Вероника Рот - Аллигент
Кара спрашивает Трис. - Что вы собираетесь с этим делать?
- Я не знаю, отвечает Трис. - У меня такое ощущение, что я не понимаю больше что правильно. Они похожи, Кара и Трис, две женщины закаленные потерями. Разница заключается в том, что боль Кары придала ей уверенности во всем, и Трис же охраняет ее нерешительность, защищает ее, несмотря на все то, что ей пришлось пережить. Она по-
прежнему подходит ко всему с вопросом вместо ответа. Это то, что восхищает меня в ней, то, что должно вероятно восхищать больше всего.
В течении нескольких секунд, мы молчим, а я следую по пути своих мыслей, вращающихся снова и снова одна над другой.
- Они не могут этого сделать, говорю я. - Они не могут стереть всех. Они не должно обладать властью, чтобы сделать это. Я делаю паузу. - Все, о чем я могу думать, это то, что было бы намного проще, если бы мы имели дело с совершенно другими людьми, фактически способными видеть причины. Тогда мы могли бы найти баланс между защитой экспериментов и открытием себя для других возможностей.
- Может быть, мы должны импортировать новую группу ученых, Кара говорит, вздыхая. - И отказаться от старых.
Трис кривит лицо, и касается рукой лба, словно стирая недолгую и мешающую боль.
- Нет, говорит она. - Нам даже не нужно этого делать.
Она смотрит на меня, ее яркие глаза по-прежнему удерживают меня.
- Сыворотка памяти, говорит она. - Алан и Мэттьюс придумали, как сделать так, чтобы сыворотка стала похожей на вирус, и тогда они смогут распылить ее на все население вместо того, чтобы делать инъекцию каждому. Так они планируют перезапустить эксперименты. Но мы сможем перезапустить их самих.
Они начала говорить быстрее, когда идея в ее голове приняла свои очертания, а ее возбуждение стало заразительным; это идея бурлила во мне словно она моя, а не ее.
Но для меня это не было решением проблемы. Было такое ощущение, что эта идея принесет новую проблему.
- Перезапустить Бюро, и перепрограммировать их без того чтобы они и дальше занимались пропагандой и без отвращения к ГП. Тогда не будет никакого риска для памяти людей в экспериментах, снова. Опасность уйдет навсегда.
Кара поднимает брови. - А не будет ли так, что, стерев их воспоминания, мы сотрем их знания? Таким образом, делая их бесполезными?
- Не знаю. Думаю, есть какой-то способ нацелиться на воспоминания, не затрагивая ту часть мозга, где хранятся знания, в противном случае, первое поколение фракционников, не умели бы разговаривать, завязывать шнурки. - Трис встает на ноги, - Надо спросить у Мэттьюса. Он знает, как это работает, лучше, чем я.
Я тоже встаю, пытаясь представить, что она чувствует. Лучи солнца, отражающиеся от крыльев самолета, ослепляют меня, и я не могу видеть ее лицо.
- Трис, - говорю я, - Подожди. Ты действительно хочешь стереть воспоминания целой популяции против их воли? Это то же самое, что она планируют совершить над нашими семьями и друзьями.
Я щурю глаза от солнц, пытаясь увидеть ее холодный взгляд - выражение ее лика, которое я увидел еще до того, как посмотрел на нее. На мой взгляд, она выглядит старше, чем когда-либо, строгая, жесткая. И я чувствую себя так же.
- Эти люди не имеют никакого отношения к человеческой жизни, говорит она. - Они собираются, стереть воспоминания обо всех наших друзьях и соседях. Они ответственны за смерть большого количества людей наших старых фракций. Она обходит меня и направляясь к двери. - Я думаю, что им повезло, что я не собираюсь убивать их.
Глава 39. Трис.
Метью соединил руки за спиной.
-Нет-нет, сыворотка не стирает все знания человека. Думаете, мы бы создали сыворотку, после которой человек не помнил бы как ходить или говорить? - Он качает головой. - Она нацелена на определенные воспоминания, такие как имя, где ты родился и вырос, имя твоего первого учителя и оставляет имплицитные воспоминания - как говорить, завязывать шнурки, управлять велосипедом - нетронутыми.
-Интересно,- сказала Кара.-Это работает?
Тобиас и я обменялись взглядами. Не может даже речи быть о каком-либо диалоге между Эрудитом и тем, кто мог бы быть Эрудитом. Кара и Мэттью стоят очень близко друг к другу и чем больше они разговаривают, тем больше жестов совершают.
-Но неизбежно, что некоторые важные воспоминания сотрутся, - говорит Мэттью - Но если у нас будут записи о народных научных открытиях, мы можем обучить их этому в "туманный" период после очистки их памяти. В этот период они очень "гибкие".
Я прислонилась к стене.
-Подождите,- говорю я, -Если Бюро собирается загрузить всю сыворотку на самолеты, чтобы пустить на город-эксперимент, тогда останется ли сыворотка, чтобы использовать ее против них?
-Мы должны получить ее первыми,- сказал Мэттью.
-Менее чем за сорок восемь часов.-Кара не услышала то , что я сказала.
-После того, как вы сотрете воспоминания, не сможете ли вы запрограммировать их с новыми воспоминаниями? как все это работает?
-Мы просто переучим их. Как я уже говорил, люди, как правило, теряют ориентацию на несколько дней после того, как им стирают память, что значит, их легче контролировать, -
Мэттью садится и прислоняется к креслу, - мы просто преподнесем им новый урок истории, тот, что учит фактам, а не пропаганде.
-Мы можем использовать слайдшок для дополнения основного урока истории,- говорю я,-
у них есть фотографии войны, спровоцированной ГЧ.
-Замечательно, - кивает Мэттью, - Есть большая проблема, однако. Вирус сыворотки правды в лаборатории с оружием. В той самой, в которую пыталась, безуспешно, проникнуть Нита.
-Мы с Кристиной должны были поговорить с Реджи, - говорит Тоиас, - но я думаю, с учетом нового плана, вместо Реджи мы должны поговорить с Нитой.
-Я думаю, ты прав, - говорю я, - пошли узнаем, с какого момента у нее все пошло не так.
Когда я впервые оказалась здесь, мне казалось, что здание Бюро было огромным и незапоминающимся, но сейчас мне не нужно даже обращаться к указателям, что бы дойти до госпиталя, но для Тобиаса, который идет шаг в шаг вместе со мной, похоже, все иначе.
Это странно, как время может сделать место меньше, сделать странности этого места абсолютно надлежащими.
Мы ничего не говорим друг с другу, хотя я чувствую, разговор назревает между нами.
Наконец я решила спросить.
-Что случилось?- Я говорю. -Ты едва сказал что-либо во время встречи.
-Я только... -Он покачал головой. -Я не уверен, что это правильный поступок. Они хотят, стереть воспоминания наших друзей, поэтому мы решили стереть их?
Я разворачиваюсь к нему и слегка касаюсь его плеча.
-Тобиас, у нас есть 48 часов, чтобы остановить их. Если у тебя есть еще какие-то идеи, что-то еще, что может спасти наш город, я готова выслушать.
-Я не могу.- Его темно-синие глаза смотрят с поражением, грустью.-Но мы действуем от отчаяния, чтобы сохранить то, что важно для нас, так же, как Бюро. В чем разница?
-Разница в том, что правильно,- я говорю твердо. -Люди в городе, в целом, невиновны.
Люди в Бюро, которое поставили с Джанин моделирования атак, не являются невинными.
Он сжимает губы тонкой линией, и я уверена - он полностью не одобряет это.
Я вздыхаю.
-Это не идеальная ситуация. Но когда мы должны выбрать один из двух плохих вариантов, мы выбираем тот, который спасает людей, в который мы верим в наибольшей степени. Мы просто должны сделать это. Хорошо?
Он тянется к моей руке, руки у него теплые и сильные: "Хорошо".
-Трис!- Кричит Кристина, толкает дверь в больницу и бежит к нам. Питер за ней по пятам, его темные волосы зачесаны гладко в сторону.
Сперва я думаю, что она взволнована чем-то, и во мне просыпается надежда - что, если Юрайа пришел в себя? Но чем ближе она становится, тем очевиднее, что она не в восторге. Она в бешенстве. Питер задерживается позади нее, скрестив руки на груди.
-Я только что говорила с одним из врачей,- говорит она, задыхаясь.-Врач говорит Юрай не проснется. Кое-что о. . . Нет мозговой деятельности.
Что-то тяжелое будето падает мне на плечи. Конечно, я понимала, что Юрайа может никогда не прийти в себя. Но надежда, что держала меня в стороне от плохих мыслей, уменьшается, улетучиваясь с каждым произнесенным Кристиной словом.
-Они собирались снять его жизнеобеспечения сразу же, но я умоляла их.- Она вытирает один глаз яростно рукой, ловя слезу, прежде чем он падает. -Наконец врач сказал, что даст мне четыре дня. Что бы я могла сказать его семье.
Его семья. Зик все еще в городе, как и их мама-Лихачка. Мне никогда не приходило в голову, что они не знают, что с ним случилось, и мы даже не пытались сказать им, потому что все мы были сосредоточены на-.
-Они собираются перезагрузить город в ближайшие 48 час, - внезапно говорю я, хватаясь за руку Тобиаса. Он выглядит ошеломленным., - Если мы не остановим их, тогда Зик и его мама забудут Юрайа.
