Урсула Ле Гуин - Морская дорога
- А ваши-то веселятся вовсю! - сказала она. - По-моему, это просто прекрасно!
У него прямо сердце упало; упало буквально, физически; чуть ли не на дюйм или даже больше; провалилось куда-то в желудок.
- Я работаю в Салеме, - сухо заметил он.
Это прозвучало довольно странно, и он прибавил:
- А у вас, оказывается, очень милый городок.
Она поняла, что сказала что-то не то, но не догадалась, в чем ее ошибка.
- Да, здесь действительно очень тихо, спокойно, - сказала она. - С вас за все десять долларов. Желаю вам хорошо отдохнуть! Берегите себя!
"Да мне же всего пятьдесят два!" - отчаянно воскликнул в душе Уоррен, но вслух не промолвил ни слова.
Широкополая панама, уложенная в бумажный пакет, была теперь у него в руках, но возвращаться на пляж, где резвилось это старичье, ему расхотелось, и он двинулся на север по Льюис-стрит, потом по Пихтовой улице добрался до Кларк-стрит. Там был небольшой парк, который Уоррен заметил еще после ланча. В этом парке он и решил посидеть, прикрыв панамой лоб и нос.
Он уселся на скамью в пятнистой тени огромных черных деревьев, клонившихся к земле, которые росли тут повсюду. Почему-то он чувствовал страшную усталость и какую-то сонливость. Но ведь в конце концов именно для этого он сюда и приехал - чтобы расслабиться.
Пронзительно орали чайки, хрипло каркали вороны, детские голоса доносились из разных уголков залитого солнцем и заросшего сорными травами городского парка Клэтсэнда. Все это создавало некий монотонный шумовой фон, изредка нарушаемый далекими глухими ударами - должно быть, океанские волны бились о берег и откатывались назад. Из мощных зарослей рододендрона, покрытого пурпурными цветами, вдруг вылетел ребенок. Вылетел в буквальном смысле этого слова. Потом он исчез, но вскоре появился снова и полетел в прежнем направлении. Это было такое замечательное зрелище - летящий в солнечном свете ребенок, - что Уоррен в своем усталом отупении решил воспринять это просто как данность.
Второй ребенок, побольше, в красно-бело-синей майке для регби тоже перелетел через заросли рододендрона и резкими нырками, точно ласточка, двинулся по воздуху в том же направлении.
Уоррен легонько вздохнул и встал. Он не спешил.
Третий ребенок проплыл мимо него, когда он шел через заросшую травой лужайку, чтобы заглянуть за зеленую стену рододендронов.
Власти Клэтсэнда давно уже построили площадку для скейтбордистов - цементный овал с круто поднимавшимися вверх стенами и по форме напоминавший цифру 3, - и детишки один за другим взмывали над этой стеной с легким грохотом и пристукиваньем, пролетали по воздуху и тут же ныряли вниз, точно ласточки с утеса.
Уоррен довольно долго наблюдал за ними, пребывая в полном и совершенно идиотическом оцепенении сонного, разморенного жарой человека. Летающие дети были прекрасны и молчаливы. Они летали, опускались на землю, обходили площадку по траве, держа скейтборд под мышкой, и становились в очередь, чтобы снова взлететь.
Один мальчик остановился рядом с Уорреном; доска торчала у него под мышкой, но в очередь он вставать не спешил.
- Должно быть, здорово, да? - тихо и серьезно спросил его Уоррен.
- Забава для малышни! - сказал мальчик.
И тут Уоррен понял, что этот мальчик года на два старше тех, что летают сейчас, а может, даже и года на четыре-пять. Уже не ребенок, а подросток, юноша!
- Они не любят, когда мы площадку захватываем, вот и приходится ждать, - терпеливо пояснил подросток. На Уоррена он ни разу не взглянул - чего ему на него смотреть? - и больше ничего не прибавил. В тени рододендронов сидели еще подростки, ожидая своей очереди.
Уоррен стоял и смотрел на летающих детей, пока от жары у него не начало стучать в висках. Тогда он медленно побрел назад, в мотель. Миссис Бриннези возилась перед домиками, выдергивая крохотные сорняки из ящиков с ноготками и бархатцами.
- На пляже для вас сейчас слишком жарко, да? - спросила она с улыбкой, снова как бы завидуя ему, и он ответил:
- Да, жарковато, - хотя она прекрасно видела, что он пришел совсем не с той стороны, где пляж.
Он заметил, что та милая дама, которая тогда пригласила его за свой столик, входит в номер 16, и поклонился ей. Она улыбнулась:
- А, это вы! Добрый день! Как вам тут? Весело?
- Да, очень хорошо, - сказал, сдаваясь, Уоррен. - А вам?
- О да! Но только на пляже сегодня слишком жарко.
- Я ходил в парк. Смотрел, как дети на скейтбордах катаются.
- Ах, какая дрянь, эти скейтборды! - сказала она с искренней уверенностью, что он с ней заодно. - Налетят сзади, ты и понять ничего не успеешь, а тебя уже с ног сбили! Эти дурацкие доски запретить следует! Особым законом!
- Да, наверное, - вяло откликнулся Уоррен. - Ну, доброго вам дня! - и он поспешил скрыться за дверью своего домика.
- О да, конечно! И вам того же! - крикнула она ему вслед. - И главное - берегите себя!
Внутри и снаружи
Из пласта глины толщиной в четверть дюйма Джилли вырезала прямоугольники для боковых стенок, а также заднюю стенку и фасад - квадратики, сходящиеся кверху "домиком". Глина напоминала масло, когда в него сахар вбиваешь - густая и зернистая. Специальный ножик для разрезания пласта выглядел в толстых пальцах Джилли совсем маленьким, но двигался уверенно и прямо, под нужным углом, делая очень точный и очень тонкий надрез.
Кончиком ножа она вырезала в боковой стене довольно низкое оконце, затем еще одно, маленькое, в задней стене почти под самой крышей и дверь в передней стене. Потом отщипнула от большого куска небольшой кусочек глины и старательно размяла его, превращая в некое неровное основание, "землю", на которой по очереди воздвигла стены, прочно соединив углы смоченными в воде пальцами, а потом еще разок пробежав мокрыми пальцами по шву. Фронтон был вставлен последним и точнехонько вошел в отверстие между боковыми стенами. Теперь на измазанной глиной вращающейся подставке стоял настоящий (только без крыши) домик трех дюймов в длину и двух в вышину.
Племянницы оставили ей немного формовочной глины; комок лежал у нее в ящике письменного стола, и она время от времени отщипывала от него по кусочку и лепила маленьких зверюшек, какие-то странные морды и прочую ерунду, а потом снова скатывала свои "изделия" в комок и возвращала обратно - в тот же маслянистый ком, что лежал в ящике стола. Джилли было немного стыдно играть в такие детские игры и лепить такие по-детски уродливые фигурки, но шить она ненавидела, а от чтения ее уже тошнило. И она все время вспоминала те крошечные глиняные домики, что видела однажды в Чайна-тауне - коричневые и очень хрупкие.
Однажды, когда с ее матерью пришла посидеть Кэй Форрест, Джилли отправилась за покупками в "Хэмблтон" и по пути заехала к Биллу Уэйслеру, чтобы узнать, какой сорт глины ей купить - ну, просто для забавы.
И Билл подал ей небольшой, но ужасно тяжелый бумажный мешок с какой-то сухой пылью. А еще он дал ей два специальных ножа для работы с глиной и старый вращающийся столик для лепки и сказал, что все свои изделия она сможет обжечь у него в печи - в килне, который он называл "кил". Только предупредил, чтобы она не делала стенки слишком толстыми и обязательно снимала шпателем все излишки глины, иначе изделие может просто взорваться или лопнуть в жаркой печи.
Джилли все порывалась уйти, но он все продолжал говорить, объясняя, как замешивать глину, как снимать лишний слой и для чего его потом использовать; еще он сказал, чтобы она непременно на ночь накрывала глину и изделия из нее влажными тряпками, а когда она уже села в машину и тронулась с места, он заорал ей вслед, что если она захочет поучиться делать всякие горшки, то может в любой вечер заходить и заниматься с ним на его гончарном круге. После этого ей ужасно захотелось оказаться у себя в офисе и сообщить коллегам: "Он сказал, что я могу в любой вечер к нему заходить и заниматься с ним на его гончарном круге!"
Матери такая шутка вряд ли понравилась бы; она бы точно сочла ее весьма сомнительной. Мать считала, что мужчинам, в общем, разрешается отпускать порой подобные шутки, но сама, будучи женщиной достойной, их не понимала и понимать не хотела.
Если честно, то уже сама по себе идея чем-то заниматься с Биллом Уэйслером была слишком пугающей, чтобы казаться смешной, и все же Джилли было интересно заглянуть к нему в хижину - полки, полки, полки и на них ряды, ряды, ряды всяких мисок, плошек, чашек, кашпо и ваз, которые он продает в Портленде; одни еще необожженные, а некоторые уже и обожженные, и раскрашенные. Она знала, что этим Уэйслер зарабатывает себе на жизнь, но ей как-то никогда не приходило в голову, что он весь день (да и всю ночь, возможно, тоже) только и занимается тем, что делает горшки и плошки, и руки у него постоянно в глине.
