Джордж Стюарт - Земля без людей
— Не должен ты насмехаться над старым человеком, — сказал тогда Иш. — Джек — мой старший сын, и я бы его узнал. У него волосы темные, и он тебя старше. А молодой рассмеялся, но не грубо, уважительно рассмеялся.
— Ты о моем дедушке говоришь, Иш, как ты и сам, конечно, хорошо знаешь.
— И снова в том, как произнес он «Иш», странные нотки прозвучали… и это непонятное повторение — «как ты и сам, конечно, хорошо знаешь».
— Ты из Первых, — спросил Иш, — или из Других?
— Из Первых, — прозвучало в ответ. И пока разглядывал его Иш, новая загадка возникла. Почему парень этот — ясно видно, что уже давно не мальчик, — держит в руке лук, а не ружье.
— Почему у тебя нет ружья? — спросил Иш.
— Ружья только для забавы хороши, — сказал молодой и коротко, пренебрежительно хохотнул. — Разве можно доверять ружьям, как ты и сам, Иш, конечно, хорошо знаешь. Бывает, раз выстрелит и наделает много шума, а все остальное время жмешь на спусковой крючок и слышишь только «клик». — И тут он в подтверждение, что такое «клик», громко щелкнул пальцами. — Потому нельзя ружье брать, когда на настоящую охоту идешь, хотя старики наши говорят — совсем не так было в давно прошедшие годы. Но теперь мы стрелы берем, потому что надежнее стрела и не отказывается лететь, когда нужно, а еще, — тут он гордо распрямил плечи, — а еще, тут сила нужна и умение управляться с луком. Старики рассказывали, раньше любой мог из ружья стрелять, как ты и сам, Иш, конечно, хорошо знаешь.
— Дай мне посмотреть стрелу, — попросил Иш. Молодой вытащил стрелу из колчана, сначала осмотрел внимательно сам и только потом протянул Ишу.
— Это хорошая стрела, — сказал он. — Я ее сам сделал. А Иш держал в руке стрелу и чувствовал ее вес. Такую стрелу уже игрушкой для детей не назовешь. В целый ярд длиной было древко. Видно, аккуратно отколото от ровной, без сучков, плашки, а потом обточено со всех сторон. И оперение было хорошим, только вот по слабости зрения не мог понять Иш, какая птица рассталась со своим хвостом. Плохо стал видеть Иш, но, когда коснулся перьев пальцами, понял, что хорошо они расставлены — так, чтобы вращалась стрела в полете, как вращается пуля, а потому дальше и вернее в цель способна лететь. А потом стал Иш наконечник стрелы изучать — скорее пальцами, на ощупь, чем глазами. Острой оказалась стрела, Иш чуть было большой палец не проколол, пока острие пробовал. Гладким был на ощупь наконечник, с небольшими вмятинами, какие на кованом металле остаются после ударов. И хотя туман стоял в глазах Иша, все же различил он серебристо-белый цвет наконечника. И тогда спросил он:
— Из чего это сделано?
— Это сделано из маленьких круглых штук. На них еще лица есть. У Старых Людей есть для них имя, только я не помню точно. Вроде макета… Молодой замолчал. Наверное, ждал, что сейчас услышит правильное слово, а когда понял, что не дождется, снова зачастил словами, видно, радовался показать свои знания о наконечниках.
— Мы находим эти маленькие круглые штуки в домах. Там их много, очень много лежит — и в ящиках, и в шкафах. Иногда они даже сложены вместе, все равно как короткие круглые палки получается, только тяжелее палок. Одни красные, другие белые — вот как эта. Белые бывают одни и еще другие. На которой горбатый бык, мы такие не берем — твердые очень, когда по ним стучишь. Иш думал, и наконец ему показалось, что понял, о чем идет речь.
— А вот эта, белая, — спросил он. — Был на ней рельеф — картинка на этой была? Молодой взял из рук Иша стрелу, повертев в пальцах, осмотрел наконечник и вернул стрелу Ишу.
— На них на всех есть картинки, — сказал он. — Вот эта — из самых маленьких. На ней картинка с женщиной, у которой крылья прямо из головы растут. А на некоторых есть картинка ястреба — не очень похожая картинка.
— Молодой просто захлебывался от счастья, что ему достался такой благодарный слушатель. — На остальных мужчины — похожи на мужчин. Один с бородой, у другого сзади длинные волосы висят. А еще есть с таким строгим лицом и челюстью тяжелой.
— А кем, как ты думаешь, были все эти мужчины? Молодой сначала налево посмотрел. Потом направо глаз скосил, видно, совсем не безобидным вопрос оказался и заставил молодого нервничать.
— Они… они… Мы так думаем, они, как ты и сам, Иш, конечно, хорошо знаешь, они — Старые Люди, которые еще до наших Старых Людей были! И когда понял молодой, что не поразит его на месте гром с небес и Иш не рассердится, уже с большей решимостью продолжил:
— Да, так оно и есть — как ты и сам, Иш, конечно, хорошо знаешь. И мужчины эти, и ястребы, и горбатый бык! Может быть, и женщина с крыльями, которые из головы растут, родилась, когда ястреб и другая женщина стали вместе жить. Но они не против, когда берем мы их картинки и разбиваем, чтобы сделать наконечник. Может быть, они очень великие и важные, чтобы о такой малости беспокоиться, а может быть, великими много лет назад были, а теперь постарели и стали слабыми. Он замолчал, но Иш видел, что молодой очень собой доволен и любит поговорить, а сейчас быстро соображает, что бы еще такое сказать. По крайней мере, этот не страдал отсутствием воображения.
— Да, — продолжал молодой свой монолог. — У меня есть вот такая мысль. Наши Старые Люди — они ведь Американцами все были — сделали дома, и мосты, и маленькие круглые штуки, которые мы сейчас разбиваем и делаем наконечники для стрел. А вот те другие Старые Люди Старых Людей, — вот те, наверное, холмы сделали, и солнце, и самих Американцев сделали. Конечно, недостойно Ишу было так над наивным простаком подшучивать, но не смог он удержаться и не сказать двусмысленность:
— Да, — сказал он, — я слышал, говорили, что эти, которые совсем Старые Люди, произвели на свет Американцев, но я серьезно сомневаюсь, что холмы и солнце тоже они произвели. И конечно, не мог понять молодой, какой смысл в словах Иша кроется, но, видно, почувствовал в тоне насмешку и ничего не ответил.
— Ну так продолжай, — чувствуя, что надолго замолчал молодой, сказал Иш. — Расскажи мне лучше еще что-нибудь о наконечниках. Меня вовсе не интересует твое представление о космогонии. — Иш последнее слово с легким чувством мщения произнес. Вряд ли его собеседник поймет, о чем идет речь, но обязательно будет поражен его длиной и странным, непонятным смыслом.
— Да, о наконечниках, — нерешительно начал молодой Джек, а потом, постепенно обретая былую уверенность, продолжил: — Мы берем и красные и белые. Красные хороши для скота и для пумы. А белые — для оленей и для других.
— Почему так? — резко перебил его Иш, чувствуя, как зашевелилось в душе веками воспитанное, а теперь глубоко возмущенное столь откровенным надувательством чувство рационального. А вопрос немного удивил, а больше расстроил Джека.
— Почему? — переспросил он и повторил недоуменно: — Почему? Кто может сказать — почему? Кроме, конечно, тебя самого, Иш! Просто есть красные и есть белые — вот и все, что есть. Все равно как, — не в силах подобрать нужные слова он беспомощно оглянулся кругом, и тут взгляд его поймал луч солнца. — Да, это все равно как солнце ходит вокруг земли, но ведь никто не знает, почему ходит, и не спрашивает почему. Зачем надо спрашивать — почему? И когда произнес молодой последние слова, увидел на его лице Иш выражение крайней собой гордости, будто только что открыл Джек великую философскую истину, а ведь ясно было, что от простоты своей так говорил и думал. Но когда Иш через сознание свое этот ответ пропустил, то родились в нем сомнения. Возможно, в этой, на первый взгляд, простоте большая глубина крылась. Есть ли истинный ответ на «почему»? А может быть, происходящие явления ограничены лишь настоящим? Думал так Иш и понимал, что таится в этих выводах ошибка. Понимание причинно-следственной связи необходимо для думающего существа, каким безусловно считал себя человек; и история о разноцветных наконечниках стрел тому доказательство — подтверждение, а не отрицание. Только причинная связь в этом случае была ошибочна и иррациональна. Молодой человек поддерживал и защищал теорию абсурда, согласно которой коров, быков и пуму лучше убивать медными наконечниками из расплющенных пенни, в то время как оленей — из серебряных квотеров и даймов. Выводы тем более странные, что материалы практически не отличались ни по твердости, ни по удобству обработки. Только в таких примитивно мыслящих умах цвет каким-то непостижимым образом — вот он, ярчайший пример суеверия, — мог рассматриваться как основной, отличительный фактор. И снова почувствовал Иш, как закипает в нем раздражение против столь неприятного его строгому уму небрежного образа мышления. И хотя стар он, но кое-что еще может сделать.
— Нет! — воскликнул он, да так резко, что от неожиданности вздрогнул его собеседник. — Нет! Это неправильно. Белые и красные наконечники! Да так вы… И вдруг замолчал. И подумал, что не прав, снова пытаясь изменить судьбой предначертанное. И еще услышал, как глубоким контральто доносится до него голос из прошлого: «Успокойся, остынь, милый». Возможно, что ему и удастся убедить этого наивного юношу пс имени Джек. Без сомнения, умного, не лишенного дара воображения парня, который сейчас мальчика по имени Джои заставил вспомнить. Но чего он добьется? Разве что смутит покой и заставит белой вороной себя чувствовать среди своих. А какая, впрочем, разница! По край ней мере, при охоте на пуму ведь не снизится эффективность красных наконечников. И если лучник будет чувствовать их более эффективными, значит, тверже будет его рука и точнее полетит стрела в цель. Вот почему не сказал ничего больше Иш, а, глядя в лицо молодого, улыбнулся ободряюще и снова перевел взгляд на стрелу. А когда новая мысль возникла, спросил он:
