Алексей Доронин - Черный день
Большинство драчунов уже отрезвело, их сознание после краткой эмоциональной вспышки возвращалось к тупой апатии. Застарелой, древней как мир ненависти был дан выход, и давление на стенки котла спало. На время. Но в их ситуации каждый прожитый день следовало считать чудом.
'То, что начинается как драма, заканчивается как фарс', - вспомнил майор, глядя на толпу, изгвазданную в вонючей жиже. Он думал о том, как сделать, чтобы подобное не повторилось. По законам военного времени можно было поставить буянов к стенке, но Демьянов хорошо понимал, что ему этого не простят. Ведь если уж карать, то надо карать зачинщиков как с той, так и с другой стороны. Нет, после этого ему будут подчиняться по-прежнему, но что-то изменится. Майор не был к этому готов. Впервые жизни ему придется поступить как политику. Надо любой ценой сохранить хрупкий мир в убежище, не дать ему уподобиться внешнему хаосу.
Необходимо было провести расследование. Разумеется, не открытое, с опросом очевидцев, составлением протоколов и анализом орудий преступления. Смешно... Еще, блин, дактилоскопическую экспертизу устроить. Естественно, расследование должно быть негласным, и для этих целей у майора был на примете человек.
- Семен? - вызвал он по внутренней связи. - Третья группа вернулась? Моются? Скажи Петру Петровичу, чтоб ко мне явился. Чем быстрей, тем лучше.
Такой ценный кадр занимается не своим делом. Опер с двадцатилетним стажем, волкодав - и руководит погрузкой. Это все равно, что гвозди микроскопом забивать. Конечно, его можно понять. У него двое детей. Живых. А в поверхностных группах, особенно продуктовых, больше возможностей раздобыть лишний кусок. Формально он чист. Подал неделю назад заявление - Сергей Борисович завел у себя на объекте делопроизводство в полном объеме - и перевелся наверх из замов по безопасности. Но чисто по-человечески поступил как сволочь. Надо бы устроить ему разнос за то, что мышей не ловил во время бунта и перед ним. Ведь чувствовал, догадывался что что-то назревает. Но разнос без хамства, чтоб не расхолаживать, а стимулировать человека.
Да, без материального стимулирования никуда не денешься. Похоже, волей-неволей придется скоро вводить в убежище имущественное, то есть продуктовое неравенство. Иначе никак.
Всего через день к майору на ковер были вежливо, но очень настойчиво вызваны пять неформальных лидеров 'южной' общины. Выяснить, кто среди диаспоры пользуется авторитетом, оказалось не так уж сложно. Люди, желающие трудиться информаторами за дополнительный паек, находились без проблем среди представителей любой национальности. На этой встрече Демьянов поставил перед аксакалами вопрос ребром - или обуздаете своих отморозков, или пойдете искать себе новую малую родину всем кагалом.
Установить, кто же был подстрекателем среди братьев-славян, было еще проще. Но по отношению к ним Сергей Борисович ограничился небольшим внушением. Как ни пытался он быть непредвзятым, его симпатии были на стороне братьев по крови. Он даже не слишком пытался это скрывать. Возможно, это была еще одна примета отката к простым и честным понятиям средневековья.
В тот же день своим распоряжением Демьянов ввел в убежище апартеид и сегрегацию. Сообщение между 'этнической' шестой, куда заодно переселили кое-кого из пятой, и остальными секциями было прекращено до лучших времен.
Глава 20. Тени
- И я по шпалам, опять по шпалам иду домой по привычке - бормотал Саша себе под нос старую песенку.
Передвигаться по железнодорожному полотну было почти комфортно. Главное - смотреть под ноги, а то недолго и навернуться с насыпи. Даже если при всей своей 'ловкости' он не сломает шею при падении, то под снегом может быть много острых предметов, которые сделают приземление малоприятным, а то и смертельным.
Сам того не замечая, он начал считать шпалы: раз... два... три... четыре... пять... девяносто шесть... девяносто семь... девяносто девять... сто... сто один... сто два... сто три... триста... триста один... триста два...
В детстве, в электричках и поездах он часто занимался тем, что просто считал предметы за окном. Столбы, мосты, машины определенного цвета или марки, встречные составы и так далее, просто глядел в окно с молчаливой сосредоточенностью и считал про себя. Что интересного он мог находить в этом занятии?
Тысяча девяносто один... тысяча девяносто два... тысяча девяносто три... Так считают овец, когда хотят заснуть. Раньше, когда его мучила бессонница, он пробовал - бесполезно. Хоть до утра считай. Но теперь что-то в нем изменилось. Во всяком случае, глаза у Саши скоро начали слипаться, а ноги все чаще спотыкались, требуя передышки и не желая нести его дальше. Все это кончилось тем, что он, наконец, споткнулся окончательно и бесповоротно, еле удержался на краю насыпи, судорожно схватившись за куст, и набрал полные валенки снега. Идти дальше было невозможно.
Он сел он сел на корточки прямо на шпалах, подперев голову руками, и дал себе пять минут передышки, достал из рюкзака банку сгущенки и отпил немного через дырочку. Углеводы тоже нужны.
Рюкзак он теперь не нес на спине, а тащил за собой на обыкновенных детских саночках. На таких он когда-то гонял с горки. 'Ну и феномен ты, Сашка, - сказал он себе. - Полмесяца тебе понадобилось таскать на горбу тяжеленный рюкзачище, чтобы додуматься до элементарного рацпредложения. Давно бы уже так сделал, сколько сил бы сэкономил'.
Что такое гуманитарная катастрофа? Это когда человек, получивший гуманитарное образование, попадает в экстремальную ситуацию. Жалкое зрелище.
Вспоминая себя в первые дни после катастрофы, Данилов не переставал удивляться, что они не стали для него последними. Совсем один, напуганный, не знающий, куда идти, он был обязан погибнуть еще по дороге к эвакопункту.
Но вряд ли одно везение помогло ему выжить. Иногда Александру казалось, что причины надо искать в его собственной психологии. Саша давно заметил, что обладает одним, но коренным отличием от всех людей, какие встречались ему на жизненном пути.
Он не нуждался в мире. Большинство не было готово к тому, что в одночасье порвутся все социальные связи, и само общество, в котором они были кем-то, исчезнет. Они слишком вжились в роль и не могли существовать вне нее.
Александр мог. На общество ему было начхать. Он готов был в любой момент уйти в 'автономку', как подводная лодка, способный чувствовать себя комфортно, задраив все люки и соблюдая радиомолчание. Это можно было заметить с раннего детства.
Его адаптивный потенциал внешне никак не проявлялся. В нетипичных ситуациях Саша соображал медленно, на незнакомой местности ориентировался плохо, а в толпе часто натыкался на людей, как будто никак не мог привыкнуть к своим габаритам. Как можно представить, что в таком человеке запрятан 'выживальщик'?
Но все же этот потенциал имелся. Возможно, это был тот нерастраченный багаж, который в прежней жизни мог бы позволить ему стать творцом, ученым или политиком. Но он им не воспользовался, не стал никем и ничем. Только когда мир изменился, Данилов пустил его в ход. Вернее, даже не он, а тот инстинкт-автопилот, который перехватывает управление в критических ситуациях.
Можно назвать это мутацией. Этакое крохотное отличие от сородичей, которое не имеет значения в привычных обстоятельствах или даже играет отрицательную роль, осложняя обладателю жизнь. Но в случае радикальных изменений оно среды дает носителю выигрышный билет.
Такое постоянно происходит в истории разных биологических видов. До девятнадцатого века на деревьях Британии обитали бабочки белого и черного цветов. Белые доминировали, черные были редки и жили недолго. Их было хорошо заметно на фоне светлой коры, и они первыми отправлялись на корм дроздам. Но когда пришла промышленная революция, и от сажи кора деревьев стала черной, бабочкам белого цвета не повезло. Теперь уже они стали легкой добычей птиц. А черные не только выжили, но и захватили всю биологическую нишу.
Возможно, и человек не свободен от действия этого эволюционного закона. Тогда, рассуждал Саша, после гибели стержневой ветви цивилизации Земля станет полигоном, на котором будут проходить обкатку альтернативные модели. Это будет продолжаться до тех пор, пока из них снова не выделится новая доминанта. Впрочем, это была только его теория, из разряда мыслей ни о чем, которыми парень заполнял редкие минуты, свободные от забот о собственном выживании.
Беда, как всегда, пришла откуда не ждали - не снаружи, а изнутри.
'За все приходится платить'. Александр никогда не подвергал сомнению эту истину. Но где ж видано, чтобы за былую тягу к пирожным и конфетам человек расплачивался такими муками?
Теперь сладкое было для него не лакомством, а источником энергии. Вот и на этот раз он, как обычно, завтракал батончиком 'с арахисом, карамелью, нугой и толстым-толстым слоем шоколада', когда почувствовал острую тянущую боль. Саше понадобилась пара минут, чтобы определить ее источник. Сигналы посылал четвертый коренной зуб справа. Там уже было дупло, а бесплатная отечественная пломба, которую он поставил год назад, быстро раскрошилась и выпала. По-хорошему, надо было уже тогда сходить к стоматологу, но Александр имел дурную привычку откладывать все напоследок. Да и людей в белых халатов он не переваривал, как и их неразлучную спутницу - бормашину, будь она хоть трижды лазерная. Теперь Данилов проклинал себя за это. Что ему стоило потерпеть десять минут?
