Владимир Головин - Бронзовый топор
К концу ночи из леса вышел матерый секач. Не доходя до камышей, он остановился, долго нюхал воздух, поворачивая рыло то в одну, то в другую сторону. Затем продвинулся вперед и снова остановился, уже совсем близко от охотников. Гирр знаком запретил его тревожить. Кабан какое-то время стоял неподвижно, выделяясь темной глыбой на снегу, затем неторопливо вернулся в лес. Весь день охотники не покидали засады, не разводили огня, перекусив вяленой рыбой и утолив жажду снегом. Едва наступили сумерки, кабан-вожак вышел на прежнее место.
Гирр понимал, что секач — опытный и, видимо, не раз встречался с человеком. Такого гиганта стороной обходили медведи, не всегда решался атаковать даже тигр. Два дня назад секач видел на болоте людей и теперь проявлял особую осторожность. Он тихо хрюкнул и наконец двинулся вперед краем камышей, тотчас из леса появилось стадо, растянувшись цепочкой вслед вожаку. Охотники нетерпеливо поглядывали на Гирра, ожидая его команды. Вождь лесного племени лежал неподвижно, и, только когда с охотниками поравнялись последние молодые свиньи, он подал знак. Свистнули стрелы. Пять кабанов забились на снегу, два с торчащими в боку стрелами умчались за стадом. Гирр поднял ладонь, удерживая охотников в засаде. Из сумерек вынырнула темная громада секача. Он, угрожающе хрюкая, топтался возле умирающих кабанов, не видя врага. В тупой ярости пробежал несколько раз взад и вперед по следу, оставленному стадом, и наконец ретировался.
Сын Агу считал, что секач обогнет болото и другой стороной поведет стадо в лес, но лай собак, шум отряда, что ушел с Зулом, и огонь заставят его повернуть на прежнюю тропу, однако место гибели собратьев он постарается обойти. Поэтому отряд Гирра переменил позицию, перебежав шагов триста вперед.
Прошло немало времени. Потянул северный жгучий ветерок. Охотники лежали без движения, зарывшись в снег среди тростников. Наконец за болотом залаяли собаки. Скоро послышалось сопение бегущих кабанов. На этот раз впереди мчались матки, секач, видимо, замыкал стадо. Стрела Гирра свалила переднюю свинью. Получилась заминка, часть свиней бросилась в сторону. Стрелы с тонким свистом разили наповал. Секач уже точно знал, что имеет дело с людьми, и пролетел мимо без остановки. Ни одна стрела не коснулась его. Раненый вепрь не уступает, а вождь не хотел рисковать жизнью мужчин.
Такой удачной охоты не помнили люди лесного племени.
Глава четвертая
Терпение и мудрость
1
В темной дали замелькала цепь красных точек. Тур-вожак поднял голову и огляделся. Точки двигались, приближаясь с трех сторон. Он втянул ноздрями воздух и уловил слабый запах дыма. Страшный красный зверь был ему знаком. Когда тур был еще сосунком, полстада погибло в лесном пожаре, а ему самому больно обожгло бок. Остатки стада тогда вожак завел в реку, и злой красный зверь прошел берегом, испугавшись воды. Быка охватило беспокойство, он коротко рявкнул и решительно направился в сторону, где не было зловещих точек. Дремавшие турицы и телята вскочили, последовали за ним. А огни все наступали, временами взвивались языки пламени. Сомнений не осталось: приближался красный зверь. Вожак проревел тревогу и побежал…
Гирр все рассчитал верно. Заранее заготовили и просушили смолье, навязали снопы тростника. Каждый охотник размахивал факелом, тесня стадо, и изредка поджигал вязанку тростника, создавая впечатление пожара.
…Стадо туров бежало к загону. Впереди выросла стена леса. Вожак замедлил бег и совсем остановился. Он вспомнил, что в лесу пожар особенно страшен. Но медлить было нельзя, позади крутились огненные языки, ноздри щекотал отвратительный дым. Вдруг вожак уловил дыханье воды. Река! В ней спасенье! Бык без колебаний бросился в горловину загона, за ним, напирая друг на друга, ввалились турицы. Вожак оглянулся: в горловине, через которую он только что провел стадо, пылал пожар, с треском и грохотом падали деревья. Бык был готов на смертельную схватку за своих самок с любым врагом, но от красного зверя можно только убежать или спрятаться в воде. Бык полетел к реке, у самого края отвесной скалы он остановился, с минуту глядел в воду, но прыгнуть в реку не решился. Повел туриц вдоль берега, в дальний край загона, ища спуск к воде. Спуска не оказалось. Через мелкий чащобник вожак вломился в лес, встретив завал, попытался рогами и грудью проломить или расшвырять его. Вылетел на поляну, с разгону бросился на завал в другом месте… в третьем… Его рев раскатами грома рокотал над рекой и лесом, темная громада мускулов таранила и таранила загон, и, казалось, никогда не будет этому конца… Но все было напрасно. Великаны-деревья, переплетясь сучьями, не дрогнув, выдерживали лобовой удар свирепого тура. Он изранил себе все бока, из разбитого надбровья сочилась кровь, и, что страшнее всего, — надломил рог у самого основания. Бык звериным чутьем понял, что в следующую весну его прогонит из стада соперник. Вожак лишился главного оружия, а безоружный вожак — не вожак[6].
Турицы сгрудились на поляне и ждали, куда поведет их вожак. Тур подошел к ним, без видимой причины отшвырнул крайнюю самку могучим лбом и отвернулся. Прислушался, приподняв голову. Тихо. Пожар умер, только во влажном воздухе еще висел слабый запах дыма. Рядом звенел ручей. Бык напился прохладной воды. Напились и турицы, затем улеглись в траву и начали пережевывать вечную жвачку. Бык стоял неподвижно, опустив косматую голову. Тысячелетний опыт предков говорил ему, что опасность не миновала и надо быть настороже. Тур издал слабый звук, видимо, предупреждая самок, чтобы оставались на месте, и без прежней ярости начал тщательно обследовать завал метр за метром. Дойдя до горловины, постоял в отдалении и вернулся к турицам.
Гирр, Кри и другие охотники спустились с деревьев. Вождь оставил несколько мужчин во главе с Юмом наблюдать за турами и охранять их от хищников, сам в окружении охотников направился в поселение. «Спасибо вам, духи, — думал Гирр, — что привели тропу моей жизни в племя сына Барса и назад в лесное племя. Я не забуду вашей доброты ко мне. Помогите и дальше в начатом деле».
Весть о неслыханной победе охотников растревожила поселение. Женщины, подростки и дети встретили их у пылающего родового костра. Все родичи и сама Агу не скрывали ликования. Шутка ли! Только взрослых туров загнали в ловушку чуть меньше, чем пальцев на руках и ногах у двух человек! Мать матерей подняла руку, требуя тишины. Родичи притихли.
— Хвала великому вождю Гирру, победителю туров! — объявила Агу и склонила перед ним седую голову.
— Хвала Гирру!
— Хвала великому вождю!
— Хвала победителю туров!
Гирр властно вскинул руку с растопыренными пальцами. Родичи смолкли на полуслове. Вождь сурово оглядел их.
— Люди лесного племени, — заговорил он с расстановкой, — вождь Гирр кланяется вам, что не ослушались его, что подчинились его воле, что вынесли и недостаток пищи, и недостаток шкур, но построили загон и победили туров. Кланяюсь вам, могучие люди лесного племени, — Гирр опустился на одно колено и склонил голову.
Стояла гробовая тишина. Такого никогда не было. У Кри повлажнели глаза. «Мудрости Гирру не занимать», — подумал он. Вождь выпрямился, снова вскинул руку и провозгласил:
— Хвала лесному племени!
— Хвала лесному племени! — радостно подхватили родичи. Гирр молча подождал тишины, спросил:
— Где Султ?
Шаман протиснулся вперед, но остановился в отдалении и склонил голову, боясь взглянуть на грозного вождя.
— Великий шаман Султ! — тем же твердым голосом заговорил Гирр. — Три дня и три ночи возноси хвалу духам и богам, корми их самым жирным жареным мясом, проси новых удач лесному племени и его вождю.
Султ упал на колени и кивал головой, слова застряли в его горле. Кри спрятал улыбку. Он знал, что шаман будет служить вождю как верная собака.
До рассвета пировало лесное племя, празднуя победу, хотя до победы было очень далеко, о чем знал, пожалуй, только Гирр.
2
Турицы спокойно паслись, загребая шершавым языком молодую траву, пили проточную воду, кормили молоком детенышей-сосунков, пережевывали жвачку и приносили приплод. На отдых уходили к обрывистому берегу реки, где обдувал ветерок и меньше надоедали насекомые. Травы, воды и простора в загоне хватало, животных никто не тревожил. Вожак первые дни мало ел, стоял на страже, чутко вслушивался во все звуки, часто нюхал воздух, подняв лобастую голову. Запах двуногих и дыма, то ослабевая, то усиливаясь, держал его в постоянном напряжении. Разрушить завал он больше не пытался и не искал в нем прохода, а на крутом берегу стоял подолгу, вглядываясь в заречные луга и лесные дали. К горловине, через которую провел стадо в памятную ночь, как он полагал, спасая туриц от огня, больше не приближался, видимо, боясь, что красный зверь притаился, а увидев его, оживет снова. Шло время, и вожак успокоился или смирился…
