучки. Просто ублажала мужика.
Полковник был не брезглив — меньше всего его заботило, что она добралась до его кабинета, последовательно перепрыгивая из одной офицерской постели в другую. Ее работа здесь началась с почетной должности уборщицы в холле. Даже там была бестолковая — то ведро опрокинет, то на фикус сядет.
— Мы не будем убивать профессора, — твердо ответил ей полковник. — Он нам нужен.
— Зачем?
— За надом. Не расстраивайся, мы его как-нибудь потом убьем. Попозже. Идет?
— Идет, — согласилась девушка. — Только не забыть.
Полковник погладил ее бедро.
— Слушай, кто тебе такое имячко придумал — Юдифь? Ты ж даже не еврейка. — Все евреи, которых знал полковник, предпочитали обходиться без заковыристых имен и, по возможности, русскими фамилиями — генетический страх геноцида. — Кто тебя так назвал?
— Мама. Это она всегда умности выдумывает всякие. Чтоб не как у всех. Да это ничего, я уж с детства привыкла.
Полковник решил-таки расчесать, где чешется:
— Так значит, понравился тебе капитан.
— Какой?
Непонимание было совершенно искренним.
* * *Страх — он разный. Страх, как эмоция — и как образ жизни. Страх души — и страх плоти. Бывает, человек смотрит на мир глазами страха. А бывает, что сам Страх смотрит глазами человека. Его Величество Страх.
Глаза, глядящие из-за грани. Такие неестественные на породистом, гладком лице, с которого они смотрят.
— Александр Тищенко, — представился капитан. — Вам звонили.
Ученый кивнул.
— Вы ждете приглашения и хотите получить информацию.
— Некоторую информацию я действительно хочу получить. Но приглашения не жду.
Математик вздрогнул. Его глаза еще больше потемнели.
— Я был приглашен в этот мир полгода назад, — быстро заговорил Сергей. — И не нужно беспокоиться. Я отключил камеры слежения.
Молчание. Тогда Сергей расстегнул рубашку. Чуть-чуть заметная на груди крестообразная отметина, нарочито перекрытая непристойной чернильной татуировкой.
— У нас совсем нет времени, — добавил он.
— Что вам нужно?
— Ваше уравнение. Уравнение реальностей.
— Кто вам сказал, что такое существует?
— Вы меня ждали.
— Неужели?
— Иначе зачем вам было водить за нос спецов сказкой про одиннадцатое июля? Одиннадцатое июля — послезавтра. И что вы будете делать?
— Черт! Да я просто тянул время — сколько мог.
— Вы тянули время, потому что ждали меня. Других шансов у вас нет.
— А вы — мой шанс?
— А на что вы рассчитывали? Для них вы — все едино, что пьяный палец на ядерной кнопке. А мы может и вытащим вас отсюда — если успеем.
«Если. Одно маленькое уточнение. Один мимолетный реверанс в сторону истины — и сразу насколько легче лгать. В глаза смертнику. Наверно и полковник с этого начинал. А сейчас ему уже не нужны припарки для совести.
Не дай бог… успеть зарасти этим».
Очень долгую секунду профессор изучал свои манжеты.
— Вы ведь считаете меня трусливым подонком, так? Вы — супермен, я — подонок. Которому повезло (или не повезло) иметь хорошие мозги.
— Я считаю гораздо проще, — осторожно ответил Сергей. — Когда человеку не за кого трястись, он трясется за себя. Природа пустоты не терпит.
— А вам есть за кого трястись?
— Есть.
— Когда же это вы успели?
— А это не от времени зависит.
— А от чего, интересно?
— От характера.
Ученый кивнул.
— Значит, я не трус, но эгоцентричная скотина. Тоже хорошо.
— Мы теряем время, — мягко напомнил Сергей.
— Время-время… Так когда вы, говорите, появились на свет?
— Полгода назад, — удивился капитан. — Когда и должен был.
— Тогда почему меня не покидает ощущение, что я вас уже видел?
— Ложная память. Неудивительно. У меня часто бывает. Удивительно, что и у обычных людей бывает тоже.
Ученый улыбнулся.
— Мы в принципе неправильно понимаем природу времени.
— Так может, с вашей помощью разберемся? С этим связано уравнение?
— Честно — не знаю. Узнает, может быть, тот, кто первый проверит расчеты эмпирически.
