Ганнибал - Лиловый (II)
Вскоре ее слова сбылись: на горизонте показалось что-то темное, потом это темное резко увеличилось в размерах и наползло на синие волны, съело их собой. Несколько раз внизу проносились небоскребы, хоть и совсем не такие, как в Ритире, а иногда Леарза с волнением замечал крошечные точки, похожие на обычные маленькие домики.
— Там будто дома, — сказал он, только что не прижимаясь лбом к стеклу. — В них живут люди?
— Ну конечно, живут. Это усадебный район, — пояснила Тильда. — Ты, должно быть, уже знаешь, люди на Кэрнане могут выбирать, где им больше нравится жить. Это когда-то давно планета была перенаселена, и отчасти поэтому появилась мода на высоченные небоскребы, но потом наступил экологический кризис, и пришлось осваивать соседние планеты. Примерно в то время мы заселили Эйреан, профессор не рассказывал тебе о нем?..
— Нет еще.
— Эйреан ближе к солнцу, чем эта планета, — сказала девушка. — И вертится вокруг своей оси медленнее. Жить там совсем непросто, приходится строить колонии, которые больше напоминают собой крепости, даже, может быть, норы. Заселены и другие планеты, в соседних звездных системах. Так вот, с тех пор на Кэрнане живет сравнительно немного людей. И поэтому они стали селиться отдельно друг от друга, в таких вот уединенных усадьбах. Поначалу из-за этого разрушали городские районы, сносили небоскребы, а на их месте тоже строили особняки, но потом все-таки решили оставить несколько старых городов, тоже в качестве памятников-заповедников. Может, как-нибудь мы свозим тебя и в такое место! У нас, например, всех школьников в обязательном порядке водят на экскурсию в Эргест, ведь этот город был оставлен в назидание потомкам.
— Ну, мы прибыли, — перебил ее Корвин. И действительно, машина принялась опускаться; Леарза уже привык немного к тому, настолько стремительно это происходит, но все равно нервно екнуло сердце, и все существо ожидало падения, но в салоне аэро ничего не чувствовалось, будто это земля резко помчалась вверх, а они оставались на месте.
Через мгновение их уже окружали невысокие скалы, поросшие травой, словно шерстью. В иных местах, тут и там зияли черные раны: иссеченные бока некоторых скал обнажали черную пористую породу. Аэро опустился на гребень пологой горушки, склон которой скатывался к зеркальной поверхности озерца. Вода была настолько неподвижной, что отражала в себе черепахово-пятнистое небо с потрясающей точностью, и казалось, что это на самом деле провал в потустороннюю реальность, где все опрокинуто вверх дном.
Ни намека на деревце или кустик; только эта пушистая, мягкая даже на вид трава. Андроиды беспечно переговаривались, суетясь вокруг аэро, а Леарза отошел в сторонку и смотрел на озеро, не сводя взгляда. Чужая красота зацепила его.
— Хочешь посмотреть на озеро поближе? — над ухом спросила его Тильда, и он резко обернулся к ней. Девушка стояла рядом, улыбаясь, и еле заметный ветерок колыхал ее светлое платье. Леарза не помнил в те моменты, что она — андроид, об этом невозможно было помнить, ее ноги утопали в светло-зеленой траве Гвин-ап-Нуда, платиновые локоны скользили по плечам туда и обратно, повинуясь колебаниям воздуха, и она казалась сотканной из солнечного света и неба.
— Конечно, — согласился он. И Тильда пошла по склону, беспечно размахивая руками, по-девичьи раскрыв ладони. Леарза пошел следом, а за его спиной пререкались Сет и Корвин, потом раздался громкий звон чего-то стеклянного и напуганно-сердитые вопли обоих.
— Много-много веков назад, — сказала Тильда, не оборачиваясь, — люди, жившие на Тойнгире, считали это место священным. Они думали, что главный бог, бог неба, живет здесь, ночует в озерах, а если он прогневается, то извергаются вулканы, и небо застилает пеплом. Сейчас в богов, конечно, никто не верит, но, когда смотришь в эти озера, ничуть не удивляешься, что древние так думали.
Они подошли к самому берегу озера и остановились; белые тапочки Тильды едва не касались воды, а Леарза видел в ней свое отражение, взъерошенные русые волосы на фоне бесконечного неба, и у него даже закружилась голова: на мгновение ему показалось, что это его двойник в воде стоит прямо, а он сам висит вниз головой.
— Так вы тоже верили в богов когда-то, — заметил он вполголоса. Мысль о богах казалась ему правильной и подобающей месту; здесь вполне мог бы жить какой-нибудь, немного жестокий, но большей частью справедливый.
— Конечно, — пожала плечами Тильда. Позади них приближались голоса: Сет и Корвин спустились по склону тоже, и лысоватый музыкант бросил на траву широкое пестрое покрывало, которое до того тащил на плече, а Корвин подошел к берегу и остановился по другую сторону от Леарзы, тоже заглянул в водяное зеркало. Оно послушно отразило его орлиные черты, хоть и сделало глаза почти черными, как два омута над птичьим клювом-носом.
— Это естественная эволюция человеческого мировоззрения, — благодушно сообщил Корвин, покосившись на Тильду. — Видишь ли, на заре своего существования человек был жалкой букашкой, тусклой искрой во мраке бесконечного космоса. Он ничего почти не знал о законах этого мира, и они пугали его, потому человек и придумывал свои объяснения той или иной силе, а потом стал считать, что силы природы можно умаслить молитвами и жертвами.
— Завел шарманку, — перебил его Сет, хлопнув по спине. — Тебе не кажется, что лекций парню хватает и у профессора в институте?
— Нет, мне интересно, — возразил Леарза. — Скажи, почему люди перестали верить в богов?
— Ну, потому что тусклая искра все разгоралась, пока не превратилась в пожар, — с философским видом пояснил Корвин, — и этот пожар осветил целую галактику, но богов так и не выявил.
— Он хочет сказать, что за прошедшие века люди так и не нашли никаких доказательств существования высших сил, — фыркнул Сет, плюхнулся на свое покрывало. Тильда обернулась, покосившись на него, и села рядом.
— Правда, и доказательств их отсутствия — тоже, — улыбнулся журналист. — Но в ходе истории само собой так сложилось, что наш народ не очень-то охотно верит в неопределенное.
— Так давайте займемся чем-нибудь более определенным, — бодро предложил Сет и полез в сумку, брошенную кем-то из них в траве. — А, проклятье, я инструмент в аэро позабыл!
И он, вскочив, немного смешной трусцой направился наверх по склону. Корвин опустился на покрывало, занялся оставленной Сетом сумкой. Тильда сидела, обхватив себя ладонями за колени, и смотрела на озеро.
Леарза думал о том, что раньше не приходило ему в голову: люди Кеттерле не всегда были такими, какие они есть. Ведь некогда его собственные предки составляли с ними один народ… но их пути разошлись. Через какие же тигельные печи шли эти люди, что стали холоднее металла?
— Мне кажется, — наконец негромко сказал он, обращаясь преимущественно к Корвину, — что боги как-то связаны… с чувствами. У нас им пели гимны… а сколько всего вкладываешь в молитву!..
Журналист вытащил из сумки бутылку и фыркнул, пожав плечами.
— Хочешь сказать, современные люди бесчувственные.
— …Есть немного, — буркнул Леарза. — Поначалу я не понимал, в чем причина, но сейчас начинаю понимать. У них у всех лица, как маски! Кажется, будто они умеют только улыбаться, а на большее не способны.
Корвин открыл бутылку и поднял глаза к небу; его острое лицо приняло задумчивое выражение.
— В их головах холодные машины, — произнес он. — Но сердца у них живые…Ты знаешь, парень, в определенную эпоху очень многие поэты писали стихи на эту тему.
— Оседлал своего любимого конька, — негромко заметила Тильда и хихикнула. Леарза смотрел на Корвина в упор и не заметил, как сзади подошел Сет, снова уселся на покрывале, обнимая что-то; Корвин бросил на того взгляд и сделал малопонятный жест рукой с бутылкой.
— Если бы у них было сердце, — сказал Леарза, — они бы не стали смотреть, как гибнет моя планета, сложа руки.
Никто не ответил ему на этот раз; Тильда опустила голову, теребя тонкими пальцами травинки, Корвин снова уставился на озеро. Потом звучным голосом выразительно прочитал:
— Может, в голове моей зима и мороз,
По-машинному рассудок остер.
Только в сердце сквозь века я пронес
Негасимый костер.
В руках Сета раздался звон струн. Леарза от неожиданности дернулся и наконец обернулся на него: андроид держал музыкальный инструмент, отдаленно по форме напоминающий барбет, с длинным грифом и плоским корпусом обтекаемой формы.
— Лишенные эмоций люди не пишут стихов, — мягко заметил Корвин. — Поначалу андроиды вовсе не умели этого делать, но когда наши создатели наделили нас эмоциями, мы научились. Как думаешь, почему мы так отличаемся от них? Кажемся живее?
— …Не знаю, — смутился Леарза.
