Пацан (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич

Ингвар остановился посреди улицы и придержал за плечо мальчика. Ровно по центру замусоренной дороги на остатках разделительной линии на небольшом ящике стоят ботинки. Детские жёлтые ботиночки, пыльные, но совсем новые.

— Это от кого такой щедрый подгон? Подозрительно, плешь меня заешь! Знаешь, бывал я в таких краях, где без сапёра к этаким подаркам судьбы не походят. Оно, конечно, здесь вам не тут, но всё же, всё же… Подай-ка мне вон ту длинную палку.

— Уф, всё-таки паранойя, — облегчённо вздохнул Ингвар после того, как сначала перевернул ящик палкой, а потом повалял ей в пыли обувь. — Нормальные ботиночки, без сюрпризов. А ну, примерь… А, чёрт, так и думал — малы. А жаль, тебе бы не помешали.

Ингвар поставил ботинки обратно на ящик, как было, и закричал:

— Эй, кто бы ты ни был! Спасибо! С размером ты не угадал, но я ценю намерение. Вот тебе отдарок, два пакетика каши со вкусом бигодима, что бы это ни значило. Надеюсь, тебе нравится бигодим. Оставлю здесь, на ботинках. Не прими за обиду, неведомый даритель, может, кому ещё пригодятся!

Он засунул по пакетику с концентратом в каждый ботинок, и, приложив руку к груди, поклонился куда-то в сторону развалин.

— Знаешь, что, пацан? Давай проведём эксперимент. Разуйся и поставь ногу на землю. Вот тут, да, в пыль рядом. Пусть след останется. А я ещё палочкой обведу, для надёжности. Всё, мотай обратно. О, молодец, уже почти правильно получается. Тут только перехлестнул зря, натрёт. Вот, так лучше. Ладно, пойдём дальше, до реки ещё далеко. Я даже не могу понять сколько, это не карта, а недоразумение какое-то. Жрать хочешь? Вижу, хочешь. Я тоже. Быстрее дойдём — быстрее пожрём. Интересно, кто это такой заботливый? Вот ты спал сегодня, как сурок в норе, а между тем ночью кто-то шарашился вокруг. Хорошо слышно было в тишине. И ладно бы просто так таскался, это б ещё полбеды. Но как луна взошла, он ещё и завыл! У меня аж волосы дыбом встали на всех местах! И вроде человек воет, а вроде и хрен поймёшь. Голос хриплый, и тоска в нём такая, что хоть заплачь, хоть усрись. До мурашек продирает. Удивляюсь, как ты ухитрился не проснуться. Вот что значит молодость. А я вот в тюряге на полжизни вперёд отоспался. Там делать особо нечего — читай, смотри телек, жри да спи. Я ж говорю — курорт. И ещё исправительные процедуры. Физическая и творческая активность. Это я то заведение тюрягой звал, потому что как по мне, если ты откуда выйти не можешь, то это тюряга и есть. А так-то «лечебно-исправительный изолятор», потому что тюряг у вас не бывает. Я говорю: «На кой чёрт мне лечебно исправляться, волки позорные, если мне при любом раскладе век воли не видать? Чтобы исправленному тут на стены лезть со скуки? Так у меня и без исправления отлично получается». Но говорить-то я говорю, а слышат ли меня — без понятия. Динамик в стене есть, через него мне командуют, а вот насчёт микрофона — не уверен. Физическая активность — это прогулки и спортзал. Всё выстроено так, чтобы я ни одной живой души при этом не увидел — гудок, дверь открылась, пустой коридор, глухие двери. Утром открывается дверь в закрытый дворик. Стены гладкие высотой метров по пять, газончик, деревце, сад камней, дорожка по кругу. Хочешь бегай по ней, хочешь ходи — но не стой. Если будешь стоять, врубают Звук. Вроде бы и не громкий, но такой, что от него зубы во рту вибрируют, уши в трубочку скручиваются, кишки в узел завязываются и мозги в башке медленно закипают. Так что, тут хочешь не хочешь, а потопаешь. Я как-то попробовал, сжал жопу в кулак и терпел — минут на пять меня хватило, и каждая минута была как вечность. Умеют, черти. Не потому, что я против прогулок, я очень даже за — чего б не размять ноги на свежем воздухе? Но всегда надо проверять границы, чтобы знать, докуда тебе можно. А вечером, значится, другая дверь — в спортзал. Там тренажёры простенькие — пресс покачать, бицепсы-трицепсы, потягать железо, в общем. Упарываться не обязательно, но просто посидеть тоже не дают, Звук врубают. У них этот Звук был заместо охраны, наказания и вообще всего. Не выйдешь на прогулку — врубят в камере, вылетишь пробкой.

Не заправил кровать, не помыл пол, не смыл в сортире — сначала напомнят вежливо, потом врубят, если не внял. Да, там всё на самообслуживании, а ты как думал? Жратва только казённая, кухонным лифтом подаётся, а чистота и гигиена — на тебе. Ежели чего сломать или кухонный лифт подносом заклинить — я первым делом попробовал, уж будь уверен, — то всё равно никто к тебе не придёт. У меня была, грешным делом, мысль взять какого-нибудь сантехника в заложники — не сбегу, так повеселюсь. Но куда там — врубили Звук, загнали им меня в карцер, где ничего, кроме койки и сральника, и так держали три дня. Вернулся — всё починено. Больше не пробовал. Уж лучше в камере, там хотя бы телек есть. И книги по каталогу дают. Скучные, правда, как стенограмма пленума ЦК КПСС, но лучше, чем ничего. Интересно, это специально для тюряги такие пишут, или у вас вся литература такая? Думаю, пацан, что вся. Потому что ладно книги, их можно отдельно напечатать, в целях поиздеваться над узником совести. Но кино, которое по телеку крутят, снимать спецом для меня вряд ли б стали. А от него тоже скулы сводит. Всё-таки конфронтация — двигатель сюжета. Нет конфликта — нет драмы, нет драмы — нет интереса. Большая часть этих кинокартин была посвящена тому, как на каком-нибудь заводе, где производят что-то не попадающее в кадр… Я так и не понял почему, но реально, ни в одном кино ни разу не упомянули, что именно они на своём заводе делают — молотки, гвозди, или, к примеру, ночные горшки? Так, вот, на этом чёртовом производстве непоймичего полтора часа обсуждается, как произвести на шесть процентов больше продукции, сэкономив при этом восемь процентов сырья. И вся интрига сюжета в том, удастся ли при этом ещё и сократить человекочасы на единицу этого тщательно не называемого изделия. У нас похожий жанр назывался «производственная драма», но там хотя бы была эта самая драма! Конфликт прогрессивного и консервативного, битва за урожай или за выполнение плана пятилетки, мог даже служебный роман произойти на этом фоне, с образованием новой трудовой династии в перспективе. Тоже скучища та ещё, но у вас вообще ужас что такое. И так все восемь часов вещания по единственному, чёрт его натяни, каналу. С перерывами на новости и познавательные передачи. Так вот, пацан, новости были интереснее. Хотя даже «Сельский час» времён моей юности, который бабуля смотрела вместо снотворного, давал им фору по накалу страстей, но из новостей у меня постепенно, кусочек за кусочком, собирался паззл картинки вашего мира. Правда, в ней до сих пор остаются такие дыры, что туда может слон провалиться. И самая большая — как вам удалось вытравить в людях конфликтность? Это же биологическая основа нашего вида! Конкуренция за самок, ресурсы, территории, смыслы, идеи! Технический прогресс — заслуга войны. То-то у вас лет тридцать ничего не менялось — ламповые телевизоры и УКВ-радио. Но ведь до этого уровня вы как-то развились? Увы, в познавательных передачах рассказывали об устройстве трактора, конструкции унитаза и строении кишечника, но ни слова о том, каким образом самый жестокий хищник Мультиверсума остался тут без зубов. А теперь и спросить не у кого… О, смотри — а не мост ли это? Вон, где дорога ныряет вниз? Как есть мост, пацан! А где мост — там и река, потому что никто мост от нефиг делать строить не станет, дорогая штука. Тем более, такой здоровенный. Удивительно, что он до сих пор стоит, видать, хорошо построили…

***

— Да, издали он казался целее, — сказал разочарованно Ингвар. — Мощное было сооружение, но осталось от него немного. Тем не менее, смотри, пацан, вон там, справа, остался целый кусок пролёта, можно перейти на тот берег, если приспичит. Но мы с тобой лучше к воде спустимся, потому что жрать хочется — спасу нет. Да и чайку попить не помешает. Нет-нет, пить прямо из реки мы не будем. Нам только дизентерии какой-нибудь не хватало для полного счастья.