Татьяна Живова - Дети Зоны: альтернативная история
Однако, в Хармонте нашёлся человек, который не поверил в гибель танцовщицы. Гога Краузер, владелец «Сисек», был единственным в городе человеком, знавшим о ней всё. Разумеется, он вовсю пользовался этим знанием, нещадно эксплуатируя свою подчинённую. А той ничего не оставалось делать, как выполнять все его приказы. Потому что в случае неповиновения или ухода на другую работу её ждало бы разоблачение перед всем городом, а вслед за ним — гибель. Мутантов в Хармонте последние несколько лет ОЧЕНЬ не любили!
Само собой, когда птичка обхитрила его и упорхнула из клетки (лишив его тем самым тех солидных барышей, что он на ней наваривал), Гога крайне обозлился и, зная, что в Зоне такого мутанта, как Колли, убить достаточно проблематично, послал соглядатаев выяснить, что там на самом деле произошло с этой хитрой мерзавкой. Услышав сообщение, что пропажа более чем жива и здорова, Краузер удовлетворённо потёр руки и принялся осуществлять план мести.
И вот теперь нанятые им охотники (пришлось открыть им тайну Колли — чтоб знали, с кем им придётся иметь дело), вооружённые, помимо огнестрельного, оружием, стреляющим ампулами с парализатором (недавнее изобретение НИИ ЗАМ для ловли монстров живьём) и сетями, неумолимыми тенями неслись по Зоне, преследуя выслеженную ими беглянку.
Гога немало вложился в эту операцию. Никогда ещё за всю историю Хармонта (да и, пожалуй, мира!) водворение беглой сотрудницы обратно на рабочее место не было таким дорогим, но Краузеру было плевать на траты: Колли его одурачила, оставила без доходов, и поэтому он жаждал мести!
Задание охотникам было конкретное и не допускающее других вариантов: изловить паршивку живьём и притащить обратно в Хармонт. Ему, Гоге Краузеру, в «Кручёные сиськи».
Об этом сама Колли узнала на бегу, из отрывистых выкриков погони. И, поскольку возвращаться в Хармонт, в фактическое рабство к Гоге у неё не было никакого желания, она изо всех сил старалась избежать поимки и грозящей ей после этого ужасной участи.
Дело осложнялось тем, что люди застали её врасплох, когда она ещё не успела перетечь из одной сущности в другую — стать тем, кем она и была в Зоне — мутантом-энергокинетиком. На это требовалось хотя бы несколько минут покоя и сосредоточения, чтобы направить энергию Зоны в нужное русло. А их-то у неё как раз и не было!
…Что-то свистнуло над левым плечом. Звук был не такой, как у пули — должно быть стреляли парализующим дротиком. Колли привычно дёрнулась вбок, чтобы сбить стреляющему цель, но вдруг споткнулась, не удержалась на ногах и с пронзительным визгом кубарем полетела вниз по склону небольшой горушки, по которой пролегал её путь.
Преследователи издали радостный крик… который тут же превратился в тревожный, негодующий, предостерегающий.
Чуть в стороне от их пути, у подножья горушки — и это было видно на детекторах — сидела довольно упитанная аномалия. И вот, упавшая, потерявшая контроль над своим телом Колли влетела прямо в неё!
Вспышка, треск — и… пусто. Словно и не было никакой мутантки, отчаянно пытавшейся спастись от людей. Только сладковатый запах озона напоминал о только что случившемся.
Охотники в растерянности замерли на гребне горушки. Колли снова провела их всех и в очередной раз оставила ненавистный ей город с носом!
Из покинутого дачного посёлка неподалёку донёсся заунывный вой полтергейста, перешедший в жуткий «гиенский» хохот.
Казалось, это сама Зона смеялась над людьми.
1. Подарок аномалии
Человек попался сильный и телом, и духом. Он упрямо лез через поваленные стволы деревьев, таща на спине большущий рюкзак, аккуратно переступал заполненные водой ямки в земле, подныривал под низкие ветви, не сбавляя широкого шага. Каждые десять-двадцать шагов он замирал, прислушиваясь. Ничего? Ничего… И шёл дальше, так же осторожно, но целенаправленно. Даже когда в его висках прозвучал первый удар крови, а перед глазами помутилось, он сдался не сразу, далеко не сразу. Он выходил и не из таких передряг, он в себя верил. Он знал, что надо делать. Мозг тренированно метнул могучее тело в подлесок, заставил проползти под спутанными верёвками бересклета, потом подняться и бежать, иди, ползти туда, где зелень заслоняет прямой взгляд. Ноги моментально отяжелели, мышцы рвануло судорогой. «Врёшь, собака, не возьмёшь! Не поймаешь!» — зубы оскалились, через бороду пробежала красная струйка из прокушенной губы. «Не думать! Только не думать! Петь! Кричать! Не думать!!! Вперёд! Раз-два, раз-два!». Рывок, ещё один. Впереди — заболоченная длинная низинка, а в ней — кусты, кустики, кусточки… «Сейчас, родные, сейчас… Не поймает он нас, не поймает…». Кротовины под ногами. Шаг, другой, ещё один, бег… Сейчас… Носок ботинка зацепился за плоский, незаметный в траве песчаный муравейник, руки взметнулись, схватились за воздух…
Когда он встал, бежать уже было не нужно. Не нужно было ни спасаться, ни спешить, ни даже бояться. Дыхание выровнялось. Вдох-выдох… До ложбины — метров пять. Лицо, искажённое невероятными усилиями, разгладилось. Ещё один шаг — назад.
Худая широкоплечая фигура сидела на поваленном дереве, зябко кутаясь в старый брезентовый плащ-накидку. По траве косо перебегали солнечные лучики, изредка падали на сутуловатую спину. Сыро. Фигура подняла руку, провела по невидному под капюшоном лицу, пальцы скользнули вдоль впалых щек, узкого подбородка с блёклой кожей.
Когда грузный человек вышел из леса на опушку, фигура даже не двинулась. Человек ровным шагом подошел к дереву и замер. Тишина. Сидящий чуть пошевелился и опять застыл. В воздухе пахло мокрой сосновой корой и озоном. Встревоженные было шагами грузного птицы выждали паузу и, сначала негромко, а потом все звонче, снова затеяли перепалку и самодеятельный концерт.
А потом всё вдруг снова оборвалось. Над поляной ударил беззвучный взрыв. Вспыхнуло и погасло, стократ усилился сладковатый запах озона, вновь — и на этот раз надолго — замолкли птицы.
Фигура резко встала — выросла вдвое, будто освободили огромную сжатую пружину.
Воздух в центре поляны дрожал и вибрировал, будто из почвы шёл поток горячего пара. А в двух шагах от незримого источника жара лежало на земле что-то пёстрое, непонятное, похожее на человека. ВЫВАЛИВШЕЕСЯ прямо из этого потока!
Медленно пройдясь по земле, взгляд закутанного уперся в жаркий столб воздуха и лежащее рядом нечто. В тот же момент грузный человек резко развернулся и широкими, уверенными шагами мягко, пружинисто пошёл вперёд.
Беззвучный вопрос: «Что ты видишь?» И столь же беззвучный ответ: «Женщина. Без оружия… без снаряжения… в гражданском… Я не понимаю… Мне страшно…»
Глаза грузного, опустившегося на колени рядом с выпавшим из аномалии существом, бегали из стороны в сторону, на лбу выступил пот.
«Подними её и неси сюда».
Грузный без видимого усилия поднял лежащую и споро зашагал обратно, только пот катился с его лба все сильней.
Тот, кто приказывал ему, с некоторым интересом оглядел нежданный подарок аномалии.
Молодая женщина около тридцати лет. Тонкие черты лица, тёмные волосы чуть ниже плеч взлохмачены и спутались. Через щёку наискосок стекает тоненькая, подсыхающая уже, дорожка крови, бегущей из носа. Странная пёстрая одежда, не похожая на то, что он до этого видел на других людях. Закутанный долго копался в своей бездонной памяти, но никак не мог вспомнить ничего подобного. Дышит…. Беззвучный приказ ещё раз развернул грузного вместе с ношей, и снова заставил резво зашагать куда-то вперёд. Контролёр шёл за ним, привычно скрываясь в придорожных зарослях от враждебных глаз.
В нескольких километрах от места происшествия стояла неплохо сохранившаяся трансформаторная подстанция, в которой уже несколько дней и обитал Контролёр. Туда он и направил грузного с находкой на руках. Сам шёл следом, недоумевая и пытаясь «послушать» странно одетую человечку, но почему-то не находил отклика. Бессильно увязал в незримой душной и плотной, как вата, субстанции забытья, которая окутывала её разум.
…Ему казалось иногда, что самым близким словом, описывавшим его жизнь, было слово «слух». Чужие мысли сначала именно слышатся. Как шепот, как возглас, как крик. Это уже потом над словами чужих мыслей начинал сначала исподволь, а затем все громче, довлеть его собственный голос, ровный, тяжёлый и монотонный. Сначала он слышал их, этих неразумных, они сами выдавали себя, и лишь затем попадались.
Он слышал многое. Слышал жалобы, вопли злобы, вопли ужаса, отчаяние, голод, брань. Иногда — слова чужой матери, много лет назад гладившей по голове своего детёныша, выросшего после в глуповатое и опасное животное, ржущее над шуткой такого же зверя. Звери звали себя иногда «люди», иногда «мужики», иногда «сталкеры». К их мыслям он привык. И даже со скукой уже вторгался в их маленькие головы, оглушал одним словом, заставляя забыть всё и всех.
