Паргелион (СИ) - Тормент Аня

Но ощущение вернулось, и теперь она была уверена — кто-то следовал за ней по пятам. Пару раз она отчётливо разглядела фигуру человека, который старался спрятаться, когда она оглядывалась. Но вскоре он исчез.

Что за нежданный наблюдатель? Если это был кто-то из деревни, то кто? И, если так, он наверняка доложит Ситху, что видел её в роще. Может, он вообще следил за ней от самого города, и тогда ей точно сидеть в яме без еды и воды, умирая от холода. Только кто из деревни сюда пойдёт? Может, это…

Нет, вряд ли это мог быть пришлый. Никто не появлялся много лет — так говорили, и этого уж точно не случалось при её короткой жизни. Значит, наказание неизбежно. «А, плевать, ведь оно того стоило», — подумала она, вспоминая об увиденном. Это самая чудесная, прекрасная вещь, которую она встречала. И если за это ей придётся пострадать, значит, так тому и быть.

Деревня была окружена лесом с одной стороны и озером с другой. Путь в мёртвый город вёл через лес, и если пересечь его в нужном направлении, то тропки выводили к пустоши, по которой Дара и спешила домой. Решительно выбросив из головы все неприятные мысли, она мчалась по заснеженному полю к чернеющим на фоне синего неба деревьям. Горы, которые, кажется, были видны на горизонте абсолютно с любой точки в пространстве, сверкали в лучах внезапно появившегося низкого солнца. Но больше всего в этом пейзаже выделялась внушительная гора, которая была выше всех остальных. Эйо. И сейчас над Эйо клубился чёрный дым.

Так гора проявляет свой гнев, уверяли старейшины. Ещё в детстве Дара осмелилась спросить одного из них, что такое есть Эйо? Кто живёт внутри горы, кто гневается на них или милостиво посылает им хорошую погоду? Старейшина только хмыкнул и посмотрел на неё с таким осуждением, что Даре захотелось провалиться сквозь землю и благополучно там остаться. Мать говорила, что внутри горы живёт дух, он зол и жесток, потому его надо задабривать дарами и жертвами, что и делалось на регулярной основе.

В деревне говорили: если Эйо начал дымиться, быть беде. Такое уже случалось — однажды наступил неурожай и голод, когда перемерла половина жителей. Это произошло ещё до её рождения. А когда она была маленькой, после того, как гора стала выражать своё неудовольствие, в деревне началась эпидемия редкой хвори, от которой поумирали чуть ли не все дети и старики. И вот теперь, пожалуйста. Значит, скоро будут приноситься новые жертвы. Каждый год Эйо требовал всё больше и больше.

В лесу было на удивление тихо. Она бежала по знакомой тропинке, уже не стремясь спрятать своих следов. Ветер стих, и мелкий снег засыпал всё ещё обнажённые участки травы, облеплял ветки деревьев. Порой вскрикивала птица, и был слышен шум её крыльев.

Вдруг среди ветвей что-то промелькнуло. Она остановилась и тут же спряталась между двумя широкими стволами. Может быть, даже слишком быстро — так сказал бы Кий, её брат. Он всегда удивлялся способности сестры так быстро двигаться и немного завидовал ей.

Светло-голубой глаз девочки, обрамленный белесыми ресницами, блеснул в небольшом просвете между стволами. Было далеко, слишком далеко. Но не для неё. Дара видела прекрасно: вдалеке прогуливался олень и доедал оставшуюся траву, шумно выдыхая пар. Он прислушался и обернулся в её сторону. Девочка быстрым и ловким движением достала лук, вытянула стрелу и, прицелившись, заранее очерчивая в голове траекторию полёта стрелы, выпустила её, стараясь не думать слишком долго. Уже через секунду стрела вошла в тело оленя, и он побежал, издав хриплый крик. Но шаг его становился всё более неровным. Она побежала за ним, наблюдая, как исходящее от оленя сияние слабеет. Жизнь угасала. Длинные ноги подкосились, и животное тяжело упало на бок посреди большой заснеженной поляны. Охотница подбежала к своей добыче. Ещё жив. Она достала длинный узкий нож с деревянной рукоятью и всадила его прямо в сердце животного. Глаза оленя сразу же остекленели. Теперь мёртв.

— Спасибо тебе, лес, что даёшь мне одного своего ребёнка для того, чтобы я могла есть, — произнесла она заученные слова.

Дара хотела отдать кровь оленя лесу, в уплату за смерть. Резким движением вытащив стрелу, она освободила его кровь, и та потекла густой алой струёй на белый снег.

Стоило освежевать добычу прямо здесь, выпотрошить, а уже потом тащить в деревню. Девочка не сомневалась, что сможет сделать это сама. А ещё — стоило вырезать язык, пока он ещё не окоченел, как раз будет что отнести в подарок Старейшине. Ведь язык оленя считался одним из самых вкусных блюд. Наверное, мать потушит его с травами. Дара принялась резать шкуру животного от груди и вниз. Сначала нужно было сделать разрез, а потом тянуть, потихоньку отделяя шкуру от мяса, чтобы не повредить. «Можно сразу и выпотрошить», — решила она и, только начав выпускать наружу кишечник, подскочила, услышав сзади резкий окрик:

— Всё, ты мертва! Я тебя убил.

Дара обернулась, сделала ловкий переворот и швырнула в говорящего куском оленьих потрохов. А потом с криком кинулась на брата. Удар, ещё удар, и она бросила противника на землю. Тот сразу же вскочил, попытавшись сбить сестру с ног подсечкой, но та отпрыгнула и ударила парня с другой стороны. А потом позволила Кию бросить себя на землю и прижать лицом к холодному снегу. Не хотелось, чтобы брат был в плохом настроении, а оно всегда с ним случалось, когда он проигрывал.

Он встал и легко поднял её с земли.

— Олень, значит? Это очень хорошо.

— Да, хорошо. Мать будет рада, сегодня досыта поедим. Поможешь разделать его?

— Конечно, — коротко ответил брат и принялся умело отделять копыта животного. Потом он отрезал голову и извлёк оттуда язык, аккуратно завернул его в тряпицу.

— Где ты была целый день? — вдруг прямо спросил Кий.

— Ходила смотреть на Эйо, — нагло соврала Дара, глядя собеседнику прямо в глаза. Хотя отчасти, если так посмотреть, это вовсе не было ложью.

— Да? — спросил тот с противной интонацией, которая появлялась, когда Кий не слишком верил её россказням. Ею брат, вероятно, хотел выразить свой сарказм. — И что ты там видела?

— Дым. Я видела дым.

Лицо брата посерьезнело.

— Проверь-ка желудок, — сказал он, когда Дара выпустила содержимое оленьего брюха наружу.

Дара послушно извлекла из желудка комки полупереваренного мха и скорчила рожу. Кий бережно собрал содержимое.

— Как только можно есть эту гадость?

Брат только усмехнулся.

— Мерзость, — снова покривилась Дара, отчасти надеясь, что брат переключится и перестанет спрашивать о сегодняшнем дне. На какой-то момент она задумалась, не сказать ли о наблюдателе. Но для этого бы пришлось признаться, что она была на мёртвой пустоши, даже если не говорить всей правды. Так что лучше просто промолчать, будет меньше проблем, как уже было установлено многократно. Увлечённый работой, брат, кажется, забыл о своих подозрениях, и, закончив с основной разделкой, они поволокли оленя домой.

К вечеру стало ещё холоднее, тонкий снег заскрипел под ногами. Волосы Кия чуть покрылись инеем. Светлые, но не такие, как у неё. Вообще-то он не был её кровным братом — мать усыновила их обоих. Потому они были не слишком похожи — как лицом, так и характером. Но девочка прекрасно знала Кия и видела по его сосредоточенному виду и нахмуренным бровям, что он готовится произнести одну из своих поучительных речей, которые навевали на неё смертную скуку. Кий любил действовать по правилам и свято верил, что его братский долг — это поучать свою младшую бестолковую сестру. Однако всё недовольство ограничилось бурчанием под нос, что обычно дико бесило Дару, но сейчас она тоже предпочла отмолчаться.

— Где ты так разодрала пальцы? — вдруг спросил Кий, когда девочка перехватывала верёвку.

— Упала с дерева. Полезла наверх, думала, смогу набрать яиц из гнезда, но не удержалась. — Дара смотрела перед собой, но постаралась ответить как можно быстрее.

— Понятно. Это поэтому ты хромаешь?