Сергей Москвин - Голод
Начмед понимающе кивает:
— Тогда я и всех последующих тоже прикажу туда относить.
Он прав. Уже к вечеру у его санитаров и мобилизованной похоронной команды появится новая работа. В экипаже БПК две сотни человек, и большая часть из них в ближайшие дни отправится в свой последний путь по упирающемуся в глухую каменную стену восьмисотметровому туннелю…
* * *Юля выдернула руку, и стоящее перед глазами или возникшее в ее голове видение: кабинет, четверо совещающихся мужчин в военной форме и стоящий у двери врач в белом халате и диковинных резиновых сапогах, которые почему-то называются не сапоги, а чулки, в то же мгновение пропало. На ее ладони лежал смятый и затвердевший от времени носовой платок. Больше в кармане ничего не было.
Юля перевела растерянный взгляд на лицо погибшего военного и сразу узнала его. Это он сидел во главе письменного стола в ее видении, а остальные трое сидели за приставным столом напротив него. Он не решался сказать командиру военного корабля, что на полигоне нет средств для лечения больных моряков. Она даже знала (теперь знала), как его зовут — генерал Костомаров. Оказывается, она не ошиблась, когда предположила, что он был здесь самым главным. Начальник полигона — вот как называлась его должность. Прикоснувшись к мертвому телу генерала, она каким-то образом перенеслась на двадцать лет назад, в то время, когда генерал был еще жив, а ужасный пожиратель душ еще не вырвался из своего подземелья. Причем не просто перенеслась, а увидела происходящее в кабинете глазами генерала, словно ее душа на время оказалась в его теле. Или это неприкаянная душа Костомарова, охранявшая все эти годы растерзанное тело генерала, поделилась с ней своими воспоминаниями?
Юля потерла ладони, мысленно настраивая себя на повторение увиденного или нечто подобное, и запустила руку в другой карман. В ладони оказалось что-то угловатое, которое смялось без всякого усилия с еле слышным хрустом, а потом уши снова заложило, и…
* * *Знакомый капитан второго ранга прямо перед глазами. Он приближается. Сейчас он совсем не похож на бесконечно уставшего человека, измученного приступами лучевой болезни. Он вообще не похож на человека! Вместо лица — застывшая оскаленная маска, вместо выпавших волос — наросты инея, вместо глаз — кристаллы льда. Лицо неподвижно, но Костомаров видит, что кавторанг ухмыляется. Ухмыляется его приоткрытый рот, ухмыляются горящие холодным зеленым светом глаза. На правой руке уже нет повязки. Да и самой руки ниже локтя тоже нет, предплечье заканчивается уродливым обледеневшим обрубком. Но это не мешает кавторангу уверенно передвигаться, как не мешает размахивать пожарным топором, который он сжимает в своей единственной, левой руке. Топор красный, но не от краски, а от человеческой крови.
Костомаров вытаскивает из кобуры наградной пистолет, направляет его на приближающегося монстра с ледяными глазами и окровавленным топором в руках и жмет на спуск. Уши закладывает от грохота выстрела, раздавшегося в тесном пространстве комнаты дежурной службы подобно разрыву артиллерийского снаряда корабельного орудия главного калибра. Костомаров ничего не слышит, но ощущает, как дергается пистолет в его руке, и продолжает давить на спусковой крючок. Второй раз, третий, четвертый, но сила отдачи только дважды подбрасывает его руку. Пистолет встал на затворную задержку — в магазине закончились патроны.
Вторая и третья пули пролетели мимо, а первая вырвала из подмышки монстра твердый, как камень, кусок величиной с кулак, но тот даже не заметил этого. Неудивительно. По словам начмеда, воскресшие мертвецы не чувствуют боли и не замечают полученных ран. Уничтожить ходячий труп можно, только вдребезги разбив его на куски, и у начальника полигона есть для этого средство.
Под оперативным пультом оповещения и связи целый ящик строительного аммонала, используемого при прокладке штолен, а в правом кармане должна быть бензиновая зажигалка. Генерал Костомаров сам распорядился принести взрывчатку со склада в контрольно-измерительный центр, когда стало ясно, что одними автоматами караульных и пистолетами офицеров не остановить десятки восставших из радиоактивной могилы мертвецов, объединенных жаждой убийства.
Костомаров стремительно наклоняется к ящику и выхватывает оттуда цилиндрическую шашку аммонала. Но ему только кажется, что он проделывает это быстро и стремительно. Когда тебе за шестьдесят, когда уже не можешь обходиться без валидола и нитроглицерина, когда постоянно скачет давление, а сердце от отвращения и страха колотится так, что готово выскочить из груди, не стоит уповать на реакцию. Костомаров понимает свою ошибку, когда поднимает глаза на приближающегося монстра. Тот в двух шагах от него. Последняя надежда генерала — взорваться вместе с монстром, что, по крайне мере, избавит его от мучений. Где же зажигалка? Он опускает руку в карман, но пальцы натыкаются на полупустую пачку сигарет. Неужели провалилась за подкладку?! Нет, вот она! Ладонь сжимается вокруг гладкого металлического корпуса. Зеленый свет в ледяных глазах надвигающегося чудовища вспыхивает еще ярче, а его единственная рука взметает над головой окровавленный топор. Алые капли срываются с лезвия, оставляя на полу и обледеневшей голове монстра широкие разбрызгавшиеся пятна. Костомаров тянет зажигалку из кармана.
Поздно! Топор устремляется вниз и обрушивается на генерала. Опущенная в карман рука отлетает в сторону, а из обрубка плеча фонтаном выплескивается кровь. Костомаров отшатывается в сторону, но это уже агония. Новый взмах топора. Тяжелое тупое лезвие раскалывает грудину, ломает ребра и разрубает пополам учащенно бьющееся изношенное сердце. Внезапная боль. Кровавый туман перед глазами. Чернота…
* * *Юля с трудом открыла глаза. То, что она сейчас пережила, было точь-в-точь как собственная смерть. Наверное, и сердце так же часто бьется в груди, как оно билось у погибшего генерала в последние мгновения жизни. Девушка перевела взгляд на зажатую в кулаке зажигалку, которую так и не успел достать из своего кармана генерал Костомаров. Там же должна быть еще и пачка сигарет.
Юля заглянула в карман и осторожно, стараясь не притрагиваться к одежде зверски убитого генерала, достала оттуда смятую, едва не рассыпавшуюся у нее в руке бумажную сигаретную пачку с глупой наклейкой «курение убивает». Больше авторам этих слов не о чем беспокоиться. Никто из погибших после войны не умер из-за пристрастия к табаку. Теперь людям угрожают другие опасности, которые калечат и убивают гораздо быстрее и эффективнее.
Она хотела выбросить бесполезную пачку, но, вспомнив о Катерине, которая с наслаждением затягивалась свернутыми из высушенного мха самокрутками, засунула найденные сигареты в рюкзак и снова взяла в руки генеральскую зажигалку. Похожие штуки мастерил на Заставе Борис. Его зажигалки представляли собой грубо склепанные металлические, а чаще — жестяные коробочки с воткнутым кремнием и ржавым колесиком сбоку для высекания огня, и не пользовались у жителей спросом. Растопленный тюлений жир, которым их заправляли, быстро густел и переставал загораться, к тому же самодельные зажигалки постоянно ломались. Но ту, которую держала сейчас Юля, явно сделали не вручную. Ее отличали изящность форм и точность соединения деталей. Такая зажигалка и спустя двадцать лет должна отлично работать.
Юля резко крутанула колесико, потом еще раз и еще, но, кроме мгновенно гаснущих искр, так и не смогла добыть из зажигалки огня.
Попробуй еще раз, — ехидно пропищал знакомый ей тоненький голосок.
Нет, она больше не будет пробовать. Она и так потратила слишком много времени зря. Можно сколько угодно обыскивать пустые столы или шарить по карманам покойников, но это не приблизит ее к Максу и Катерине и не поможет их спасти. Ей нужно искать своих друзей, а не причины, чтобы не делать этого.
Юля отбросила неработающую зажигалку, но прежде чем выйти из комнаты дежурного, достала из ящика со взрывчаткой две шашки аммонала и опустила к себе в рюкзак. Пусть она так и не сумела добыть огня, чтобы поджечь фитиль, но взрывчатка и без огня, сама по себе, прибавляла смелости и уверенности. Во всяком случае, в коридор Юля вошла без колебаний.
Не так уж там было и темно. Она видела, куда ступает, как видела и ряды дверей вдоль стен, расположенные друг напротив друга. За первой дверью располагался кабинет или, скорее, лаборатория с длинным во всю стену столом, заставленным различными приборами. Впрочем, приборы стояли не только на столе. Некоторые, разбитые вдребезги, валялись на полу среди разломанных стульев и спутанных проводов. Юля даже не стала заходить туда. С первого взгляда было видно, что в лаборатории никого нет.
Следующий кабинет оказался такого же размера, как и первый, но совершенно пустой, если не считать разбросанных по полу проводов. Похоже, провода здесь были повсюду: на полу и под полом, на стенах, даже свисали с потолка.
