Туллио Аволедо - Крестовый поход детей
Идя рядом с раввином, Джон чувствовал, как его шаги становятся все легче и легче. Молодой, вдохновенный голос звучал глухо через респиратор противогаза, но слова были чисты и прозрачны, как свежая вода. Было видно, как глаза Самуэля смеются под стеклами, пока он говорит.
― Так что же ты сделал, будучи учителем? Ты применил Цимцум. В присутствии твоей мысли места для мысли ученика не остается. Преодолев самого себя, уйдя в тень, ты отдал всего себя. Точно так же Творец удаляет свой бесконечный свет, чтобы уступить место созданию. Он делает это ради нас, ради своих созданий. И именно эта пустота, именно Его отсутствие свидетельствуют о Его присутствии, и для Него свет остается таким же ярким, как и прежде. Конечно, отношения между учителем и учеником отличаются от отношений между Богом и его созданиями. У учителя есть его ученик, в то время как у Бога изначально нет ничего. Сперва он должен создать своего ученика. Будучи учителем, ты даешь свои знания. Творец же дает свою сущность. Поэтому, когда ты чувствуешь себя брошенным посреди мрака, вынужденным принимать трудные решения и сталкиваться с ужасающими препятствиями, когда ты чувствуешь отчаяние и одиночество, думай о своей жизни и обо всем окружающем тебя мире как о притче — и не более того. В этой притче есть Бог. И его присутствие сильнее всего проявляется именно в самых темных углах. В Цимцуме.
― Это и есть Цимцум? Бог, создающий в самом себе пустоту, чтобы освободить место для создания?
― В целом, да. Самый цимес. Хотя какой цимес после наступления Мрака.
― Вы называете это Мраком?
― А вы как?
― В Новом Ватикане это называли Страданием. Швейцарские гвардейцы называли его FUBARD — день, когда всему пришел полный…
Внутри сознания Дэниэлса послышался смех Алессии, словно звон золотых монет в хрустальной чаше.
― Тебе смешно?
― Очень.
― Рад за тебя. Где ты была все это время?
― Здесь, рядом с тобой.
― Я тебя не замечал.
― Ты все время на чем-то сосредоточен. Тебе стоит больше заботиться о том, что есть, а не о том, что случится потом.
― Кажется, я не понимаю тебя.
― Ты видишь воду, но не видишь реку.
― Какую реку? — спросил Дэниэлс. Но смех Алессии растаял. Как будто он всего лишь приснился ему.
― Какую реку? — переспросил Вагант. Джон пришел в себя.
― Я думал вслух.
― Здесь нет рек. Те, что были когда-то, давно забраны в трубы и теперь текут под землей.
― И кто знает, быть может, они уже снова стали чистыми.
― Вот именно — кто? И я бы еще добавил: кому до этого есть дело? Постарайся сосредоточиться, священник. Мы вступаем на вражескую территорию.
― Откуда ты знаешь?
Вагант направил электрический фонарик в глубину туннеля и показал пальцем на предельно недвусмысленный знак. Перед ними стоял вырванный с корнем турникет, на одну из осей которого надели череп. В череп вбили дюжину проржавевших гвоздей, составлявших ужасающий, богохульный нимб.
Под этим предупредительным знаком висела надпись на итальянском, гласившая:
ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ
ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА
Под ней располагался ряд китайских иероглифов, которые ни один из присутствующих не мог прочесть.
Крисмани покинул голову колонны и подошел к ним.
― Плохо дело, — прошептал он. — Я не знал, что они успели распространить свою сферу влияния до станции Пагано.
― Распространить свою сферу влияния? Кто?
― Лос Чинос. Похоже, у нас неприятности. Серьезные неприятности.
Китайское присутствие в Милане восходило к 1920–1930 годам, когда некоторое количество иммигрантов — бродячих торговцев из уезда Вэньчэн в провинции Чжэцзян — прибыло в Милан из Франции в поисках новых рынков сбыта. Впоследствии, когда на их родине к власти пришла коммунистическая партия, миграционный поток из Китая прервался, но возобновился в 1979 году. Перед тем, как произошел ядерный апокалипсис, китайская община Милана насчитывала — по крайней мере, согласно официальным данным — более десяти тысяч постоянных членов и концентрировалась в основном на улице Паоло Сарпи, в так называемом миланском чайнатауне.
Однако название «Лос Чинос», как пояснил Крисмани, появилось уже после Страдания, когда китайская община сперва встретилась, а затем слилась с южноамериканской, жившей до катастрофы в районе центрального вокзала. В результате смешения возникло невообразимо агрессивное городское племя. В рядах Лос Чинос было больше латиноамериканцев, чем китайцев, но их главари по-прежнему назывались лаобань, что на китайском означает «начальник», «хозяин». Эквадорская группировка «Latin King» смешалась с Триадами[17], набрав при этом солдат из всех местных миноритарных групп, от филиппинцев до перуанцев. Они контролировали станции Москова, Ланца и Кардона.
Эта информация дорого обошлась городу Железных врат, как в смысле денег, так и в отношении человеческих потерь. Она была далеко не исчерпывающей.
― Мы не знаем, сколько их и где находится их столица, — пояснил Крисмани, — но это самые проклятые сукины дети города после Сынов Гнева. Видимо, они начали экспансию — черт знает, с чего бы. На станциях Пагано и Кончилационе совершенно нечего ловить…
― Они ваши враги?
― Нет. Как я уже сказал, мы никогда не сталкивались с ними. Но, учитывая, что они никому не друзья, можно точно сказать, что и не нам тоже.
― Есть ли какой-нибудь способ избежать встречи с ними? — спросил Дэниэлс.
Крисмани отрицательно покачал головой.
― Мы вступили на их территорию. Одно это уже равнозначно объявлению войны.
― Вот дерьмо, — прорычал Вагант.
Потом, повернувшись к своим солдатам, сказал:
― Будьте начеку, ребятки. Мы на индейской территории.
― Индейская территория… Что это значит?
В голосе Алессии слышалось детское любопытство.
― Это такое выражение, которое использовалось в одной очень давней войне, — рассеянно ответил Джон. — Войне, которая шла очень, очень много лет назад.
― Ты что, сам с собой разговариваешь? — спросил его Вагант.
Джон покраснел. Он опять не заметил, что говорит с Алессией вслух.
― Постарайся не зевать, — сказал начальник разведчиков.
«Нет, — поправил себя Джон, — не начальник разведчиков, а глава Города, с тех пор, как умер Управляющий».
― Я велел Даниэле прикрывать тебя, но даже она не способна сотворить чудо, если…
В это мгновение разразился ад.
Разорвав темноту, единичные выстрелы и очереди молниями осветили пространство подземной станции. Из-за сгоревшего вагона шел заградительный огонь, столь же интенсивный, сколь и неэффективный. Солдаты двух городов ответили на этот беспорядочный обстрел точным и прицельным огнем. В свете фонариков, закрепленных на автоматах и ружьях, было видно, как поверхность вагона покрывается отверстиями. Рикошетные выстрелы попадали в стены, от которых летел град осколков, не менее опасных, чем сами пули.
― По краям! Продвигайтесь вперед по краям! — приказал Вагант, лично ведя атаку, целью которой была правая сторона вражеской баррикады. Через некоторое время Крисмани с двумя помощниками установили тяжелый пулемет и начали уничтожать его огнем вагон и все, что находилось за ним. Создавалось впечатление, что ржавый металл плавится, обнажая разодранное дымящееся мясо нападавших.
― Прекратить огонь! — приказал Крисмани. — Не стрелять!
Прозвучало еще несколько единичных выстрелов, после чего наступила полная тишина. Запах пороха смешался с запахом взорванного цемента и крови. Особенно крови. Металлический, первобытный запах.
Вагант подошел к Крисмани.
Они вместе осмотрели лучше всего сохранившиеся трупы, обследуя их карманы и экипировку.
Мертвых было семеро. Установить это удалось только путем подсчета количества рук и ног в горелом месиве мяса и костей.
― Это не Лос Чинос, — заключил Крисмани.
― Ты уверен?
― Ну а какого ж хрена? Ты только посмотри на рожу этого придурка.
Он показал на один из трупов. Мужчина средних лет со светлой бородой и гнилыми зубами. Половина его лица была выкрашена голубой краской.
― Это один из Альберти.
― Альберти? Кто это? — спросил Джон.
― Это военная элита группы, которая называет себя Истинными Миланцами. А Альберти они называются по имени их легендарного героя.
Крисмани взял в руки оружие мертвеца.
― Теперь понятно, почему они так плохо стреляли.
Пистолет был похож на автоматическую Беретту. Но только похож. Какой-то несомненно талантливый — но все же недостаточно талантливый — оружейник сконструировал его по ее подобию. Однако мощность и, прежде всего, прицел не шли ни в какое сравнение с настоящими.
