Алексей Толкачев - Рассказы
— Льет как из ведра. — Бессмысленно процитировал Слон непонятно как всплывшую в памяти реплику из какого-то старого фильма. И совсем уж не к месту продолжил: — Старая любовь не ржавеет.
— О чем это ты? — поинтересовалась Скушали. — Вспомнил старую любовь?
— Да нет! — смутился Слон. — Сам не знаю, что сказал.
— Нет, правда!
— Да не было у меня никакой старой любви!
Львица выгнула спину и тихим низким голосом спросила:
— А как насчет новой?
Заснули звери только под утро. Провалились в глубокий сон.
Они не слышали, как за окном всю ночь тянулись бесконечные колонны черных машин с красными крестами. Из города в лес. Ловить зверей, глупых, несознательных зверей, скрывающихся в лесах от медицинского обслуживания.
Они не слышали и того, как на рассвете машины возвращались из леса в город, везя на принудительное лечение тех, кого удалось отловить. Возвращались тихо. Пойманные звери спали, получив свою дозу наркотика. Часть зверей по дороге умирала. От остановки дыхания, от остановки сердца. Неизбежные издержки — звери все разные, разве в спешке рассчитаешь для каждого правильную дозу снотворного?
Слон с львицей не знали и того, что несколько машин не вернулось из лесов. Такое тоже случалось регулярно. Лесные оборотни дрались с медиками не на жизнь, а на смерть.
Скушали и Слону не было до всего этого дела.
Слона разбудил телефон. Прежде чем идти к аппарату, Слон поцеловал спящую львицу.
— Алло!
— Слоняра, это ты? Привет!
Звонила бродячая Кокакола.
— Кола? Привет, старая! Ты как, вообще, что, где? Сто лет тебя не видел!
— Я нормально. Где — по телефону говорить не буду. Слушай, Слон, по-моему, тебе пора заняться делом.
— Что за дело?
— Ну, Слон! Ты же большой, сильный, у тебя длинный хобот! Ты же много чего можешь! Ты можешь дотягиваться до верхушек столбов, растяжек всяких, срывать портреты Главврача. Валить щиты с медицинской пропагандой. Настоящего дела я тебе пока не предлагаю, во всяком случае по телефону, давай начнем с малого!
— Нет, знаешь, Кокакола, извини, я не буду. Да и не большой я, не сильный. И хобота у меня нет.
— Как нет?!
— Ну вот так. Нет. Вылечили мне хобот.
— Да вы что, братья, сговорились что ли?! Только что звонила Крокодилу, слыхал, кстати, его в среду выписали? Говорю ему, мол, Крокодил, ты же зеленый и плоский! Это же, — говорю, — замечательно! Прикинь, — говорю, — ты лежишь на газоне, в траве. Тебя не заметно. Мы кидаем на дорогу кошелек. А к нему привязана веревочка. А другой конец веревки у тебя. Идет по дороге санитар, или, скажем, медсестра. А еще лучше — врач! Нагибается за кошельком, а ты за веревочку тянешь, и кошелек уползает. К тебе в траву. Врач — за ним. А в траве ты сидишь. Врач подходит к тебе, и тут ты пасть раскрываешь, хрусть его! Ну что, — спрашиваю, — здорово? А он, прикинь, отвечает: «Нет! НЕ здорово. И даже очень глупо. И потом, я уже не зеленый и не плоский. Вылечили меня».
Слон молчал.
— Чего молчишь-то, эй! Слушай, что делается с нами? Что, так и будем сидеть сложа лапы? Слоняра, ты ж вспомни, как мы с тобой деревья валили, направо и налево, только треск стоял! Помнишь?
— А как же. Помню. Давай, бродячая, как-нибудь встретимся, пивка попьем?
— Да какого, на хрен, пивка… Слушай, ты знаешь, ведь недавно львицу выписали! Вот кого мне найти надо! Она же может с крыши на крышу перепрыгивать… Да она что угодно может. Ей целую бригаду санитаров загрызть — раз плюнуть. Это ж львица, прикинь! Надо мне ее разыскать… Как ее, бишь… Слопали… Схавали… Ну та, которую в детстве съели. Ты не знаком с ней, кстати?
— Нет.
— Ну ладно, бывай. Надумаешь делом заняться — ищи меня. Да, впрочем, я тебя сама еще найду! Пока, зверюга!
Слон вернулся в комнату. Поднял с пола колготки и лифчик Скушали, повесил на спинку стула. Львица во сне сладко потянулась. Слон снова поцеловал подругу и пошел на кухню варить кофе.
За окном шумели каштаны. Утреннее сентябрьское солнце уже окрасило окна дома напротив в розовый цвет. Во всю стену дома красовался гигантский портрет Главврача в скромном белом халате.
Маленький бэнд на краю земли
Утром поют часы. Лоренца уже проснулась. За окном прошел дождь.
Дожди бывают разного содержания. Например, осенние дожди могут состоять из золота, шахматных фигур, усталости, разговора грибов, запаха скрипки и неверия в чудо в праздничном наборе с самим чудом. Летом капли приносят с неба столько всякого, что нет смысла даже начинать перечислять. А вот весной, когда у дождей брачный период, они заряжены различными сильнодействующими средствами. Тот дождь, что недавно прошел за окном, нес в себе музыку. И это очень кстати! Лоренца сочиняет песню, и ей не хватает интересных мелодических решений. В прошлом году она окончила музыкальный колледж, так что ее фантазия не ограничивается стандартной гармонией «до-мажор, ля-минор, фа-мажор, соль-мажор». (В отличие от парней, что бренчат по ночам на углу Пьяцца дель Муниципио). Пару красивых сочетаний нот Лоренца находит среди капель на оконном стекле, и еще один симпатичный обрывочек, зацепившись за подоконник, греется в лучах выглянувшего утреннего солнца. Лоренца относит свои находки в комнату и кладет их на крышку пианино. Появляется радостная уверенность: сегодня песня будет готова!
Днем Лоренца поет. Дождь, улегшись на землю, спит. За окном проходят часы.
Лоренца влюблена. Оттого она и сочиняет эту песню. Ведь надо куда-то поместить то, что не помещается внутри. Эту песню она споет однажды на университетской вечеринке. Те, кто понимает, оценят песню по достоинству. Но в числе понимающих не окажется того, в кого влюблена Лоренца. Ему подавай «до-мажор, ля-минор, фа-мажор, соль-мажор». Песня заскучает без дела. Потом не сбудется и эта любовь. Потом сбудется другая. А песня ляжет в дальний ящик души, потом переберется на пыльные антресоли дней, и, в конце концов, будет забыта на чердаке прошлой жизни. Но это потом.
А сегодня вечером поет дождь. Часы засыпают. За окном проходит Лоренца.
ВИА «Звените, гитары» звезд с неба не хватал. Обычная история: репетиционная база в красном уголке автокомбината, работа в ресторанах и на танцах. Выступление на фестивале «Уральская весна» в доме культуры трубопрокатчиков и неприятности по комсомольской линии за «развязные телодвижения во время исполнения». Да и репертуар-то, положа руку на сердце — дрянь. Но был один хит… Правда, слово «хит» тогда не употреблялось. Возможно, в те времена в ходу было невкусное выражение «шлягер». А может, и его тогда еще не знали. Словом, была одна песня, которая неизменно вызывала восторг у публики. Песня про лето. Музыка — руководителя ансамбля «Звените, гитары» Григория Криволапова, слова… Вообще-то и слова Гриша тоже сочинил сам. Только афишировать этот факт было бы неразумно. Любое самодеятельное словесное творчество должно было быть «залитовано» соответствующей компетентной инстанцией, иначе ни о каком исполнении на хоть сколько-нибудь официальном концерте не могло быть и речи. А на фиг Грише эти приключения на свою жопу? Он везде писал: «Слова Вадима Мартынова». А что — был такой советский поэт, давно покойный и, соответственно, не способный возмутиться тем, что его перу приписывают какие-то графоманские куплеты… Графоманские-то — графоманские, но пиплу нравилось.
И вот, вдруг — выдвижение на региональный фестиваль «Алло, мы ищем таланты!» ВИА «Звените, гитары» с песней про лето занимает первое место и будет принимать участие уже во всесоюзном конкурсе! Но главное! Фирма «Мелодия» готовит к выпуску пластинку «Ритмы юности», на которой будут «Самоцветы», «Песняры», «Ореро», «Ариеэль», «Поющие сердца» и т. п. И наряду с шедеврами великих сих на диске планируется выпустить песню про лето ансамбля «Звените, гитары»!
С ума сойти!
Оказалось, однако, что региональный конкурс — это предельный уровень, на котором можно пудрить мозги начальству от искусства. Столичное партийно-художественно-ответственное лицо зацепилось носом за Гришину строчку: «… И песни наши спеты…» и поинтересовалось:
— Что это за сомнительный тезис? Что это еще за «наша песенка спета»?! Кто автор? Вадим Мартынов? Хм… Текст опубликован в печати? Покажите издание.
Запись на «Мелодии» не состоялась. Участия во всесоюзном конкурсе не было. Назад, в уральские рестораны!
Песня пожила еще какое-то время, но до наших дней не дотянула. Было несколько записей на катушках, но кто сейчас слушает эти пленки? И кто станет переписывать на другие носители старые катушечные записи дрянного качества, да не Владимира Высоцкого, а какого-то забытого ВИА?
Современная ностальгическая мода, раскидавшая по ночным казино многочисленные «камбэки» и «бонэгейны» облысевших вокально-инструменальных призраков ушедшего века, не заставила всплыть «Звените, гитары». Гриши Криволапова уже нет на этом свете, ударник проживает в Австралии и трудится массажистом, басист торгует цветными металлами и имеет удостоверение помощника депутата. Клавишница Ольга… о, тембры ее вокальной партии в песне про лето разили наповал мужскую часть публики, наполовину уже сраженную напитком «Агдам»… Ольга теперь учительница музыки в средней школе. Остался верен музыке и соло-гитарист. Причем, стал большим, большим человеком. Работает аж в самой Москве! В караоке-баре.
