Юрий Фатнев - Ладья Харона
Из таких мгновений была соткана ее внутренняя жизнь, и грубый внешний мир мог разрушить ее оболочку, но был бессилен захватить ее душу, в которой рождалась новая песня:
По барханам бредут колокольчики.
А вокруг, а вокруг ни души.
Лишь дрожат на пути незаконченном
Раскаленные миражи.
Что еще не досказано в этой истории?
Явился к пещере козерог. Искал Ездру. Но тот забавлялся с Маахой. «Ах так!» — стукнул копытом козерог о замшелый камень, на котором любил отдыхать Лот. И в тот же момент на лбу Ездры выросла здоровенная шишка на память об удаче, проскакавшей мимо.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Скорая помощь, куда несколько милиционеров наконец–то затолкали поэта, бодро рванула в психушку. Казалось, ей передалось настроение стражей порядка. Подумать только — какой чести они удостоились… Успешно справились с заданием самого генсека Порчи. На счету уголовников Богданко было немало преступлений, но впервые они арестовывали поэта. Два десятка зевак сбежались на редкое зрелище. Среди них не было выпрямителей извилин. Бойцы невидимого фронта скромно держались в тени, втайне благодарные арестованному. Не будь диссидентов, не было бы продвижения по службе. А так — глядишь, звание повысят, орденок повесят. За рвение. У них было правило — диссидентов надо растить…
На выезде из Бежицы, на пересечении улиц Ульянова и Больничной машина затормозила. Из–за гастронома на красный свет, игнорируя правила уличного движения, торжественно выехал на Росинанте Дон Кихот. Он был в полном вооружении. «Наверно, рыцарь печального образа заезжал ко мне, — с грустью подумал Замышляев. — Но как всегда опоздал».
Дон Кихот проскакал по воздуху над троллейбусными проводами, не заметив того, с кем хотел познакомиться, чтобы вдвоем в этой варварской стране защищать права человека.
В последнее время Замышляев часто вспоминал град, где его застала перестройка. Заново перечитал эпохальный труд Саллюстия Самоварова.
Вот что сообщал знаменитый историк в своей всемирно известной «Болваниаде».
Продолжение. Начало в №«№ 2–3, 2014 г. Болванск начинается с кладбища. У входа на древе огромная, в трещинах, доска. На ней выведено: «Правила пользования кладбищем».
Странник! Заучи их, вступая в сей град. Жизнь его — кладбище здравого смысла.
Достойна умиления любовь болванов к чистоте и благопристойности — все свои недостатки, недоделки, пустыри, затянувшиеся на десятилетия стройки, покосившиеся домишки, просто свалки мусора, канавы, лужи и пр. и пр. они огораживали фанерными щитами с громогласными рапортами о победах и завешивали лозунгами, игравшими роль фигового листка, прикрывающего к тысячелетию града болванскую срамоту.
Прохожий! Устыдись и не пытайся заглянуть за щит или лозунг, не любопытствуй наподобие гоголевского героя: «А что это у вас, прекрасная Солоха?»
Жители Болванска поголовно с рождения были неизлечимо больны простодушием. Они всерьез полагали, что милиция существует для защиты их от убийц и жуликов, а не представляет собой цвет этой самой уголовщины. Болваны и болванки верили, что в сумасшедших домах держат исключительно сумасшедших… А должностные лица — вне всякого сомнения — нормальны…
Не чуждо было болванам стремление к вечным идеалам.
В болванском парке существовала аллея, уставленная гипсовыми головами классиков отечественной литературы, которым простодушные болваны публично били морду чем придется — камнем, осколком кирпича, подвернувшейся железякой, таким наивным образом выражая свою извечную тягу к свободе, равенству, братству.
Болваны вынуждены были хоть чем–то походить на людей, потому чтили великих.
Чтили так: едва он (великий) заводился в гуще болванской жизни, они его обнаруживали, изгоняли, ломали ноги, сажали в психушку — предлог в Болванске всегда находился, а вячеславов андреичей хватало, поставят любой диагноз, какой власти потребуется. Ну а потом, попадая в другие страны, с удивлением замечали: опять убили не того. Оказывается, это был их великий поэт (или художник, ученый, композитор).
В общем, чтили они на патриархальный лад: вдоволь попляшут вокруг своей жертвы, проломят дубиной череп, слопают, обсосут до косточки, а уж потом, отдуваясь и поглаживая чрево, констатируют: «А покойничек, ей-Богу, был неплох…»
Ученые всех стран веками седели, пытаясь постичь загадочную болванскую душу, понять логику ее движений. Но она не подчинялась логике. Все попытки смоделировать подобную ей систему оканчивались крахом.
Болваны строили дома, в которых невозможно было жить.
Посещали школы, в которых нечему было научиться.
Шили обувь, одежду, которую сами не покупали.
Писали книги, заведомо не нужные никому.
Без устали трудились над картинами, на какие глаза бы не глядели.
Голосовали за власть, главной целью которой являлось как можно больней отомстить своим гражданам за оказанное доверие.
И так до бесконечности.
Кто–то пустил слух: якобы болваны напрочь лишены религиозного рвения. Этому голословному утверждению противостоит общеизвестный факт. Жители Болванска свято соблюдают обычай — на пасху красят яйца гипсовых львов, сидящих на постаменте перед милицией.
Вообще верность традициям была характерной чертой жителей этого славного града.
Больше всего болваны были озабочены тем, как бы случайно не совершить чего–нибудь такого, что сделало бы их людьми.
До скончания веков они желали оставаться болванами.
И это закономерно. В чем заключалась главная задача болванских идеологов? Воспитание у широких трудящихся масс непреодолимого и всевозрастающего отвращения к умственной деятельности.
Переходя к главному лицу Болванска, необходимо совершить исторический экскурс.
Голова Цезаря Бай — Стрюченко была изготовлена в той же мастерской, что и голова губернатора Глупова Органчика.
В 1917 г. это предприятие было национализировано в числе первых. Новой властью легко был усвоен нехитрый способ штамповки органчиков, и конвейер заработал полным ходом. А тут еще вполне естественный энтузиазм масс. Соревнования. Догоним и перегоним… Короче, страна в избытке получила то, в чем нуждалась… Правда, кое–что пришлось заменить в новой серии органчиков.
Новая серия, возникшая благодаря чуткому руководству Порчи, отличалась тем немаловажным качеством, что была способна безболезненно заменять одни цитаты на другие, в зависимости от того, кто в данный отрезок времени являлся вышестоящим начальством. Причем прежние цитаты забывались начисто. Даже то, кому они принадлежали. Так сказать, способность к перестройке своего внутреннего мира.
Весь мир поражался выносливости болванов.
«Болван выдержит все!» — все слышали этот гордый лозунг. А сегодня…
На международном конгрессе делегаты стоя приветствовали болвана: «Глядите! Поразительно — он еще бегает!»
Они не догадывались, что бегал он на допинге: делегату Болванска вручили две банки «Славянской трапезы»…
Делегации многих стран обратились к отцам города с просьбой поделиться опытом, как вывести болванов. Они так дешевы… Поддаются дрессировке…
Болванская Академия тьмы наук дала исчерпывающий ответ, показав пример международного сотрудничества: «Берешь обычного человека, новорожденного. Потом — ясли, школа, СПТУ, институт, профсоюз… Глядишь — готов болван!»
Величайшему реформатору и гуманисту всех времен и народов генсеку Порче, неустанно думающему, какое бы коленце еще выкинуть, чем бы занять своих граждан, наконец удалось решить эту проблему, как он любил выражаться, бескровными методами. Раньше как было? Мыкались болваны по белому свету, не находя себе дела. То щит свой сдуру приколотят на вратах Царьграда. Ну скажите, кому такое нахальство понравится? То рванут в Тьмутаракань, то хазар раздолбают, то в Сибирь ринутся. А то взяли моду — бунтовать против власти. Всякие емельки и стеньки противоречили крылатому выражению генсека Порчи: «История делается не на площади». И он доказал это, найдя для жителей Болванска достойное занятие. Всего один пример, речь о котором впереди, хотя можно было бы привести их миллионы.
Известный всему миру путешественник Збигнев Галчинский, ну, тот… непревзойденный охотник за человекообразными обезьянами, на Северном полюсе обнаружил очередь. Обладая природной любознательностью и неистощимой жаждой докапываться до сути необычных явлений, он три раза вместе с очередью обошел земной шар и в результате обнаружил другой ее конец — в славном граде Болванске давали крышки для закатывания банок.
Благодаря последовательной и неутомимой реформаторской деятельности генсека Порчи, желавшего приобщить соотечественников к западной культуре, изменился внешний вид содомлян, и болванов в частности.
