KnigaRead.com/

Лао Шэ - Избранное

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Лао Шэ, "Избранное" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

На самом деле в «Записках о Кошачьем городе» юмор должен был присутствовать: ведь это сатирическое произведение, а юмор и сатира строго различаются лишь в теории. На практике же между ними почти невозможно провести четкую грань. Чем злее сатира, тем живее и занимательнее она должна быть написана. Вымышленные персонажи и события должны быть представлены так подробно, объемно, естественно и полнокровно, чтобы у читателя не возникало сомнения в их подлинности. Только тогда скрытый до поры сатирический замысел сможет обрести достойное словесное выражение и будет достигнут желаемый эффект. О чем бы ни шла речь — об империи трехвершковых лилипутов или о Стране благородных педантов и зануд [126], — нужно прежде всего оживить персонажи, заставить события подчиняться воле автора и лишь потом высмеять достойное осмеяния, ударяя по больному месту. Вот тогда можно вызвать у читателя и смех, и слезы. Но чтобы достичь живости, легкости и изящества, необходим юмор. Можно обойтись и без него, но тогда нужны очень острое перо и очень умная голова, чтобы каждая пощечина оставляла красную полосу, чтобы за каждой молнией следовал гром. У меня нет ни такого пера, ни такой головы; когда же я отошел от более или менее освоенного мною юмора, «Записки» стали трепыхаться в пыли, подобно птице с перебитым крылом.

Что касается идейной стороны, то у меня нет позитивных концепций и предложений. Наверно, это недостаток, свойственный большинству сатириков. Но в лучших сатирических творениях автор одним ударом обнажает пороки человеческого общества и указывает на их корни; даже не выдвигая позитивных идей, он помогает найти лекарство тем, кто полон желания лечить болезнь. Я же не гожусь в идейные руководители и не умею безошибочно указывать истоки недуга. Следовательно, недостаток, обычный для сатиры, налицо, а должного эффекта она не достигает. Мои мысли обращены к тому же, о чем, думает каждый человек, поэтому я мог бы и не писать — всем и так все известно. Мне не дают покоя мерзости, творящиеся на наших глазах, но, в чем причина их возникновения, я сказать не в состоянии. Как и большинство окружающих, я пробавляюсь сетованиями на то, что «люди стали не те, что раньше» (лично я подобную формулу не употребляю, но дела это не меняет). В таких рассуждениях звучит сожаление по поводу несовершенства мира и обращенное к людям увещевание, но сожаления и увещевания более приличествуют сочинениям морализаторского толка, практический результат от которых равен нулю. Возможно, написанное мною вообще не дотягивает до уровня сатиры. Ведь если сатирик высказывает оригинальные или парадоксальные суждения, он демонстрирует блеск своего ума, даже если созданное им никому и ничему не поможет. Я же всерьез толкую об общеизвестном — так имею ли я право величать это сатирой? Можно переделать сатиру в проповедь, но тогда читать ее будет еще скучнее. Проповедями могут заниматься либо мудрецы, либо дураки. Я знаю, что я не мудрец, но и круглым дураком себя не считаю. Правда, я все-таки написал «Записки о Кошачьем городе»…

Следует сказать, что созданию этой не слишком, удачной книги способствовал ряд внешних импульсов. Первый из них — разочарование положением дел в стране. Наши военные, дипломатические и прочие неудачи легко вызывают у эмоциональных, но не слишком разбирающихся в сути проблем людей, вроде меня, сначала гнев, а потом разочарование. Испытав его, такие люди начинают увещевать, а ведь это скорее женское дело. Человек, которого не заботят высокие материи, вполне может находить себе пропитание на навозной куче. Люди высоких помыслов стараются не приближаться к ней. И только межеумки хотят сохранить эту кучу и одновременно предостерегают мух: «Здесь антисанитарные условия!» Моя беда в том, что я позволил внешним импульсам овладеть моей душой, забыл о том, что у меня есть еще «мозги», и начал предостерегать мух! Могут возразить, что и лишенный высоких помыслов человек в состоянии написать очень неплохую книгу. Верно, в истории литературы тому есть немало примеров. Но они должны либо владеть искусством реалистических описаний, либо уметь заражать читателей своими эмоциями. Если автор подробно и правдиво воспроизведет свои внешние впечатления от предмета, он сыграет роль пусть не микроскопа, но хорошо отполированного стекла, отражающего мир. Если писатель сильно выразит даже самое обыкновенное чувство, он вызовет ответную реакцию. А вот я взялся за сатиру. Она предполагает, что автор стоит выше изображаемого, но я не сумел оказаться на высоте. Сатира должна быть хладнокровной, потому я не стал метать громов и молний, выражался сдержанно. Я не смог ни поставить перед людьми зеркало, ни бросить им в душу гранату. А жаль! Было бы неплохо, если бы мне удалось за счет юмора компенсировать недостатки моей сатиры. Юмор и сатира отражают разные душевные состояния, но равно требуют от автора ума, пусть не самой высшей пробы. Автор может также выразить — хотя бы через стиль — свой характер. Я же сознательно отказался от юмора, и таким образом у «Записок» вообще не осталось достоинств. За неудачей «Озера Даминху» последовала неудача «Записок о Кошачьем городе». Друзья часто уговаривали меня не злоупотреблять юмором; я им благодарен, ибо и сам знаю, что юмор может наскучить. Но после этих двух неудач я понял, что собака имеет мало шансов превратиться в кошку. Когда я очень стараюсь преодолеть себя, мне иногда удается написать серьезную, благопристойную вещь. Но таким произведениям всегда недостает естественности, как накрашенной и нарумяненной женщине с забинтованными ножками. Позвольте же мне говорить, что придет в голову! Да, это может надоесть, но ведь в этом есть и что-то милое, наивное. Я не мечтаю достичь вершин, аристофановское веселое буйство выше моих возможностей, но и чрезмерная скромность тоже не нужна.

Конечно, было бы неправильным сказать, что эти две вещи — «Озеро Даминху» и «Записки о Кошачьем городе» — не принесли мне никакой пользы: они дали мне возможность набить руку в правдоподобных описаниях, научили убедительно говорить заведомую ложь. Выходит, и неудача может обогатить определенным опытом.

Безусловно, та форма, в которой написаны «Записки», обычна для сатирической литературы и многократно использовалась до меня. Кошка или человек отправляется в путешествие, на поиски приключений и записывает все, что с ним произошло. Куда отправляется — неважно: на Луну, в ад или куда-нибудь еще. Такой корреспондент бывает настроен либо критически, либо сентиментально. Герой «Записок» явно принадлежит ко второй категории: критика у него не получается, преобладают поверхностные эмоции, его суждения напоминают ворчание матроны, вернувшейся с банкета голодной.

Форма эта мне давно знакома. Кстати, город кошек — а не, скажем, город собак — возник у меня случайно: просто в тот день я принес домой рыжую с белыми полосами кошку. Уэллс в «Путешествии на Луну» сравнивает организацию общества на Луне с разделением труда у муравьев; ясно, что он хочет показать один из возможных путей развития человеческой цивилизации. У меня другое дело: если бы в тот день я принес кролика, в книге появился бы город кроликов, который ничем не лучше города кошек.

Бесспорно, изображенные в книге кошки мало приятны. Но бесспорно и то, что я критиковал их из любви к ним. Жаль, что мне не удалось придумать, как им помочь. Значит, и я не лучше! Но следует сказать, что, дай я им самый лучший совет, они умудрились бы так извратить его, что получился бы забавнейший анекдот. Мне совестно, что при всей любви к кошкам я смог лишь написать на них сатиру. Впрочем, побыв с кошками некоторое время, я понял, что, если бы я откровенно высказал свои претензии к ним, а затем предложил им самый лучший совет, они нашли бы способ тайно расправиться со мной. Значит, я смалодушничал, и это еще более оттеняет храбрость кошек. Но хватит об этом.

8. Как я писал рассказы

Я уже упоминал, что свой первый рассказ я написал, еще будучи преподавателем Нанькайской средней школы, причем единственно ради того, чтобы уважить редактора школьного журнала. Это случилось почти тринадцать лет тому назад. Рассказ ничего из себя не представляет и не сыграл никакой роли в моей литературной судьбе — мой творческий путь начался с «Философии Чжана».

В том-то и беда — я начал сочинять романы, еще не имея опыта работы над рассказами. А ведь хороший рассказ требует полной отдачи сил, тогда как роман допускает послабления. Достаточно нескольких хорошо написанных эпизодов с парой ярких фраз в каждом из них — и роман уже может постоять за себя. Конечно, это не лучший вариант, но на деле так бывает сплошь да рядом, и даже читатели склонны, по-видимому, многое прощать роману за его размеры. Немало весьма несовершенных романов продолжают свое существование, а вот к рассказам отношение куда более строгое. Естественно поэтому, что, создав пять или шесть романов, я очень недалеко продвинулся в технике письма. Рассказ как жанр возник позже романа, причем это единственный жанр, в котором почти все зависит от мастерства автора. Начав прямо с романов, я уподобился атлету, который начинает тренировки не с упражнений, развивающих силу ног, а прямо берется вырывать тяжелый вес: хорошо, если этот вес не раздавит его. Эту премудрость я понял лишь после того, как написал несколько рассказов.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*