Нина Карноухова - Жестокое сердце
— Зато я могу, — сказал ей Тутанхамон, — я тебе и говорю, что в тебе есть что- то русское.
— А я верю! — шутливо отозвалась Кейти.
Они сели в машину и поехали. Курс был действительно взят через деревню, где жила Антонина. Но Кейти не захотела переговорить с бабушкой, потому что та не знала английского языка, родного для Кейти, да и вообще, после того, как дети Антонины, Мария, мать Кейти, и Юлия, мать Ригодона, уехали в Америку, старушка относилась с ненавистью ко всему иностранному. Конечно, Кейти выучила русский и писала бабушке письма, но говорить на этом языке Кейти вообще не могла.
О! Какие пейзажи видела Кейти из окна машины. Это было просто чудо! Пейзажи были прекрасны, как и душа Кейти. Машина мчалась между рядов прекрасных берез с белыми стволами. Эти самые березы, не одетые, к сожалению, в свои нарядные изумрудные платьица, как бы подпирали лазурное зимнее небо. Желтая сухая трава торчала из- под серого дорожного снега, а там, вдали, из- под белого- белого, словно сливки. Эта умершая давно трава выглядела живой и прекрасной все время, как будто кто- то заботился о ней всю зиму, хотя на самом деле никто и не заботился о ней. Среди берез стоял один огромный в два обхвата дуб. Дубы, вообще считались редкостью в этом регионе России, но все таки один экземпляр этого дерева проник и в этот лес. Он выглядел корявым и неуклюжим без своего летнего одеяния. Болячки и бородавки поразили его ствол, но в то же время этот самый дуб был идеалом грациозности и естественности. Он, созданный таким, быстро промелькнул мимо окна машины, но навеки запомнился он сидяшим в ней. А потом еще более чудесное чудо предстало перед Кейти и Тутанхамоном. Это было озеро, маленькое, но замечательное. Сейчас был февраль, но это озеро закупоренное со всех сторон льдом, не желающее никому зимой показывать свою синеву, с белой коркой наверху просто поразительно выглядело. Сзади были горы, невысокие, как Эверест или пик Коммунизма, которыми все восхищаются как чем-то сверхъестественным. Но эти совершенно обыкновенные горы, зимой покрытые снегом, больше привлекательны, чем всякие там Гималайские высоты. Среди таких гор чувствуется уютная домашняя атмосфера маленького праздника. Озеро было плоским, словно тарелка, но вокруг него были дикие скалы, тоже совершенно маленького размера.
— Они все словно игрушечные, маленькие такие, миниатюрненькие, сказала на все это Кейти, — у нас в Америке все какое- то другое.
— Смотри Кейти, — сказал ей Тутанхамон, — вон! Деревня. Та?
— Конечно! Та! — обрадовалась Кейти. — А там, смотри, праздник, Масленица, похоже.
— Откуда ты знаешь русские праздники, Кейти, ты же здесь первый раз.
— Не знаю, откуда, из книг, которые я читала, а мама мне ничего не говорила, не знаю, откуда я праздники российские знаю.
А праздник в деревне был в полном разгаре. Все деревенские жители катались на тройках с бубенчиками и пели задорные русские народные песни, свистели, пили, одним словом, веселились и проводили зиму. Старухи из окон высовывались и предлагали прохожим блины со сметаной, с вареньем, с творогом и другими лакомствами.
— Тутанхамон, давай блины купим, — звонко крикнула Кейти, шедшая по улице деревни и уже принявшая в свою душу не то русскую, не то американскую, все веселье народа.
— Я хочу вон у той белобрысенькой старушки на конце улицы, — добавила потом она, достав уже из кармана десятитысячную русскую купюру, выданную ей в банке.
Кейти с радостью подбежала к старушке, и только подав ей купюру вспомнила, что по-русски она не может говорить.
— Б-лины, по-жа-луй-ста! — проговорила она со страшным акцентом, глядя в глаза старушки.
— You can't speak Russian? — с таким же страшным, но русским акцентом, сказала старушка.
— Yes! — сказала Кейти на своем привычном языке, но вдруг, посмотрев в глаза старушки, что-то толкнуло Кейти, и она без акцента вскрикнула, Продайте мне блины, пожалуйста.
Старушка стояла в недоумении, как девушка, приехавшая из-за границы вдруг выкрикнула без всякого акцента иностранца.
— Вы знаете русский? — спросила она у Кейти.
— Знаю, пишу на нем, но говорю плохо, — то с акцентом, то без акцента говорила Кейти.
— Знаете, в молодости, девушка, я была похожа на вас, чистая копия. Да, да… — с радостью говорила старушка о своем давно ушедшем прошлом, — Вы моя чистая копия, вы мой двойник.
— Нет, нет, у меня нет двойников. А вас Антониной зовут? — зачем-то против своей воли спросила Кейти, уже совсем усвоившись и в разговорном языке.
— Да, — сказала Антонина, — а вы-то откуда меня знаете, колдунья вы, что ли?
— Нет, нет, просто, по наслышке, — сказала взволнованно Кейти, дала старушке не десять рублей, а еще рублей двести в придачу и, не взяв блинов, тщательно упакованных Антониной, быстро убежала прочь.
— Ах, странные эти иностранцы, — проговорила несколько раз Антонина, пряча в карман данные таинственной иностранкой двести рублей.
Кейти же подбежала к Тутанхамону и, повернувшись задом к месту, где стоит старушка, заплакала.
— Что с тобой, Катрин, — спросил ее Тутанхамон.
— Ничего, ничего, право, со мной все в порядке.
— Раз все в порядке, перестань хныкать.
— Ничего, так, я… бабушку видела… свою бабушку… — с трудом сказала Кейти.
— И ничего не сказала? — спросил ее как бы с разочарованием в жене Тутанхамон.
— Мне стыдно стало перед ней, очень стыдно, я из Америки сытая, одетая, а она, бедная, торговать блинами и всякими снастями должна, чтобы выжить, я не могла сказать ей этого, мне ее жалко стало, как же ей стыдно потом здесь будет жить, если все знать будут о ее богатых родственниках за границей. Всех ведь очернят, ее плохой матерью назовут, а это на всю жизнь, проклятье такое. Я не хочу, чтобы ей… так говорили, я ей только… — Кейти не договорила.
— Что, дорогая?
— Двести рублей дала, чтобы жила с достатком. Больше мне не выдали валюты. Денег в пункте не было. А фунты египетские и доллары, ей ни к чему. Не обменяет. Я поняла наконец-то, что не русская я, что американский дух насквозь пропитал меня, не могу я здесь жить, не моя это родина, маме стыдно должно быть, а я же американкой родилась, ею и осталась, это все подачки американские, нет, я фальшиво верила в Россию, не русская я, Тутанхамон, а американка, раздающая всем подачки…
— Ничего, Кейти, — сказал ей Тутанхамон, — пошли в машину, уедем отсюда, раз тебе плохо думается здесь.
— Пожалуй это будет лучше всего, легче станет, может, когда-нибудь, раны заживут нескоро.
Праздник продолжал свой ход, мужики лезли на обледенелые столбы, чтобы получить петуха, ходили по тонким бревнам с овцами на поводках, тут и там звучали задорные русские песни, к озеру, которое видела Кейти из окна машины, понесли сжигать чучело из ярких тканей. Но Кейти и Тутанхамона там не было — они уже ехали в большой город…
8. Обломный остров
Большой город же оказался для Тутанхамона и Кейти просто большой ловушкой. Сообщение о поисках воров, укравших машину времени, которая, естественно, давно уже сломалась, благодаря Джеффри, облетело весь мир и, как это ни парадоксально, так укрепилось в России, что каждый видел даже в своем встречном преступника. Так уж хотелось кому-нибудь получить кругленькую сумму за иностранного преступника. И железная дорога, и все абсолютно дороги, ведущие из города, и аэропорт, и даже морской порт были снабжены всякими фотороботами, очень, иногда, не похожими на тех, кого ищут на самом деле.
Пройдя все эти организации, Тутанхамон решил, что самый непохожий на них фоторобот был приклеен на стенах морского порта. Там с распечатки на несчастных жителей города смотрел бородатый человек лет под сорок и кудрявая бабка-пенсионерка, а под этими фотографиями написано: «Так, согласно слухам охватившим город, выглядят опаснейшие в мире преступники Тодд Ракорабин и Кэри Винтева». Ну даже имена их переиначили на свой лад.
Именно поэтому им удалось совершенно беспрепятственно купить яхту у морского порта. Но не думайте, что так благополучно все будет: уедет семья Ра-Хоахте из приморского российского городка в Александрию и заживет прекрасно в снятом ею доме, нет не это еще заготовила судьба Тутанхамону, а много страданий и все из-за Джеффри Норриса, который тайком пробрался на яхту и затаился в трюме наедине в водкой и шампанским.
Синее-синее Черное море играло на волнах маленькой яхтой с чисто-белым парусом, унося незаконно обвиняемых Тутанхамона и Кейти вдаль от российских берегов к новым, совершенно новым, жизненным дорогам. День постепенно перешел в вечер, а вечер черную ночь. Это была первая ночь на воде. Никогда в своей жизни ни Кейти, ни, тем более, Тутанхамон не плавали ни на яхтах, ни на пароходах. Эта ночь, темная-темная, внесла в их жизни новые ощущения, которые они запомнят надолго. Это был первый вечер в жизни Тутанхамона, когда он наконец-то остался наедине со своей женой, Кейти Уиндеграунд, во всем море. Они были одни и теперь ничто не могло омрачить их счастья. Они сидели за маленьким столиком, а между ними горела оранжевым пламенем свечка, и лишь она частично освещала лица земных существ, так горячо любящих друг друга. Кейти при этом свете была точно ангел, спустившийся с небес. Ее золотые волосы стали еще более золотыми. А глаза… О, эти глаза. У Кейти неповторимые глаза. А свете свечи, эти лазурно-синие глаза приняли такой цвет… нет перед ним никто бы не устоял. Глаза были полны любви, радости и ласки.
