Дмитрий Ермаков - Третья сила
«И все это благодаря Буду, — подумал Фил, со смесью гордости и зависти поглядывая на товарища, — сам я бы ни в жизнь такое не провернул».
От цели их отделяла последняя преграда — дверь, сделанная из стального сплава, утопленная в бетонную нишу. Ни единой щелочки. Открывалась, естественно, внутрь. Укрепляя свою «нору», Жабины подошли к делу серьезно. Чтобы выбить входную створку, понадобилась бы взрывчатка. И уж точно не стоило надеяться ликвидировать дверь быстро и бесшумно. К счастью, им этого делать было не нужно: человек, посланный к братьям, мог появиться в любой момент.
Не теряя времени даром, Филипп схватил с пола фонарь и несколько раз «моргнул» в сторону Площади Ленина. Это был условный сигнал для ребят Зуба, ожидавших у входа в туннель.
Фил быстро оттащил в сторонку трупы. На это ушло несколько минут. Успел как раз вовремя.
Шаги Ван Дамма, шедшего в авангарде группы Зуба, раздавались совсем рядом. В это же время послышался лязг металла — дверь, ведущая в логово Жабиных, открывалась. Человек, посланный к Никите и Лёхе с сообщением о неожиданном визите деловых людей, спешил обратно. Возможно, он и успел, прежде чем погиб, заподозрить неладное, не увидев за дверью своих товарищей. Но на то, чтобы успеть закрыть металлическую створку, времени у него уже не осталось. Фил, поджидавший у дверей, вонзил нож в сердце посыльному и мгновенно выставил вперед ногу, чтобы тот не успел последним конвульсивным движением закрыть дверь и спасти своих хозяев.
Ключ торчал в замке.
Путь был свободен.
На этом работа Будды и Филиппа закончилась. Люди Краснобая с «Кедрами» в руках и респираторами на лицах один за другим ворвались в штаб-квартиру Жабиных. Будда закрыл за ними дверь. Обыватели с Выборгской и военные врачи с Площади Ленина могли спать спокойно — никто из них никогда не узнает о той резне, что произошла в туннеле. Но Будда и Фил все слышали. Взорвалась граната. Потом вторая. Донеслись истошные вопли умирающих. Непрерывно звучали короткие хлесткие очереди, которыми косили своих «коллег» телохранители Краснобая. Отрывисто залаял АК, но почти сразу захлебнулся. Пару раз громыхнул дробовик, но и его владелец недолго продержался против штурмовой группы. Потом наступила гробовая тишина.
Напряжение, тисками сдавливавшее голову Филиппа много часов подряд, исчезло. Сталкер в изнеможении опустился прямо на холодный, сырой пол туннеля. Операция, самая короткая, самая стремительная в его жизни, но и самая нервная, успешно завершилась, но радости Филипп не чувствовал, лишь безграничную усталость, пустота и тяжесть на душе. Фила затошнило.
— Что с тобой? — тихо спросил Бадархан, присаживаясь рядом.
У Филиппа даже не нашлось сил на то, чтобы схохмить в ответ на тему «великого немого». Он лишь тяжело вздохнул и проговорил, едва шевеля губами:
— Как-то мерзко на душе.
— Ты жалеешь их? — азиат кивнул на тела убитых охранников.
— Да нет, — отвечал, подумав, Фил, — чё мне их жалеть, я их в первый раз увидел. Просто все вышло так... Легко. Какая-то мистика...
Будда помолчал с минуту, пожевал губами, и произнес, словно бы не отвечая на вопрос Фила, а просто рассуждая сам с собой.
— Если бы мы пошли толпой на дула автоматов, было бы честнее, ты так думаешь? Может быть. Но и глупее во сто крат, дружище...
Фил хотел было воскликнуть, что он вовсе ничего такого не имел в виду, но поговорить еще им не удалось. Дверь «логова» приоткрылась. Ван Дамм вытащил в туннель одного из своих бойцов. Тот глухо стонал. Парню прострелили живот и обе руки. Следом вынесли ногами вперед еще одного раненого.
«Эге, да тут жмурик!» — уточнил про себя Филипп. Второму снесли из дробовика часть черепа. Зрелище было не для слабонервных. Даже Бадархан отвернулся. Филу и вовсе стало дурно.
— Все, закрывайте, — коротко бросил через плечо Зуб, руководивший выносом раненых, и тут же забыл про сталкеров.
Ван Дамм и Зуб понесли своих раненых и убитых на Площадь Ленина. Соседство станции-госпиталя оказалось как нельзя более кстати... Какую сказку сочинит Зубов, чтобы объяснить, как в спокойном туннеле он умудрился потерять половину людей, сталкеров не сильно волновало — наверняка у помощника Краснобая имелась готовая история или был заблаговременно подкуплен постовой. Ну, а Фил и Будда должны были поставить точку в этом деле. Трупы убитых в туннеле охранников один за другим скатились вниз по лестнице, ведущей в штаб-квартиру Жабиных. Туда же Фил бросил все предметы, свидетельствовавшие о недавнем побоище. Бадархан вытер пятна крови там, где смог их найти. Но это было, пожалуй, уже лишнее — едва ли кого-то из снующих между станциями путников заинтересует чья-то запекшаяся кровь на тюбингах. Да и мало ли откуда она может взяться в метро, эта кровь...
Ключ, так и торчавший все это время в замке, лязгнул в последний раз.
Тяжелая дверь захлопнулась.
Комнаты и коридоры, в которые она вела, превратились в большую братскую могилу. Никто никогда туда больше не заглянет. Никто никогда не узнает, что случилось тут тихой ночью двадцать шестого августа две тысячи тридцать третьего года...
Глава 10
ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
Дня, на который отец и мать Димы Самохвалова назначили совместный обед с Соней Бойцовой, молодой человек ждал с содроганием. И про себя иначе, как «судным днем», это мероприятие не называл.
Ольга и Михаил Самохваловы очень радовались, что их сын наконец-то, после стольких неудач, начал встречаться с девушкой. Но юношу терзало предчувствие, что если они побеседуют с Бойцовой наедине буквально полчаса, их радость улетучится. А самому Диме будет предъявлен ультиматум: ищи другую, кого угодно, только не эту драчунью. То, что родители не пришли в ужас сразу, едва узнав, кто стал избранницей их горячо любимого чада, Дима объяснял просто: работа на кухне отнимала у отца и матери все силы и время, и они просто не знали, кто живет вокруг.
— Соня? Такая, стриженая? У нее еще нос немного сбит? — улыбнулся Михаил Самохвалов, он и стал инициатором идеи с совместным обедом. — Как же не знать. Заняла первое место в соревнованиях по борьбе. Молодец, всего сама добилась.
— Да, пап, она молодец. Но она не приучена к такому. К обедам, — сын пытался подобрать слова, чтобы передать отцу причину своего беспокойства. — У нас в метро это не принято ведь. Кинул что-то в миску, проглотил, дальше пошел. А тут — обед! С родителями! Да зачем вам это всё?! Чтоб соседям пыль в глаза пустить?
Но Михаил Самохвалов лишь загадочно улыбался и молчал. И отговорить отца от его сумасбродной идеи Дима не смог.
Соня обещала не выражаться и вести себя культурно.
— Если хочешь, могу молчать, — успокаивала она его, — но тогда я буду выглядеть, уж прости, как дура — сидит, жует, глазами моргает. Ничего, прорвемся.
Дима и сам видел: после знакомства с ним Соня стала работать над собой, училась сдерживать эмоции, следить за словами. Даже нашла силы побеседовать с Леной Рысевой. Разговор явно оказался трудным. Лена вышла от Сони опустошенная, подавленная. Наотрез отказалась делиться с Димой результатами беседы. Но они не поругались, что, по мнению Димы, уже было огромным достижением. И все равно успокоиться он не мог.
За несколько дней до званого обеда он зашел к Соне домой. И его опасения лишь усилились. Ее жилище — неказистая хижина, грубо сколоченная из листов фанеры разного цвета и размера — стояло в самом дальнем конце перрона. В десяти метрах от туннельной перегородки. В сорока метрах от общественной уборной. Запах оттуда ощущали многие жители станции, но возле дома Бойцовой он был силен особенно. Но самое интересное ждало внутри. Там не оказалось мебели. Совсем. Ни кровати, ни стола, ни стульев, только пара полок, прибитых к стенам. На них стояла нехитрая посуда: миска, кружка, пара ложек. На полу была расстелена циновка, покрытая выцветшим пледом. Свет в помещение проникал только через щели между листами фанеры.
— Да, согласна, дерьмовая хата, — вздохнула Соня. — Какую дали, в такой и живу. И тому рада была.
Хозяйка уселась в изголовье лежанки, сложив ноги по-турецки. Дима присел в ногах. От холода, исходившего от гранитных плит, циновка спасала хорошо, но назвать ее удобной и мягкой было сложно. Как Соня умудрялась много лет спать тут, Дима не понимал. Он решил, что при первой возможности достанет для Сони матрас.
— А ведь когда-то я жила, как ты. Может, даже лучше, — заговорила Бойцова мечтательно.
— Что-что? — встрепенулся молодой человек.
Соня заскрежетала зубами и шлепнула себя по губам.
— Ничего, — сухо отвечала она.
— Нет, Сонь, — Дима не желал так быстро сдаваться. — Сказала «А», говори и «Бэ». Где ты жила раньше?
