Владимир Лосев - Спаситель
— Война, голод, тучи исчезнут.
— Не скоро, — сказал Вик. — Войны будут ещё лет двадцать идти. А солнце появится лет через семь, не раньше…
— К тому времени мы все умрем от голода, — сказал мальчик. — А нельзя что-нибудь сделать, чтобы это все быстрее произошло?
— Нет, — покачал головой Вик. — Ничего сделать нельзя, от нас людей теперь ничего не зависит.
— А как же мы выживать будем? С едой совсем плохо стало, трава только появляется, а уже через неделю стоит желтая, её и лошади и коровы есть не хотят. Да и в лесу у деревьев листья постоянно опадают, и все плохо растет. Пшеницу сажаем, она только поднимается и сразу колос дает, а в этом колосе зерна почти и нет.
— Ну что ты хочешь, чтобы я сказал? — вздохнул Вик. — Что все это скоро закончится, и все будет хорошо? Но так не будет, как бы я сам этого не хотел. Страшная беда произошла и не только у нас. Солнца нет по всему миру, всем плохо.
— А как жить-то тогда? — спросил мальчик. — Если ничего расти не будет, мы все умрем.
— Будет трудно, но вы выживете, — сказал Вик. — Все для вас не так страшно, пока вы держитесь вместе.
— А холодать и дальше будет? — спросил Лешка.
— Да, — сказал Вик. — С каждым годом будет становиться все холоднее и холоднее, а когда уже все решат, что дальше уже и терпеть нельзя, вот тогда впервые появится солнце и даст надежду. А после этого начнет понемногу теплеть.
— Плохо, — вздохнул мальчик. — Я уже взрослый буду, если доживу, конечно.
— Доживешь, — улыбнулся Вик. — Об этом можешь не беспокоиться.
— Но почему все взрослые такие дураки? — спросил сердито мальчик. — Ведь они же знали, что так будет? Зачем они эту войну устроили? Они и сами многие умерли, и мы дети тоже теперь из-за них умираем.
— Многое плохое в людях с рождения заложено, — вздохнул Вик. — И нужно много сил, чтобы с этим плохим в себе справиться, немногим это удается.
— Я, наверно, когда вырасту, тоже плохим стану, — сказал мальчик. — Мне так Никонориха всегда говорит.
— А ты не становись, — сказал Вик. — А то ты, когда вырастешь, ещё одну войну устроишь, и тогда точно человечеству не выжить.
— Плохим быть интереснее, — сказал мальчик. — Но я ещё подумаю, может, и не буду им становиться. Вон Никонориха за тобой идет, а я побежал, не хочу с ней разговаривать. Из дома вышла старушка и подошла к нему.
— Он хоть что-нибудь понял? — спросила она.
— Он начал задумываться, — сказал Вик. — А это уже неплохо.
— Да, что ж тоже польза, — сказала Никонориха. — Идем, буду и тебя лечить, а то твой друг обижается.
— На что обижается? — спросил Вик.
— Сам увидишь, — усмехнулась Никонориха. — И на себе испробуешь.
Они вошли в дом, Майк лежал на полу и тихо стонал, он был весь обмазан какой-то дурно пахнущей мазью, и она, похоже, жгла его немилосердно, если судить по его жутким стонам
— Терпишь? — спросила старуха.
— С трудом, — ответил Майк. — Не пора ли уже смывать с меня эту мазь?
— Нет, не пора, — улыбнулась Никонориха. — Ты даже еще не понял, что может быть ещё хуже. А чтобы тебе не было так скучно, сейчас я и твоего спутника тем же намажу. Раздевайся. Вик посмотрел на стонущего Майка и тяжело вздохнул.
— А другого средства у тебя нет? — спросил он. — У нас же с ним болезни разные, значит, и лекарство должно быть разным?
— Ты раздевайся, — усмехнулась старушка. — Это у врачей лекарства разные, а у меня для всех одно. Да, ты не бойся, эта мазь вас не убьет, а вот организм заставит бороться со своими болями, в этом и смысл её.
Вик снял комбинезон, и скоро он уже лежал рядом с Майком на полу и так же стонал. Впрочем, иногда они начинали смеяться, когда кто-то из них начинал подпрыгивать от нестерпимой боли. Никонориха только улыбалась, глядя на них.
— Ну что? — спросила она, когда мазь перестала сильно жечь. — Поняли, что все самое страшное ещё впереди?
— А что ты ещё что-то собралась нас испробовать? — спросил Майк.
— Сегодня нет, — улыбнулась Никонориха. — Но вам ещё ночь спать, поверьте, после этой мази она вам покажется бесконечной, но зато завтра вы почувствуете себя другими людьми. Сейчас я вам немного сонного зелья дам, чтобы вы смогли заснуть, и рядом с вами поставлю по кружке отвара, чтобы вы ночью по дому не бегали и не кричали. Я этого не люблю. Вот будете просыпаться и снова его пить, а после отвара сможете снова заснуть.
Они выпили горького зелья, и почти сразу их потянуло в сон, они легли на свои тюфяки и заснули. Но старушка оказалась права, ночью им обоим было плохо, боль чувствовалась даже сквозь сон, и сны снились им кошмарные. Когда становилось совсем нестерпимо, они выпивали по глотку отвара, и он помогал на какое-то время заснуть, но потом все начиналось сначала.
Их то бросало в холод, и не спасали даже толстые ватные одеяла, которыми они были укрыты, то в жар, и тогда они обливались потом. Утром оба были настолько измучены, что даже не могли встать, и просто лежали и смотрели друг на друга.
— Ты жив? — спросил Майк.
— Ещё не понял, — ответил Вик. — Ночью во сне думал, что уже умер, но потом понял, что не может быть так мучительно больно после смерти. Смерть, должна быть освобождением, а не пыткой.
— Как ты думаешь, что она нам ещё придумает? — спросил Майк. — Мне кажется, что она на этом не успокоится.
— Я тоже так думаю, — прошептал Вик. — Ты бы говорил тише, а то она нас услышит, и тогда точно что-нибудь ещё придумает.
Тут дверь заскрипела, и в комнату вошла Никонориха.
— Что, удалось пережить эту ночь? — спросила она. — Поздравляю, значит, и дальше жить будете. Вставать-то собираетесь? Тебе, Миша, ещё дрова рубить, а ты, Виктор, будешь воду таскать в баню, сегодня париться будете.
— У меня сил нет, дрова рубить, — сказал Майк. — Я даже встать не могу.
— У меня тоже сил нет, — сказал Вик.
— Вы лучше вставайте, — сказала Никонориха, усмехнувшись. — А то у меня ещё одна мазь есть, он покрепче той будет, чем та, что я на вас мазала. Давно хотела на ком-нибудь попробовать, но все мне что-то мужики хлипкие доставались, а вы ребята крепкие…
— Это уже лучше на нем, — сказал Майк, вскакивая с тюфяка и натягивая на себя комбинезон. — Он крепкий и сильный, а я уж лучше дрова порублю.
— Я тоже хлипкий, — сказал Вик, поспешно вскакивая вслед за ним. — Мне ещё воду носить, так что лучше потом, и лучше ему, он крепче, чем я… Никонориха рассмеялась.
— Ну, если и вы такие слабые, то идите завтракать, завтрак на столе.
Они быстро выпили молока с горячим хлебом, и пока Никонориха не передумала, отправились работать. Майк рубил дрова, а Вик носил из колодца воду в баню. То ли мазь подействовала, то ли страх перед старухой, но у них у обоих дело спорилось.
Боли, конечно, в теле ещё были, но по сравнению с тем, что они испытали ночью, это можно было считать легким недомоганием.
Когда Майк расколол все чурбаки, сваленные в углу двора, а Вик наносил воды полный бак, окончательно рассвело.
Никонориха позвала их обедать. Они ели картошку, лук и много других разных с приятным запахом трав, которые Никонориха собирала в лесу. После еды старуха разрешила им немного поспать, а потом отправила их в баню, которую уже к тому времени истопила.
Едва они легли на полки, как в баню зашла Никонориха.
— Я забыла вам сказать, что баня сегодня будет у вас не обычная, а лечебная.
Она вылила на раскаленные камни кастрюлю с каким-то отваром и быстро вышла из бани. От раскаленных камней пошел пар, и сначала его запах даже казался приятным. Но потом пар стал нестерпимо горяч, и начал жечь кожу и волосы.
Они, не сговариваясь, рванулись к двери, но Никонориха предусмотрительно подперла чем-то дверь снаружи.
Тогда они легли на пол, но и там было находиться почти невозможно. Они обильно потели, так что пот тек с них ручьем. Если бы им раньше сказали, что можно так потеть, они бы не поверили.
Когда пар немного рассеялся, и стало можно дышать, и даже стоять, они стали обливать друг друга водой.
Холодная колодезная вода казалась им теплой и приятной, и они вылили на себя все, что Вик натаскал за пол дня.
Оба почувствовали слабость и усталость, но, когда они вышли из бани, жизнь им стала казаться прекрасной.
— Ну, как тебе газовая атака? — спросил Вик.
— Тьфу! — сплюнул Майк. — Я-то думал, что это будет по-настоящему, настоящий газ и все такое прочее…
— Когда видишь издалека, не все понимаешь правильно, — пожал плечами Вик.
Никонориха была в доме.
— Ну что? — спросила она. — С легким паром?
— Легким его не назовешь, — сказал Майк сердито. — Ты специально нас мучаешь? Тебе это доставляет удовольствие?
— Большого-то я удовольствия я не испытываю, — улыбнулась Никонориха. — Но смотреть на вас было весело.
