Джордж Стюарт - Земля без людей
— …подъехали к огромной реке. Такой широкой никогда больше не видели, но мост через нее крепко стоял… Они добрались до Чикаго, но город оказался огромной каменной пустыней. И Иш подумал, что вряд ли это гостеприимное место теперь, когда зимние ветры начинают задувать с озера Мичиган. И он не удивился, что люди, перед которыми теперь открытыми лежали просторы всего континента, ушли из огромного города у озера, оставив мертвый призрак за своей спиной. На выезде из Чикаго мальчики заблудились в хитросплетении лабиринта пригородных дорог, а так как день выдался облачный, то, потеряв ориентацию, вместо востока двинулись на юг.
— После этого, — рассказывал Боб, — мы разыскали в магазине эту штуку, которая направление показывает, — и он вопросительно посмотрел на Иша.
— Компас, — подсказал Иш.
— Раньше он как-то не нужен был, а потом мы им часто пользовались; и снова на восток поехали, пока не добрались до большой реки, которую, как ни старались, пересечь не смогли. Иш без труда вычислил, что, наверное, Уобаш им стал преградой. Двадцать один год паводков, а скорее всего, один — разрушительный и мощный — снес с реки все мосты. После того как и в южном направлении не нашли мальчики дороги, снова повернули на север и ехали по Шестой, все-таки по более возвышенной местности проложенной. И с каждым днем путь на восток становился все более трудным. Паводки, ураганы, зимние морозы превратили некогда ровные, открытые хайвеи в беспорядочно вздыбленные, заваленные гравием обломки бетонных плит. Заросшие молодой порослью, в завалах из стволов старых деревьев, стали дороги непроходимыми. В некоторых местах джип еще мог проехать сквозь заросли кустарника или перевалить всеми четырьмя колесами через ствол дерева, но чаще путь приходилось прорубать топором и до пота работать лопатой. Такая езда измотала мальчиков. И еще навалилось страшное чувство полного одиночества.
— Стало очень холодно, и дул северный ветер, — с трудом подбирая слова, говорил Дик. — И тогда мы испугались. Мы вспомнили, что ты нам рассказывал о снеге, и решили, что никогда не сможем вернуться домой. Скорее всего, у Толидо они повернули назад. А когда повернули, началось у них что-то вроде паники. Пошли затяжные дожди, и часто дороги оказывались залитыми водой. И был сильный страх, что смоет мосты с больших рек и останутся они одни, отрезанные от своего народа. Они не пытались двинуться к югу, как советовал Иш, а повернули назад и поехали по тем же дорогам, что привели их в эти края, и даже на знакомых дорогах не были уверены, что выберутся и снова увидят родной дом. И обратная дорога подарила им мало новых впечатлений, и не увидели они больше того, что уже видели. Даже мыслей не возникало у Иша в чем-то винить мальчиков. И думал он, что вели они себя мужественно, решительно и с большой находчивостью. Если и можно кого-то винить, так это только самого себя — за то, что послал мальчиков в Чикаго и Нью-Йорк — в эти гиганты Старого Времени. Ему нужно было догадаться и выбрать другой маршрут — в сторону Хьюстона и Нового Орлеана, а не в суровую страну холодных зим и пронзительных ветров. Но ведь на пути в Хьюстон и разливы рек могли быть сильнее, и деревья подняться гораздо быстрее, чем на севере. Из-за климата Арканзас и Луизиана могли превратиться в непроходимую глушь гораздо быстрее, чем Айова или Иллинойс. А дети вопили и плясали у костра. Что это, возвращение к первобытному образу жизни с его примитивными радостями или у него просто плохое настроение и все начинает представляться в черном свете? Наверное, дети во все времена вели бы себя у огня одинаково. Вот и взрослая Иви — по уму совсем ребенок — пляшет с ними. А ведь как красиво развеваются ее золотистые волосы. В молчании сидел Иш, смотрел в одну точку и думал. Конечно, поиск доказательств того, что некогда цивилизованная страна превратилась в бескрайние дикие просторы, не мог считаться главной целью экспедиции. Да любой вам это скажет, не отходя далеко от дома. Главным итогом стало установление контактов с двумя другими общинами. Хорошо сказать — контактов, если общины настроены не только подозрительно, но и откровенно враждебно даже к таким несмелым попыткам вмешательства в их жизнь незваных чужаков. Что явилось причиной такого отношения — слепые предрассудки или глубокий инстинкт самосохранения? Но по крайней мере они теперь будут знать, что в Лос-Анжелесе и вблизи Альбукерка живут люди. И от знания этого должно дальше отступить еще живущее в душах их чувство одиночества. Две малочисленные группы людей обнаружены всего в одном путешествии, по одной и той же дороге! Если свести этот факт к простым арифметическим расчетам, на территории Соединенных Штатов их будет уже несколько дюжин. Он вспомнил о давней встрече с арканзасскими неграми. В той плодородной стране с ее благодатным климатом и мягкими зимами трудно найти причину думать, что те трое не выживут и не станут ядром молекулы, которая начнет притягивать других — как белых, так и черных. Конечно, по образу жизни и по мировосприятию такая община будет отличаться, причем значительно отличаться, от людей Нью-Мексико или двух общин Калифорнии. Подобного рода дивергенция в недалеком будущем поставит перед людьми очень серьезные проблемы… Но не время сейчас заниматься философскими проблемами будущего. Вот оно перед ним, настоящее, — в диких плясках и криках беснующихся у огня детей. Истинная вакханалия! Поддавшись всеобщему возбуждению, даже старшие мальчики, да и некоторые из семейной молодежи присоединились к дикому празднеству. Играли в «веревочку» — забаве чрезвычайно волнующей еще и тем, что сброшенному с конца веревки неудачнику приходилось прыгать через костер. И вдруг напрягся Иш, так что все мускулы разом окаменели. Чарли тоже играл! В одной линии между Диком и Иви он размахивал свернутой кольцами веревкой. А дети! Как дети радовались, что такой взрослый, да еще и таинственный незнакомец играет вместе с ними. И снова Иш пытался побороть чувство физического отвращения. «А почему бы нет? Собственно говоря, почему взрослый мужчина не может играть вместе с детьми? А я — да я такой же, как те из Лос-Анжелеса или Альбукерка, еще не зная, но уже заранее ненавидящие всех чужаков. Но все же будь он немного другим, я бы ничего не имел против Чарли…» Как ни уговаривал себя Иш, не удавалось ему побороть это возникшее с первого взгляда чувство неприязни. Пытаясь выкинуть из головы Чарли, он снова вернулся в мыслях к путешествию мальчиков, оценивая его важность для будущего. Но не смог, потому что все это было вопросами будущего, а главным вопросом настоящего был и оставался Чарли. Поздно уже было, и матери потихоньку стали собирать детей. Праздник к концу подошел, но, желая послушать продолжение рассказов мальчиков и Чарли, самые старые вернулись в дом Иша и Эм.
— Усаживайся сюда, — сказал Эзра, показывая Чарли большое кресло у камина. Самое почетное место и самое удобное кресло в гостиной Иша предложил Эзра гостю; и снова подумал Иш, как это похоже на Эзру — так быстро угадывать и понимать отношения между людьми. Ведь у него — у хозяина — даже мысли такой не возникло, не сделал он ничего, чтобы уютно было Чарли в его доме. И тут же возразил сам себе, нашел достойное оправдание — не хотелось, чтобы Чарли уютно было… Холодный вечер опустился на Сан-Лупо, и Эзра попросил разжечь огонь. Мальчики быстренько дрова принесли, и скоро занялись поленья веселым, дружным пламенем. В комнате с каждой минутой все теплее становилось. Они говорили, и Эзра, как обычно, беседу вел, когда Чарли попросил выпить чего-нибудь. Джек принес бутылку бренди и стакан. Целый вечер не пустовал стакан в руке Чарли, но не жадничал он и не торопился, а потягивал из стакана медленно, смакуя каждый глоток, — видно, что привычное дело делал и толк в нем знал. И за весь вечер ни единым словом, ни единым жестом не дал никому понять, что пьян или просто возбужден.
— Что-то все равно зябко, — жалобно протянул Эзра.
— А ты, случаем, не заболел? — встревожилась Эм. Иш тоже встревожился. Болезнь такой редкой гостьей стала, что любая жалоба на недомогание становилась предметом всеобщего обсуждения.
— Не знаю, — сказал Эзра. — Если бы такое в Старые Времена случилось, можно было сказать, что простудился, а сейчас и не знаю, что сказать. И тогда они подбросили еще дров в камин, и в комнате стало сразу нехорошо от жары, неуютно; и Иш стянул с себя свитер и остался в одной рубашке с короткими рукавами. И почти сразу за ним Чарли снял пиджак, расстегнул пуговицы на жилетке, но саму жилетку не снял. Ну а лучше всех Джордж поступил: устроился поудобнее на краю дивана, поклевал слегка носом и мирно заснул. Но когда заснул старина Джордж, не сделался общий разговор от этого менее оживленным. А Чарли не оставлял в покое бутылку, но не брало его бренди, разве что от выпитого, а скорее, от духоты заблестел его лоб потной влагой. Иш молчал, понимал, что Эзра и так разговор крутит, и этак, чтобы больше о прошлом Чарли выведать. Но лишним был такой тонкий подход. Чарли, когда вопрос его касался, отвечал прямо и вполне охотно.
