Дарья Аредова - Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)
Я не отозвался.
И правда, ползли мы так недолго. Вскоре обнаружилась небольшая дверь, перед которой парень некоторое время возился с ключами. За дверью висела красная бархатная портьера, перекрывая проход. Мне стало интересно, из чего под землей делают бархат, но спрашивать было некогда. Охотник исчез за портьерой, я пролез следом.
Здесь горел камин с самодельным дымоходом, а пол был выложен зеленым мрамором. Посередине комнаты лежал пушистый ковер, придавленный посередке тяжелым мраморным же столом, от которого тянулся вкусный запах. Обстановка упаднической роскоши в миниатюре после затопленного подвала в заброшенном квартале была, мягко говоря, неуместна. Надо же, а я думал, что это я ненормальный. Дальше хода не было, и я осторожненько устроился на ковре.
— Командир!! – вскрикнули справа – и в меня врезалась маленькая комета, крепко обхватив пухленькими детскими ручками за пояс.
— Лесли?! – опомнился я. – Давай-ка без объятий, промокнешь...
Но Лесли только обхватила меня крепче. И, разумеется, разревелась. Ребенок...
— Командир, – сквозь рыдания зачастила она, – вы за мной, да?! Вы за мной пришли?! Заберите меня отсюда, я домой хочу-у-у-у!..
— Ну, разумеется, за тобой. Что я, по-твоему, еще мог забыть в чумном квартале? Не плачь.
— Командир? – осторожненько переспросил мой провожатый. Я поднял голову. – Так она тебе не дочка?
— С чего это ты взял? – фыркнул я. – У меня все подчиненные – родные дети.
— А Майя сказала...
— С чем ее и поздравляю, – оборвал я. – Итак, граждане, говорите, чем помочь, и я пошел. Только прошу вернуть мне оружие.
Двое у стены, которые до сих пор изображали из себя предмет интерьера, – парень и девчонка, обоим лет по шестнадцать на вид, – завозились и принялись меня разглядывать. Я сделал вид, что не замечаю столь пристального внимания, занявшись успокоением Лесли, а они, наглядевшись, коротко о чем-то переговорили и снова синхронно уставились на меня.
— Хорошо, – неожиданно произнесла девочка. Голос у нее оказался низкий и хриплый. – Оружие мы постараемся тебе достать. Но и ты нам поможешь.
— Слышал уже, – огрызнулся я, исследуя промокшую повязку на руке. Следовало ее поменять – еще лихорадить начнет, а мне болеть некогда.
Девочка немного смутилась, что, впрочем, не помешало ей продолжить меня изучать. Черт, я что, природная аномалия?..
— Сильный ты, – сказала она. – Откуда шрамы?
Ах, да, шрамы. Я вам никогда не говорил, почему не люблю зеркала?.. Так вот, именно поэтому. Шрамы у меня по всему телу – живого места не сыщешь. Я потому при людях и не раздеваюсь, зачем народ пугать. Вот только, я не помню, откуда эти шрамы взялись. Это было до того, как я потерял память.
— А это так важно? – поинтересовался я, невольно покосившись на собственные руки. Ей-то что за дело? Доктор нашелся.
— Да, – не уловила иронии девочка. – Я оцениваю твою боеспособность.
Вот это искренность! Учитесь, дети, сен-сей своим примером показывает.
— А нафига тебе оценка моей боеспособности? Я к тебе в охранники не нанимался.
— Но ты же обещал помочь.
— Обещал. Надо драться?
— Возможно.
— С кем возможно? Со всеми охотниками разом, что ли?
Девочка неуютно завозилась.
— Командир, пойдемте отсюда, – пискнула Лесли. – Я домой хочу.
Я прижал ее крепче.
— Сейчас пойдем. Долг вернем – и скатертью дорожка. Так что я должен делать? На красивый огонек в камине любоваться?
— Я понимаю, вы торопитесь, – неожиданно подал голос мальчик. – Но вначале нужно перевязать вашу руку и найти оружие.
— Разумно, – признал я. – Что ж, приступайте тогда. И, в ходе процесса, введите меня в курс дела.
Дети наконец-то, заулыбались. А я уж было, подумал, что они вообще этого делать не умеют.
— Идет!
Эндра.
Мне всегда казалось, что на том свете пахнет как-то по-другому. Придя в себя, я ощутила запах лекарств, бинтов, дерева, чая и живое тепло камина, из чего сделала вывод, что пока не умерла – слишком земными и уютными были эти запахи.
Я с трудом приподняла веки и тут же снова зажмурилась – слабый свет, исходящий от лампы на столе, больно резанул глаза. Кое-что из привычных ощущений осталось: боль и слабость никуда не делись.
По стене плясали неровные тени. Во рту пересохло. Я осторожно пошевелилась и поняла, что не то, чтобы встать, а даже руки от одеяла оторвать не могу. Повернула голову и увидела, во-первых, тазик, кем-то заботливо пододвинутый к постели (ничего себе, это что, мне было настолько плохо?), а во-вторых, незнакомую девушку, которая устроилась у меня в ногах с книжкой. Должно быть, сиделка.
Она подняла голову, поглядела на меня и спросила:
— Очнулась?
— Наоборот… – отозвалась я. Голос звучал слабо и прерывисто.
— То есть? – вежливо уточнила сиделка.
— Померла, – ответила я.
Девушка на секундочку замерла, внимательно глядя на меня, а потом улыбнулась:
— Шутишь.
Точно, шучу. У меня это встроенная функция, которая, причем, никогда не отказывает. Сама не знаю, почему.
— Это хорошо, что шутишь.
— Оборотни… в городе, – шепнула я самое главное.
— Знаем. Не волнуйся, уже все в порядке, – успокоила меня сиделка, закрывая книжку. – Пить хочешь?
Я сглотнула и кивнула в ответ. Девушка осторожно напоила меня холодной водой из глиняной кружки. К своему стыду я обнаружила, что, стоит поднять голову, как в глазах темнеет, а виски стискивает, будто стальным обручем. Пришлось сиделке мне помогать. Потом она вышла куда-то, прикрыв за собой дверь.
Я вздохнула и прикрыла глаза, стараясь припомнить, как же я здесь очутилась. Помню, что очнулась на траве, под дождем, уже с повязками… Стоп, а до того?
Я вспомнила, как меня вел куда-то по подземельям странный человек с собакой. А потом что было? Мы долго куда-то шли. Вернее, сперва шли, а потом он нес меня на руках. Я к тому времени уже почти теряла сознание и помнила только бесконечную вереницу стен, огонек фонарика, пляшущий по ним, сырость, затхлый запах влаги и нечистот, и плеск воды. Несколько раз, кажется, мы видели тварей. Потом я, все-таки, провалилась в зыбкое небытие, наполненное какими-то кошмарами и жаркой тьмой. Последнее, что я помню, это как незнакомец с собакой крепко встряхнул меня за плечи и сунул под нос что-то резко пахнущее, чтобы привести в чувство.
— Все, рыженькая, пришли, – сказал он. – Дальше сама.
— Как сама? Куда? – оторопело тряхнула я волосами и тут почувствовала, что воздух стал чуть менее спертым, а откуда-то из глубины коридора едва заметно потянуло прохладно-хвойной свежестью. А может, просто показалось.
— Куда – тебе известнее, – усмехнулся незнакомец. – Как-как, на всех четырех лапах.
Тут вдруг он коротким движением рванул из-за пояса длинный хищно изогнутый нож и замахнулся им на меня. Я инстинктивно отпрянула, понимая, что он меня все равно одолеет – он сильнее, и, к тому же, не изранен, как я. Дальше все перед глазами вдруг полыхнула огненная вспышка, кости, как будто в одно мгновение поломавшись, рванули болью. Только теперь я сообразила, что это я в очередной раз обратилась. А незнакомец, наверное, знал, как на меня подействует внезапная опасность, и поступил так специально, вероятно, рассудив, что в человеческом облике я не доберусь до выхода из подземелий, а вот обратившись – вполне. Выходит, что он сам не пожелал выходить на поверхность. Может, все еще не верил, что здесь можно выжить…
Тут из навалившейся темноты вывел скрип двери. Я открыла глаза и столкнулась взглядом с пожилым, но еще крепким и статным мужчиной, вошедшим в комнату. Где-то я его уже видела… Тут я припомнила, что уже приходила в себя в этой самой комнате, он специально наклонился ко мне, чтобы расслышать, а я прошептала ему про оборотней.
Я честно поерзала, пытаясь устроиться повыше – как-то неприлично принимать гостя, валяясь пластом – и слабо поздоровалась:
— Добрый… вечер…
Аретейни
Так-так. Попробуем-ка разобраться. Голова болит. Это первое, что я ощутила, придя в себя. Голова болит просто зверски. Мышцы тоже болят. Еще сильнее болят ноги, левая рука и отчего-то спина... Черт, меня что, асфальтоукладчик переехал?
Итак, все болит, темно, холодно, наручники впиваются в запястья. Я застонала и попыталась перевернуться на бок – не тут-то было. Скованные за спиной руки отозвались болью – и только тут я сообразила, что цепь наручников перекинута через узенькую трубу у самого пола, походившую на стандартную трубу центрального отопления. Но это еще не все.
Нудная дергающая боль где-то меж ключиц и легкое, будто электрическое, покалывание привели в чувство лучше любого нашатыря. Посторонний предмет под кожей был чужим, враждебным и опасным. Я рефлекторно попыталась вскинуть руку и ухватиться за больное место, но наручник, разумеется, остановил. В голове как будто бултыхалось вместо мозгов литра два тяжелой холодной воды, врезаясь в стенки черепа и причиняя неприятно-болезненные ощущения, а руки и ноги болели бы сильнее, если бы не отнимались. Хорошенько меня отделали...
