Вероника Рот - Аллигент
Несмотря на серьезный повод, я улыбаюсь.
―Ну, посмотри на это‖, - говорю я. ―Я забыл, какая ты высокая.‖
―Калеб и его друзья из лаборатории сделала их для меня, - говорит она. ―По-прежнему получает повесить его, но они говорят, что я, быть может, когда-нибудь побегу.‖
―Очень хорошо‖, - говорю я. ―Где он, кстати?
―Он и Амар встретят нас в конце линии, - говорит она. ―Кто-то должен быть здесь, чтобы поймать первого человека.‖ ―Он по-прежнему вроде торт из анютиных глазок," Зик говорит. ―Но я, приближаясь к нему.‖
―Хм‖ я говорю, не совершая. По правде говоря, я примирился с Калебом, но я все еще не могу быть рядом с ним надолго. Его жесты, его интонаций, его манеры, они принадлежат ей. Они делают его только шепотом ее, и, что не хватает ее, но это слишком много.
Я бы сказал больше, но поезд пришел. Он едет к нам по отполированным рельсам, визжит когда замедляется до остановки в передней части платформы. Голова высовывается в окно первого вагона, в котором находятся элементы управления - это Кара, ее волосы в тугой косе. ―Получилось!‖, - говорит она.
Шона сидит в кресле и снова толкает сама через дверной проем. Мэтью, Кристина, и Зик следуют за ней. Я вхожу последним, предлагая Шоне держать урну, и, стоя в дверях, сжимаю ручку своей рукой. Поезд снова начнется набирать скорость с каждой секундой, и я слышу, как его мотает и он свистит над рельсами, и я чувствую силу, как она растет внутри меня. Воздух кнутами бьет по моему лицу и прижимает мою одежду к моему телу, и я смотрю на городскую площадь напротив меня, здания, освещенные солнцем.
Это не то же самое, что было раньше, когда-то давно. Все нашли новые места. Кара и Калев работают в лабораториях , которые являются теперь небольшым сегментом департамента Сельского хозяйства, который работает, чтобы сделать сельское хозяйство более эффективным, способным накормить больше людей. Мэтью работает в психиатрических исследованиях где-то в городе - в последний раз, когда я спросил его, он изучал что-то о памяти. Кристина работает в офисе, переселяет людей с окраин, кто хочет переехать в город. Зик и Амар - полицейские, и Джордж управляет полицией -
Бесстрашные работники, как я их называю. А я помощником представителя правительства одного из наших городов: Джоанны Райес Я протягиваю руку, чтобы схватить другую ручку и высунуться из машины, как оказалось, почти болтаясь на улице, два этажа ниже меня. Я чувствую трепет в животе, страх, трепет истинная любовь Бесстрашных.
―Эй‖, - говорит Кристина, стоя рядом со мной. - А как поживает твоя мать?‖
―Отлично, - говорю я. ―Мы разберемся, я думаю.‖ ―Вы собираетесь промелькнуть линией?"
Я смотрю на спуск перед нами, пройдя весь путь до улицы.
―Да, - говорю я. ―Я думаю, что Трис хотел бы попробовать хотя бы один раз.‖ Произнесение ее имени по-прежнему причиняет мне небольшой приступ боли, щепотку, что позволяет мне знать, что память о ней все еще дорога мне.
Кристина смотрит на рельсы, на пустоту под нами, и через несколько секунд говорит "Ты прав". Мои воспоминания о Трис не померкли со временем, как это делают другие,но теперь они не жгут так, как прежде. Иногда я получаю удовольствие прогуливаясь по ним, не так уж часто. Иногда я делаю это с Кристиной, и она замечательный слушатель, лучший чем я мог себе представить Искренняя вот кто она.
Кара направляет поезд для остановки, и я спрыгиваю на платформу. Там Шона пытается ходить с помощью нового устройства (скоб) Мы с Метью берем ее кресло и несем. Оно тяжелое и громоздкое, им наверное очень тяжело управлять "Есть какие-нибудь новости о Питере?" Спрашиваю я Мэтью, как только мы достигаем основания лестницы.
Когда дезориентация, вызваная приемом сыворотки памяти, прошла, проявились некоторые неприятные аспекты его личности, хотя и не все. Я перестал его ненавидеть теперь, но это ни значит что я должен с ним общаться.
"Он в Милуоки," сказал Мэтью. "И я не знаю, чем он там занимается" "Он работает где-то в офисе," ответила кара у подножия лестницы. Она несла урну, взятую с коленей Шоны,когда мы выходили из поезда, как младенца. "Я думаю это хорошо для него" "Я думал он присоединится к повстанцам ГП," сказал Зик. "Чтобы показать кто он"
―Он теперь другой,‖ Кара говорит, пожимая плечами.
Еще остались повстанцы ГП, которые считают, что изменений можно добиться только с помощью насилия. Я принадлежу к тем, кто хочет добиться их мирным путем. Я видел столько насилия, что мне хватит его на всю жизнь, и шрамы теперь не только на моей коже, но и в воспоминаниях, и каждый раз они поднимаются в моем рассудке тогда, когда я меньше всего этого хочу, как кулак отца сталкивается с моей челюстью, как мой пистолет поднимается на Эрика, как тела Отреченных лежат на улицах моего старого дома.
Мы идем по параллельным улицам. Эта часть города Бесстрашнее, чем другие, благодаря лицам людей и их татуированной коже, они больше не носят один цвет, из за чего это видно резче. Некоторые гуляют по тротуару, как мы, но большинство на работе -каждый в Чикаго работает, если только может Впереди я вижу здание Хенкок, скребущее небо, его фундамент шире, чем вершина. Черные балки преследуют друг друга до самой крыши, пересекаясь, натягиваясь и расширяясь. Я не стоял так близко уже долгое время.
Мы входим в вестибюль с его блестящими полированными полами и его стенами, изрисованными яркими Бесстрашными граффити, оставленными в качестве своеобразной реликвии. Это место объяло нас своей высотой, а так же подозреваю, одиночеством.
Зик тычет в кнопку лифта указательным пальцем. Мы заходим в лифт, и Кара нажимает №
99.
Я закрываю глаза, как только лифт начинает двигается вверх. Я почти вижу открытое пространство под ногами, темную бездну, и только ступни на твердой земле отделяют меня от пропасти, я падаю, падаю. Лифт вздрагивает при остановке, я цепляюсь за стенку, чтобы не упасть к открытым дверям.
Зик хлопает меня по плечу. ―Не волнуйся, дружище. Мы делали это все время помнишь?‖ Я киваю. Воздух проникает сквозь щели в потолке, надо мной ярко-синее небо. Я толкаюсь с другими на лестнице,слишком онемевший от страха, чтобы заставить ноги двигаться быстрее.
Я считаю ступеньки, каждый раз сосредотачиваясь на одной из них. Надо мной Шона легко поднимается, используя свои крепкие руки.
Я спросил Тори однажды, когда она набивала тату из символов на моей спине, думает ли она, что мы последние люди в мире. Может быть, все что она сказала. Я не считаю, что ей нравилось думать об этом. Но здесь, на крыше казалось, что мы - последние люди, оставленные где угодно.
Я смотрю на здания вдоль берега болота, и моя грудь так сжимается и подтягивается будто вот вот рухнет внутрь меня.
Зик перебегает через крышу, проверяет застежки-молнии и приделывает человеческого размера стропы к стальным тросам. Он фиксирует его, чтобы не соскользнул вниз, и смотрит на нашу группу с выжидающе.
- Кристина, говорит он. - Это все для тебя.
Кристина стоит возле петли и касается своего подбородка пальцем
- Как ты думаешь? Лицом вперед или назад?
- Назад, говорит Мэттью. - Я хочу лицом вперед, так я не наделаю в штаны, а еще я не хочу чтобы ты меня копировала. - Только при спуску лицом вперед ты сможешь все это осуществить, ты знаешь, говорит Кристина.
- Так что давай вперед и сделай это так чтобы я смогла тебя называть "Мокрые штанишки".
Кристина залезает в петлю ногами вперед, животом вниз, таким образом она будет наблюдать за тем, как здания становятся все меньше, пока она спускается. Меня бросает в дрожь.
Я не могу смотреть. Я закрываю глаза, пока Кристина спускается все дальше и дальше, и даже Мэтью, а затем и Шона, делают то же самое. Я слышу их крики радости, подобные птичьему крику, против ветра.
" Теперь твоя очередь, Четыре‖, - говорит Зик. Я отрицательно качаю головой.
- Давай, говорит Кара. - Лучше преодолеть это, ведь так?
―Нет, - говорю я. ―Ты иди. Пожалуйста.‖ Она предлагает мне урну, я делаю глубокий вдох. Держу урну напротив своего живота.
Металл теплый, потому что много людей коснулись его. Кара залезла в строп, и Зик зафиксировал ее ремнями, он скрестила руки на груди, и он посылает ее в полет над берегом озера, над городом. Я не слышу от нее ни единого звука, даже вздоха.
Нас с Зиком оставили вдвоем, мы просто глядели друг на друга.
―Я не думаю, что я могу сделать это, - говорю я, и хотя мой голос звучит твердо, мое тело дрожит.
-Конечно же ты сможешь, говорит он. - Ты Четыре, легенда Бесстрашных! Ты можешь справиться с чем угодно.
Я скрещивать руки и подхожу на дюйм ближе к краю крыши. Хотя здесь несколько метров, я почувствовал, что мое тело качается через край, и я встряхиваю головой, снова, и снова, и снова.
―Эй!‖ Зик кладет руки на мои плечи. ―Это не для тебя, помнишь? Это для нее. Ты должен сделать то , что она хотела бы сделать, то, чем бы она гордилась. Верно?‖ Вот оно что. Я не могу избежать этого, я не могу вернуться сейчас, не тогда, когда я все еще помню ее улыбку, как она поднялась на колесо обозрения со мной, или жесткий стук ее челюсти, когда она испытывала ужас после пережитого страха в моделировании.
