Ян Валетов - Ничья земля
Очередь прошила ее снизу вверх, от паха до груди разворотив все, что можно. Крови не было, она еще скапливалась под одеждой, но дымящиеся дырки на ее куртке четко указывали на места ранений. И говорить она уже не могла. Кровь выплескивалась изо рта, едва она приоткрывала губы. Худые, грязные пальцы скребли землю и тело содрогалось в агонии.
Сергеев опустился на землю рядом с ней, словно надувная игрушка из которой выпустили воздух, и сел, положив автомат рядом.
Шапка с девчонки слетела при падении и неровно стриженная, грязная челка упала на глаза из которых внезапно потекли крупные, как горошины слезы, прочерчивающие на перепачканных щеках влажные дорожки.
— Что же ты… — сказал Сергеев севшим голосом. — Как же это так?
Она захрипела, выплевывая кровь и опять забила ногами, косясь на Михаила безумным взглядом, из которого уже начала исчезать жизнь.
И тогда он нашел ее руку и крепко сжал в ладони, ощутив, как сперло дыхание и внезапно стало тяжелым, словно кусок свинца, сердце. Глаза ее, только что казавшиеся черными от боли, вдруг стали мертвыми и голубыми, как льдинки. Рот приоткрылся.
— Будь все проклято, — подумал Сергеев, и закрыл ей глаза. — Будь все проклято! Это же дети. Она, Молчун… Сколько еще таких здесь? Сотни? Тысячи? Сколько их рождается каждый год? Сколько умирает? Ведь здесь тоже идет жизнь, если это можно назвать жизнью. Тут тоже растут дети. Плоды любви, насилия, похоти или простой неосторожности, но они рождаются и начинают жить здесь. Что же вырастет из них? Что видела эта мертвая девчонка за свои шестнадцать лет? Во что играла? Из чего мастерила кукол? Или, может быть, они уже не играют в кукол?
Сергеев откинул голову далеко назад, так, что даже стало больно в затылке и со свистом втянул воздух через плотно сжатые зубы.
— Сколько надо времени, чтобы поколение выросло нелюдями? Неужели так мало? И, самое страшное то, что они считают это жизнью. Нормальной, обыденной жизнью. И не знают другой. Прости меня, Господи! И ее прости. Мангуст был прав — в рай нам не попасть никогда! Отсюда тоже прямая дорога в ад. Без отпущения грехов, без отходной молитвы. И тело никогда не упокоится в освященной земле. Сколько таких неглубоких могил на Ничьей Земле, кто посчитает? Прости ее, Господи! Не надо меня — ее прости! Поверь, Господи, не было у нее другого пути или она не знала о нем. Прояви милосердие, Господи, к детям и зверям, о нас не прошу. Мы не дети, а звери лучше нас. Аминь.
Сергеев, неожиданно для себя самого, неумело перекрестился и встал над телом, держа автомат за ремень.
В укрытии, возле сгнившего ларька, их с Молчуном ждали еще два стрелка. Все было просто. Надо было выжить. Остальное не имело никакого значения. Что толку каяться, если новый грех неизбежен?
Через двадцать пять шагов от места, где упершись лицом в низкое небо лежала девочка, он вышел стрелкам во фланг и накрыл «гнездо» первой же гранатой. Выскочившего из-за ларька раненого, Молчун срезал на бегу короткой очередью. Все четверо убитых были подростками не дожившими до совершеннолетия.
И поделать тут ничего было нельзя.
Стало темно, но они потратили два часа драгоценного времени и комплект батареек для фонаря для того, чтобы похоронить тела, правда в общей могиле.
Молчун пожал плечами в недоумении, но спорить не стал.
Крест Сергеев соорудил из двух кусков арматуры связанных огрызком ржавой проволоки.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
