Мир Сатаны - Андерсон Пол Уильям

Ворон вздохнул. Если она даже зрительно не может представить манию убийства, то как ей объяснить, что разумные, достойные и почтенные люди находят разумные и благородные причины для травли друг друга?

Он слышал, как Корс тихо сказал Уилденви:

— Я же говорил. Слюнтяи.

Если бы только так, подумал Ворон, то он мог бы забыть свои тревоги. Но гвидионцы отнюдь не слабаки. Нет, не слабаки — они выводили свои открытые суденышки в океан, самый слабый прилив которого поднимался до пятнадцати метров. И когда эта девушка могла явно отогнать свой собственный шок, смотреть ему в лицо без страха и расспрашивать с дружеским любопытством — как если бы он, Ворон, задавал бы вопросы неожиданно появившемуся призраку саблезубой ласки.

— И по этой причине ваши люди и намериканцы, кажется, так мало говорят друг с другом? Мне показалось, что я заметила это в городе, но не знала тогда, кто из какой группы.

— Ну, они свое повоевали на Нуэвамерике, — сухо ответил Ворон. — Это когда они прогнали нас. Мы завоевали их планету и разделили ее на лены более ста лет назад. Их революции помогло то, что Лохланн одновременно воевал с Великим Альянсом — но все равно с их стороны это была хорошая работа.

— Мне непонятно почему… Ну ладно, неважно. У нас будет достаточно времени, чтобы поговорить. Вы идете с нами в горы?

— Как же, да, если… Что вы сказали? И вы тоже?

Эльфави кивнула. Ее рот причудливо изогнулся вверх.

— Не надо так пугаться, даль-друг. Я оставлю Бьюрда у его тети с дядей; хотя они его ужасно балуют.

Она прижала к себе мальчика.

— Но группе в самом деле нужен танец, а это мое призвание.

— Танцовщик? — задохнулся Паре. — Но Танцовщик это всегда мужчина.

— Но… — Ворон расслабился. Он даже улыбнулся. — Для чего экспедиции в заброшенное место нужна танцовщица?

— Чтобы танцевать для нее, — ответила Эльфави. — Для чего же еще?

— А-а… нет, ничего. Вы точно знаете, для чего этот поход?

— А вы не слышали? Я слушала, когда мой отец и Мигель Толтека обговаривали это.

— Да, естественно знаю. Но вы, возможно, что-то не так поняли. Это можно легко допустить даже с умным человеком, когда встречаются отдельные культуры. Почему бы вам не объяснить мне это своими словами, чтобы я мог поправить вас, если нужно?

Скрытый мотив Ворона состоял всего-навсего в том, что ему нравилось ее присутствие, и он хотел задержать ее здесь подольше.

— Спасибо, это хорошая идея, — сказала она. — Ну так вот, планеты, на которых люди могут жить без специального оборудования чрезвычайно редки. Нуэвамериканцы, которые исследуют этот сектор галактики, хотели бы иметь базу на Гвидионе для пополнения запасов, необходимого ремонта и отдыха экипажей на природе.

Она удивленно посмотрела на Корса и Уилденви. Не зная, почему они засмеялись. Сам же Ворон, ни за какие деньги не стал бы перебивать ее наивного рассказа.

Она откинула со лба разметавшиеся на ветру светлые волосы и закончила:

— Разумеется, наши люди должны решить, хотят ли они этого или нет. А пока нет никакого вреда в том, чтобы посмотреть возможные площадки для такой базы, ведь так? Отец предложил необитаемую долину в глубине материка — несколько дней пути отсюда, за Гранис-Горой. Идти туда пешком приятнее, чем лететь по воздуху; по пути можно многое показать и обсудить; и все равно мы вернемся до Бейля.

Она слегка нахмурилась.

— Я не уверена, что это разумно — иметь чужую базу так близко со Священным Городом. Но это ведь можно будет обсудить позже. — Ее звонкий смех вырвался наружу, — О боже, я в самом деле перескакиваю с одного на другое, да? — Она импульсивно ухватила Ворона за руку, затем просунула под нее свою. — Но ведь вы видели столько миров, вы просто представить себе не можете, с каким нетерпением мы ждали здесь встречи с вами. Такое чудо! Истории, которые вы можете нам рассказать, песни, которые можете нам спеть!

Она уронила свободную руку на плечо Бьюрда.

— Вот погодите только, пока этот болтунишка переборет свою застенчивость, даль-друг. Если бы мы только могли питать его вопросами генератор, то осветили бы весь Инстар!

— О-о-о, — произнес мальчуган, вырвавшись из ее рук. Они пошли по верху плотины, почти бесцельно. Двое воинов последовали за ними. Винтовки у них на спинах чернели на фоне облака, как розы. Пальцы Эльфави соскользнули с неуклюже выставленной руки Ворона — на Лохланне мужчины с женщинами так не ходили — и наткнулись на флейту в его рукаве.

— Что это? — спросила она.

Он вытащил ее наружу. Это был украшенный резьбой и отполированный кусочек дерева.

— Я не очень хорошо играю, — объяснил он. — Аристократ обычно должен обладать какими-то художественными навыками. Но я всего лишь младший сын в семье, вот поэтому и скитаюсь в поисках работы для своего оружия, и у меня нет хорошего музыкального воспитания.

— Те звуки, которые я слышала, были… — Эльфави подыскивала слова. — Они говорили мне, — наконец сказала она, — но неизвестным мне языком. Сыграйте эту мелодию еще раз?

Он приложил флейту к губам и заиграл холодную и печальную мелодию. Эльфави задрожала, прижимая к себе накидку и теребя золотисто-черный медальон на шее.

— Здесь больше, чем музыка, — сказала она. — Эта песня идет от Ночных Лиц. Это песня, не так ли?

— Да. Очень старая. Еще с древней Земли, говорят, за столетие до того, как люди добрались до планет их собственного солнца. Мы до сих пор поем ее на Лохланне.

— Вы можете перевести ее для меня?

— Возможно. Дайте подумать.

Он походил, проигрывая фразы в голове. Офицер тоже должен быть сведущ в употреблении слов, а эти два языка были близкими, родственными. Наконец он проиграл несколько тактов, опустил флейту и начал:

Грустную песню разносит ветер,

С неба срываются капли дождя.

Была одна лишь любовь на свете —

В могилу она ушла от меня.

Готов я на все ради этой любви,

Насколько мне хватит сил.

Сидеть и скорбеть среди могил

Готов я и годы, и дни.

Но вот прошел целый год или день —

Донеслись из могилы слова:

— Кто плачет тут на могиле моей —

Не дает мне покоя и сна?

Он почувствовал, что она оцепенела, и остановился. Трясущимися губами она тихо — он едва расслышал — сказала:

— Нет. Пожалуйста.

— Простите, — ответил он в замешательстве, — если я… Что?

— Вы не могли знать. И я не могла. — Она поискала глазами Бьюрда. Малыш скакал возле солдат. — Он не слышал. Ну тогда это не так важно.

— Вы можете сказать, что случилось? — спросил он в надежде на ключ к источнику своих собственных сомнений.

— Нет. — Она замотала головой. — Я не знаю что. Просто это меня как-то пугает. Ужасно. Как вы можете жить с такой песней?

— На Лохланне мы считаем, что это очень красивая песня.

— Но мертвые не говорят. Они мертвые!

— Ну разумеется. Это только фантазия. Разве у вас нет мифов?

— Таких нет. Мертвые уходят в Ночь, и Ночь становится Днем, это День. Как Горан, которого схватили в Горящем колесе, поднялся на небеса и затем снова был сброшен вниз и оплакан Матерью — это все Виды Бога, они обозначают сезон дождей, оживляющий сухую землю, и еще обозначают сны и пробуждение от снов, и восстановление после потери памяти и трансформации физической энергии, и… ах, разве вы не видите — это все в одном! Не разделение людей, становящихся от этого ничем и даже желающих быть ничем. Этого не должно быть!

Ворон убрал флейту. Они все шли, пока Эльфави не отпустилась от него, протанцевала несколько шагов — медленный и величавый танец, который вдруг закончился прыжком. Она с улыбкой подбежала к нему и снова взяла его под руку.

— Я забуду про это, — сказала она. — Ваш дом очень далеко. Здесь же — Гвидион, и время Бейля совсем уже близко, чтобы грустить.

— А что это — время Бейля?

— Это когда мы ходим в Священный Город, — сказала она. — Раз в год. Каждый гвидианский год, то есть, как я думаю, около пяти земных. Все люди на всей планете идут в Священный Город, содержащийся его собственным районом. Вам-то, может, будет и скучно ждать, если только вы не решите к нам присоединиться. Может быть, вы можете! — воскликнула она.