Дмитрий Медведев - Тень над небесами
Хорошо, что мы заранее сохранили вид с карт Google — точнее, это сделал Леха по какому-то наитию, еще до нашего попадания в Польшу. Списал у Семена адрес машкиной общаги, вбил в навигатор взятого из супермаркета смартфона, а потом сохранил несколько скриншотов, с разным масштабированием и хорошо заметным маршрутом.
Дорога мне нравилась — стоило вырваться из разросшейся опухоли агломерации и оставить позади Реду, как на душе сделалось спокойнее. А вот Леха, наоборот, нервничал — без конца кусал губы и перехватывал автомат. То так возьмется, то эдак, как будто ждет не дождется, когда же можно будет пустить его в ход.
— Спят, голубки, — негромко сказал ему я, посмотрев в зеркало заднего вида.
Томаш и Наталья задремали сразу же, как только мы определились с маршрутом. Собственно, от меня ничего особенного и не требовалось, кроме как мчать навстречу ветру по шоссе E28.
Небо то хмурилось, то прояснялось, что для здешних мест явление вполне нормальное. Ничего необычного нам на пути не встречалось, кроме разве что шпаг белого света, пронзающих небо и уходящих далеко ввысь, теряясь и сливаясь с верхними видимыми нам слоями атмосферы. К этому как-то быстро привыкаешь, что ли. Такое вообще происходит со всем, чему не знаешь объяснения.
К счастью, скопления зомби неизменно находились на порядочном удалении от дороги, и нам никакого явного дискомфорта не приносили, кроме, разве что, гнетущего ощущения собственной беспомощности. Фонтаны света красиво рассекали синеющие сумерки, создавая совершенно инопланетную картину.
Дамский фокус прекрасно вел себя на дороге, мне он нравился больше своего старшего собрата, на котором укатили Ванька с Семеном — тот все же великоват, громоздкий, тяжелый, я навряд ли бы сросся с ним так легко и быстро, как с маленькой юркой легковушкой.
На ста тридцати километрах в час машина шла легко, как будто скорость на самом деле была ниже по меньшей мере вдвое. Я жал газ до упора, иной раз приближаясь к отметке «170», и тогда фокус начинало чуть-чуть потряхивать, но и то не так, чтобы испугаться и в панике давить на педаль тормоза. Наверное, с прежней хозяйкой машинка не знала скорости большей, чем сто километров в час. С другой стороны, водители в Польше любят лихачить, даже в городе, где спокойно невозможно перейти зебру. Если светофора нет, никто и не подумает тебя пропустить. Наоборот, перед самым переходом будут разгоняться, как будто нарочно…
— Нафига они ракетами своими разбрасываются? — задал я, в общем-то, риторический вопрос, но Леха все же изъявил желание ответить, привычно начав с ворчливой и самодовольной критики с переходом к диванному анализу ситуации.
— Логики у тебя нет. Кто у нас гегемон? Даже не гегемон, а гегемонище? Америка, кто ж еще-то. Экономических конкурентов — настоящих, полноценных — у них нет, в мифы о Китае я не верю, без обид. А вот в военном смысле Россия вполне себе могла их амбиции сдерживать, только и всего. То есть, в прямом боестолкновении против Америки и весь мир бы не выстоял, но потрепать бы потрепали. Нам же с тобой прямо сказали, сами военные — все, полный швах, нету армии. А у пиндосов, скорее всего, еще есть. Повоевали с зомбяками, те потом отхлынули подальше, и появилось время подумать. Россия провалилась в задницу куда глубже, чем Штаты. У тех хоть уши из ямы торчат, а наша с тобой Родина уже на дне, издыхающая, аки рыба на берегу, я это тебе даже без всякого Интернета скажу. Китай, скорее всего, тоже в отключке, с его-то населением полуторамиллиардным. Но ведь зомби по-тихому ушуршали с улиц и компактно скучковались не только в Штатах, а везде — уж наши западные партнеры-коллеги точно это знают, поверь. Значит, у русских и китайцев появилась возможность угомонить остатки своего народа и восстановить какую-никакую дисциплину в стране, не находишь?
— Нахожу…
— Вот, а чего тогда спрашиваешь? И, наконец, вывод моих пусть сумбурных, но все-таки логичных рассуждений — проще всего добить потенциального супостата, не давая ему даже головы приподнять. У американцев подавляющее преимущество в вооружении, подавляющее, нам такой арсенал и не снился.
— Это все ладно, но какого же художника такое мощное и ядовитое оружие применять? Нельзя уничтожить военные объекты этими, как их, конвенциональными боеприпасами?
— Можно, но че мелочиться-то, если заодно можно поставить небольшой такой экспериментик? Взорвать одновременно пару-тройку десятков ядерных боеголовок, подальше от своего эльфийского Заморья, и посмотреть, что будет дальше, выживут ли, так сказать, туземцы, или, если начистоту, лабораторные крысы. Вот, смотрят теперь, анализируют. Два в одном, приятное с полезным — и преимущество свое упрочили до недосягаемого уровня, и для науки пища.
— Лабораторные крысы, — тихо, медленно и вдумчиво повторил я.
А ведь так оно и есть — кто мы, как не беспомощные и ограниченные лабораторные крысы для заокеанских сумрачных гениев? Мы — не только русские, но весь мир, включая и рядовых граждан США. Чего только на нас не обкатывали. Маркетинговые приемы, изощренные политтехнологии, добровольно-принудительное приобщение к всемирной информационной кормушке, от которой уже не сбежишь… Да всего и не перечислишь. Так что переход к испытанию атомом совсем не выглядит неожиданным.
Я внезапно ощутил себя свободным. Точнее, меня, наконец, осенило, как назвать это чувство, родившееся в момент ядерного взрыва и долгое время оттесняемое и придавливаемое бурей совсем других, более ярких и горьких переживаний. Я свободен, ребята. И вы все свободны. Все, кому посчастливилось выжить.
Никаких правил, никакой назойливой матрицы с ее липкими щупальцами, с каждым годом жизни обволакивающих все сильнее и сильнее и делающих побег почти невозможным. Странное чувство, скажу я вам — легкость и свобода на руинах мира, мчащегося по затухающей инерции старого импульса в неизвестном мне направлении. Только одно я знал точно — никакой карьеры, никакой бесполезной учебы, никакого назойливого социума. Теперь — только джунгли, только выживание и только хардкор. Зато в голове быстро стало ясно. И немного голодно — слишком уж мы все привыкли сутками напролет высасывать из Сети всевозможную информацию, от фотографий с котиками до научных (чаще с приставкой «псевдо») статей. Самое печальное, что почти всегда это делалось бесцельно и впустую. Эх, лучше б я все эти годы оружие изучал, способы выживания, например, а не занимался ерундой.
— Главное, чтобы наши ответку не кинули, по Европе, например.
— Не кинули, — сразу ответил Леха, с типичной железобетонной уверенностью. — Уж поверь, мы бы об этом как-нибудь узнали — земля бы под ногами заплясала похлеще, чем сегодня. А сейчас уже сколько времени минуло? Несколько часов… Нет, не боись.
На этом разговор утих. Несмотря на то, что Леха праводоподобно расставил точки над «и», представив ситуацию в весьма мрачном свете, мне почему-то стало лучше. То, что давно намечалось и к чему все шло, свершилось. Что ж, всплакнем и едем дальше.
Правда, Леха вот почему-то снова вернулся в нервозное состояние. Его словно переполняла энергия, которую некуда было деть. И опять он начал хвататься за автомат, кусать губы и вертеться в кресле, всматриваясь то вправо, то влево. Я на минуту подумал было, что это он из-за Натальи терзается, но вскоре понял, что это не так. Леху грызли какие-то напряженные размышления, не давали ему покоя и заставляли прогонять их в голове снова и снова.
— Ну, чего ты издергался-то весь?
— Что-то нехорошее предчувствие какое-то, — неохотно ответил Леха, не раскрывая сути своих тревог. — Помянешь вот мое слово, зря мы в Гданьск твой перлись.
— Зря — не зря, спасли две жизни.
— Отплатили должок, — хмыкнул Леха. — Но если рыжему с Семеном там не фартанет, то и потеряем две. Только пара этих жизней мне важнее, чем пара тех.
Он кивнул назад, как будто я без этого не понимал, о чем речь. Зато я заметил, что Леха не упустил возможности бросить торопливый взгляд на лицо Натальи. Ну, Дон Жуан, палишься, как прыщавый подросток. Уж лучше бы через зеркало заднего вида подсматривал, так скрытнее.
— Сделанного не воротишь. Или ты знаешь, как менять прошлое? — я немного разозлился — ненавижу, когда заставляют чувствовать себя виноватым. — Если так, то вбей в свою машину времени сразу девятое мая, центральную площадь. Шлепнем гадов, и делов, дальше поедем на огород отдыхать.
— Иди ты. Что там хоть, в твоей шкатулке-то?
— Так, пара вещей.
— Золото? Бриллианты?
— Не-е, — протянул я с ноткой возмущения. — Просто то, что мне дорого. Есть пара семейных фото, крестик от деда, который я не ношу, но храню как свой талисман… И еще пара мелочей, важных мелочей.
— Ну, ты еретик языческий — крестик как талисман использует, — с показной укоризной прокомментировал Леха.
