Лао Шэ - Избранное
Гаома и в самом деле была практичной женщиной. После смерти мужа она все свои сбережения из месяца в месяц ссуживала слугам, полицейским или мелким торговцам — кому юань, кому два, — взимая самое малое по три процента. Бедняк, которому нечего есть, с радостью возьмет деньги и под сто процентов, если это единственный способ их раздобыть. Долги для бедняка погибель, он расплачивается за них своей кровью, но все-таки идет к ростовщику. Он готов на все, лишь бы передохнуть, и живет, стараясь не думать о завтрашнем дне.
Гаома сама испытала такую жизнь. Муж пьяный являлся к ней и не уходил до тех пор, пока она не доставала для него юань-другой. Если денег не было, муж устраивал перед домом хозяина скандал, и ей приходилось добывать их любой ценой. Сама жизнь привела ее к ростовщичеству. Гаома и не помышляла о мести за свои прошлые мучения, она считала, что делает доброе, разумное дело, выручая людей из беды. Так уж заведено: одним нужны деньги, другие готовы одолжить их, одни расставляют сети, другие в них лезут.
Раз в ростовщичестве нет ничего постыдного, рассуждала она, значит, надо действовать, не упускать своей выгоды. Надо быть дальновидной, ловкой и в то же время безжалостной, чтобы самой не попасть впросак. Она тратила на свои маленькие операции не меньше сил, чем управляющий банком, потому что они требовали большой осторожности и предусмотрительности.
И при большом, и при малом капитале в буржуазном обществе действует один и тот же закон: деньги просеиваются словно сквозь сито — вверху их много, внизу совсем мало, вверху остаются крупные, вниз попадает только мелочь. Иначе обстоит дело с принципами. Это и понятно: ведь принципы бесплотны и могут проскочить через любое, даже самое крошечное отверстие!
Все говорили, что Гаома жестока, и она сама признавала это. Но ее жестокость родилась от трудностей и нищеты. Стоило ей вспомнить о покойном муже и пережитых мучениях, как все вокруг начинало казаться несправедливым, бесчестным, и она закипала от гнева. Временами она бывала очень добра, но иногда не в меру сурова; она знала, что иначе в этом мире не проживешь.
Гаома не раз из добрых побуждений советовала Сянцзы отдавать деньги под проценты; ей хотелось ему помочь.
— Вот что я скажу тебе, Сянцзы, — говорила Гаома. — Если будешь держать деньги в кубышке, монета так и останется монетой, а если одолжишь их под проценты, одна монета родит другую, поверь мне! Сначала, конечно, все разузнай как следует, а уж потом давай. Для этого у тебя и голова на плечах. Если полицейский вовремя не заплатит процентов или не возвратит долг, иди к его начальнику. Одно слово — и его выгонят. Узнай хорошенько, когда он получает жалованье, пойди в участок, потребуй! Пусть попробует не возвратить! А барыш хороший. Главное — знать, кому можно одолжить, а кому нет. Послушай меня — не пожалеешь!
Сянцзы не знал, что отвечать. Пока он слушал Гаома, все виделось ему в радужном свете. Но когда он оставался один, наедине со своими мыслями, ему казалось, что самое верное — держать деньги при себе. Пусть лежат мертвым грузом, зато не пропадут.
Вот и сейчас он тихонько достал из своего тайника несколько юаней, заработанных за последние три месяца, — все серебряные — осторожно повертел каждую монету, стараясь, чтобы они не звякали. Какие они блестящие — душа радуется! Еще острее он почувствовал, что не в силах расстаться с ними, разве только отдать за коляску. Каждый живет, как может. Сянцзы так и не послушался совета Гаома.
В доме Фанов, где ему довелось как-то работать, вся семья от мала до велика, даже слуги, имели сберегательные книжки. Госпожа Фаи уговаривала и Сянцзы:
— На книжку можно положить даже юань, — почему бы тебе не завести свою? Недаром говорят: «Береги деньги про черный день». Пока молодой, в силе, ты всегда можешь подзаработать. Но в году триста шестьдесят пять дней, и не все дни безоблачные. Дело это несложное, надежное и выгодное. Когда нужно, сразу можно взять деньги обратно. Очень удобно! Иди принеси бланк, я заполню его, а то ведь ты писать не умеешь. Я тебе добра желаю!
Сянцзы знал, что госпожа говорит искренне, знал также, что повар Ванлю и кормилица Цинма имеют сберегательные книжки. Решился было и он завести себе счет. Но тут госпожа велела ему отнести в сберегательную кассу десять юаней. Сянцзы очень внимательно рассмотрел ее книжку: сверху какие-то иероглифы и маленькая красная печать, в общем, легонькая бумажонка. Когда он сдал деньги, в книжку вписали всего лишь несколько иероглифов и поставили еще одну маленькую печать. Он был уверен, что здесь дело не чисто: берут сверкающее серебро, пишут что-то, и готово. Нет, Сянцзы не попадется на эту удочку! Он заподозрил даже, что господин Фан вступил в сделку с этой сберегательной кассой. Он всегда считал сберкассу торговой фирмой, повсюду имеющей свои филиалы. Она, по-видимому, такая же почтенная, как самые известные торговые фирмы — Жуй Фусян и Хун Цзи, — наверное, потому госпожа так уговаривала его. Может быть, он ошибается, но все равно лучше держать деньги при себе. Куда надежнее! Деньги на книжке — это всего лишь несколько иероглифов!
Сянцзы знал, что возле банков и денежных контор легко найти пассажира и хорошо заработать. Если бы не полицейские, лучшего места для стоянки не сыскать. Но он не мог понять, что делалось внутри банка. Там наверняка кучи денег, но почему именно здесь ведутся все денежные операции? Двери банка перед ним были закрыты, и он не хотел попусту ломать себе голову. Многое в городе казалось ему непостижимым. Прислушиваясь к разговорам своих приятелей — рикш в чайных, он порой терялся: каждый болтает, что на ум взбредет, — поди-ка тут разберись! Ни слушать их, ни думать не хотелось. Он знал одно: если уж грабить, то лучше всего банк, а если не собираешься стать взломщиком, держи покрепче свои денежки и не заботься о чужих. Это казалось ему самым надежным.
Зная, что Сянцзы спит и видит свою коляску, Гаома снова принялась его уговаривать:
— Зря ты не хочешь отдавать деньги под проценты, ведь так ты быстрее купишь коляску. Будь я мужчиной, да еще рикшей, я непременно возила бы свою коляску; была бы сама себе хозяйкой и ни от кого не зависела! Назначь меня начальником уезда, и то бы не согласилась. Труд рикши тяжелый, но я бы взялась только за это дело! Даже полицейским не согласилась бы быть! Стоишь на улице и зимой и летом в одной и той же черной форме, а получаешь гроши, и никакого тебе дохода, никакой свободы. До старости стой да свисти, а надеяться не на что. Если хочешь побыстрее купить коляску, послушайся моего совета: собери компанию, этак человек десять — двадцать, пусть каждый внесет по два юаня. Ты возьми первый взнос. Сразу наберется юаней сорок, да и у самого, наверное, тоже кое-что скопилось. Берись сразу за большое дело! Купишь коляску, постепенно со всеми расплатишься. И выгодно и удобно! Как раз по себе! Решишься на это, я первая вступлю в пай, можешь не сомневаться! Ну, как?
Сердце Сянцзы забилось сильнее. Пожалуй, верно — нужно собрать тридцать — сорок юаней, прибавить к ним тридцать, что лежат у Лю Сые, и еще несколько юаней, которые ему удалось сберечь, — вот и наберется больше восьмидесяти. Если не сможет купить новую коляску, то подержанную всегда найдет. Пусть подержанная, зато своя, а со временем купит и новую. К тому же только так можно взять деньги у Лю Сые, иначе тот их не отдаст, а этого допустить нельзя.
Но где найти таких людей? Нужно, чтобы они тебе верили. Сегодня тебе нужны деньги, а что, если завтра понадобятся другим? Времена тяжелые, и затея эта ненадежная. Нет, самостоятельный человек не станет искать помощи у других. Сумеет купить коляску — купит, но не станет просить взаймы.
Сянцзы так ничего и не ответил. Гаома хотела было посмеяться над его нерешительностью, но, вспомнив, какой он простодушный, сочла за лучшее промолчать.
Когда Гаома ушла, Сянцзы одобрительно кивнул головой, гордясь своей стойкостью. Он был очень доволен собой.
Наступили первые зимние дни. По вечерам на улицах раздавались крики торговцев: «Жареные каштаны в сахаре! Орехи, земляные орехи! Горшки, кому горшки!»
Продавцы ночных горшков торговали заодно и копилками. Сянцзы купил самую большую. Он был первым покупателем, и у торговца не оказалось сдачи. Сянцзы приглянулся самый маленький зеленый горшочек, и он с легким сердцем сказал:
— Сдачи не надо, я возьму еще вот эту штуку.
Оставив копилку у себя в комнате, Сянцзы взял горшочек и пошел к хозяевам.
— Маленький господин еще не спит? Я принес ему интересную игрушку!
Как раз в это время взрослые любовались, как купается Сяо Вэнь, сынишка господ. Увидев «игрушку», все расхохотались. Господа ничего не сказали, им, видимо, было неловко за Сянцзы, но подарок следовало принять — ведь Сянцзы хотел сделать им приятное! Поэтому они поблагодарили его. Однако Гаома не удержалась:
