Анна Калинкина - Под-Московье
После еды Нюта почувствовала, что у нее буквально слипаются веки: слишком уж насыщенным оказался этот день.
— Простите, пожалуйста, — обратилась она к поварихе, которая что-то крошила на доске длинным ножом. — А этот вот мужчина, который меня привел, он скоро вернется? — И, не удержавшись, широко зевнула.
— Притомилась? — всплеснула руками тетка. — Так пойдем, приляжешь пока, ножки вытянешь. Тут близко…
Идти и впрямь оказалось недалеко — в нескольких метрах от палатки стояла металлическая жаровня с углями, вокруг которой были постелены матрасы. Буквально рухнув на один из них, Нюта подложила под голову свой рюкзак и провалилась в глубокий сон.
* * *Когда Нюта проснулась, то обнаружила, что кто-то заботливо укрыл ее ветхим, но теплым одеялом. Уже наступил вечер, половину ламп на станции потушили, зато повсюду зажглись костры. Вокруг жаровни рядом с девушкой сидели несколько женщин, несмотря на плохое освещение, вязавших толстыми крючками из разноцветных нитей что-то ажурное и узорчатое — то ли шарфы, то ли шали. Нюта припомнила — нечто похожее она видела на женщинах Ганзы. Мастерицы тихонько разговаривали между собой. Нюта прислушалась.
— Андрея нет уже пятый день.
— Наверное, уже не дождемся его.
— Мой Ванька хотел идти его искать, так комендант не разрешил.
— А у Коры спрашивали?
— Да что она скажет? Она ведь в половине случаев ошибается. Сказала, что не видит его среди мертвых. И среди живых тоже.
«Интересно, — мелькнула у Нюты мысль, — эта Кора — не та ли столетняя ведьма, о которой судачили работницы на Динамо?»
Она приподнялась на локте и робко сказала:
— Добрый вечер.
Женщины покосились на нее и что-то невнятно пробормотали, уткнувшись в работу. Лишь одна, самая молодая, у которой вместо юбки был повязан на бедрах платок, из-под которого торчали еще штаны и грубые ботинки, несмело улыбнулась:
— Добрый…
— Добрый?! — тут же взвизгнула другая, с покрасневшими глазами (Нюта подумала, что она, наверное, недавно плакала). — Это называется, «добрый»?! После того, как у нас наверху дьявол поселился и все мы скоро передохнем?!
На нее со всех сторон зашикали, почему-то оглядываясь на Нюту. Женщина притихла и теперь сидела молча, мрачно глядя на пылающие в жаровне угли. Казалось, она видит в их красноватом отсвете что-то свое, недоступное другим, потому что время от времени многозначительно кивала в ответ каким-то своим мыслям и бормотала под нос что-то неразличимое. Повисла неловкая тягостная пауза.
— Что это у вас такое красивое? — спросила Нюта свою соседку, чтобы не молчать.
— Шарф вяжу, — охотно отозвалась та.
— Себе?
— Какое там! Себе не могу такого позволить, — сокрушенно ответила женщина. Сама она была в выцветшей майке и темно-синих брюках, похожих на форменные, а сверху, видимо для тепла, накинула толстую вязаную серую кофту, когда-то, видимо, красивую, но теперь заношенную чуть ли не до дыр. Выразительное лицо мастерицы с большими темными глазами выглядело весьма миловидным, но видно было, что она давно махнула на себя рукой: кожа на руках потрескалась, явно давно не стриженные ногти чернели широкой «траурной» каймой, а грязные, сальные волосы были стянуты на затылке в неаккуратный пучок, чтобы не мешали.
— На продажу. Себя прокормить и вон его, — она кивнула на очаровательного худенького малыша лет шести с огромными серыми глазами и светлыми кудрявыми волосами. Нюта обратила внимание, что мальчишка одет был получше: поверх застиранной маечки на нем был нарядный жилет с орнаментом. — Плохо то, что пряжа все время дорожает. Раньше ее сталкеры часто с поверхности приносили, а теперь все, не достать. А челноки втридорога дерут, работать уже почти невыгодно. Уж и не знаю, что делать. Это ведь у нас, считай, единственный источник дохода.
— А почему сталкеры больше не приносят? — поинтересовалась Нюта. — Что, эти нитки так трудно найти?
Вопрос, видимо, был из разряда дурацких. По крайней мере, все женщины уставились на нее так, словно она сморозила невероятную глупость. Но никто ничего не ответил, только та, с покрасневшими глазами, забормотала еще громче. Правда, Нюта сумела разобрать только уже слышанные причитания про «дьявола» и «все погибнем». А потом сидевшая рядом толкнула ее, и женщина снова затихла.
Размышляя, как бы поделикатнее спросить, что тут происходит и где искать пожилого охранника с ее документами, девушка отметила, что женщины постоянно к чему-то прислушиваются. Словно они находились не в центре защищенной станции, а на примыкающем к самой поверхности блокпосту, где в любой момент можно ожидать нападения. То одна, то другая вдруг прекращала вязать и на несколько секунд настораживалась, а потом со вздохом опять бралась за работу. Нюта тоже попробовала прислушаться, но не услышала ничего, кроме самых обычных, житейских звуков: спорили два мужчины, кто-то с противным скрежетом драил котел, потом раздался женский крик: «Иванова пошлите к коменданту!» Откуда-то издали доносились глухие удары. «Рельсы чинят, что ли? — подумала Нюта. — Чего это они, на ночь глядя?»
Кудрявый малыш вдруг захныкал:
— Мама, а когда мяса дадут? Надоели грибы! Я мяса хочу!
— Вот наказанье-то! — вскинулась мать. — Весь в отца! Ешь, что дают, а то, может, скоро и этого не будет. И не смей капризничать, иначе тебя утащит тот, кто сидит в пруду.
— Маша, ты с ума сошла?! Накличешь! — наперебой заговорили сразу несколько женщин.
На мальчишку угроза, как ни странно, подействовала. Он перестал хныкать и принялся корчить гримасы сидевшей неподалеку девочке примерно того же возраста в мешковатом платье, которая без всякого энтузиазма ковырялась в носу. Кто-то из женщин хлопнул ее по руке. Девочка на минуту прекратила свое занятие, потом с тем же отсутствующим выражением сунула грязный палец в рот и принялась сосать. Мальчишка пихнул ее ногой, та захныкала. Сидевшая рядом старуха отвесила обоим по подзатыльнику. Мальчишка ловко увернулся, девочка залилась ревом.
— А что за пруд-то? — потихоньку спросила Нюта у Маши, которая казалась ей самой здравомыслящей.
— Да ведь у нас тут Зоопарк наверху, — объяснила та. — Я маленькой бывала там когда-то. В нем большой пруд был, где гуси-лебеди плавали. Знаешь, какие они — лебеди? — с сомнением спросила Маша. Нюта кивнула. Лебедей и пруд она видела на картинке в потрепанной книжке у бабы Зои, которую она читала малышам на ночь. Все дети на Спартаке знали содержание книжки наизусть, но готовы были слушать его снова и снова. То была сказка про гадкого утенка.
— А теперь в этом пруду, говорят, такое завелось, что его за километр обходить надо, — продолжала Маша. — Как будто мало нам одной напасти! Хорошо еще, что оно пока к нам не лезет, а там кто его знает. Мы тут вообще последнее время в постоянном страхе живем…
Тут она умолкла, будто спохватившись, что сказала лишнее.
Немного помолчав, Нюта спросила:
— А что это там у вас в конце станции, вроде маленького домика?
— Начальство, — охотно ответила Маша, видимо довольная, что чужачка перевела разговор на другое. — Комендатура.
— Ага! — Нюта решительно поднялась на ноги, отбрасывая одеяло и закидывая на плечи рюкзак. — Туда-то мне и надо.
У входа в закуток стоял вооруженный часовой, который, впрочем, пропустил девушку без вопросов. Внутри, за столом с исцарапанной поверхностью, сидел очень худой бритоголовый мужчина в шинели, наброшенной на плечи, и перебирал какие-то бумаги. На щите за его спиной был прикреплен неумелый детский рисунок, изображавший, судя по всему, солнце. Правда, оно почему-то было зеленым, со множеством длинных тонких ручек и ножек. Мужчина поднял глаза и без всякого удивления посмотрел на Нюту.
— Здравствуйте! — решительно начала девушка. — Я бы хотела видеть коменданта.
— Ну я комендант, — ответил бритоголовый. — А в чем, собственно, дело?
— Дело в том, что ваш патрульный забрал мой пропуск, а мне срочно нужно попасть на Беговую. Не могли бы вы мне его вернуть?
— А зачем тебе на Беговую? Да еще срочно? — вкрадчиво спросил комендант.
Нюта замялась. У нее было правило — говорить о себе как можно меньше. Так, на всякий случай. С другой стороны, что плохого в желании воссоединиться с семьей?
— У меня там родственники, — уклончиво сказала она.
— Так-так, — мужчина побарабанил пальцами по столу. — Родственники, значит? А кто это может подтвердить?
— Зачем? — не поняла Нюта.
Комендант неопределенно хмыкнул и достал из ящика стола ее пропуск. Развернул и, подслеповато щурясь, приблизил к стоящей на столе керосиновой лампе с закопченной и сколотой сверху колбой.
