Андрей Гребенщиков - Сумрак в конце туннеля
— Да не убежит от тебя этот бекон! Не, ну когда-то он, конечно, бегал, но те беззаботные дни давно миновали. Пойдем скорее. Поздно уж, а мне завтра вставать рано! На Кольцо надо, товар сбыть, который у вас здесь натаскали, да пополнить некоторые запасы.
— А ты не говорил мне раньше, что уходить собрался! — обиженно бросил я. — Надолго?
Мне отчего-то сразу стало так грустно. А я ведь раньше как-то и не задумывался, что будет, когда парни закончат свое дело.
— Чего мина такая кислая? Дня через три вернусь. Обижаешься, что с собой не беру? Должен понимать, одному сподручнее: быстрее, на заставах со сталкерским жетоном меня задерживать не будут. В другой раз обязательно вместе пойдем, если дядька отпустит. Правильно говорю, Петр Михайлович?
— Конечно, конечно, — прерываясь на кашель, но неизменно скручивая сигаретку, выдавил опекун. — Набегаешься еще, успеешь. Посиди пока дома со стариком своим.
— Ну что, пойдешь подарок смотреть?
— Подарок? А ты про подарок не говорил ничего! Побежали быстрей!
— Ох, все-таки совсем еще дети… — задумчиво смотря нам вслед, кинул Михалыч и, закашлявшись, схватился за грудь.
Внутри меня ожидала аккуратно свернутая черная спецформа, самая настоящая! И «берцы»! Я попробовал их на вес — раньше мне казалось, что они тяжелее…
— Это облегченки. А такую форму до Катастрофы охранники носили, — разъяснил мне Влад. — Ну, чего стоишь столбом? Примеряй обновку. В одном офисном здании нашел, в железном шкафчике. Давно уже. Сразу не вручил, отдал на предварительную очистку. Так, на всякий случай.
— Да ты чего? Это ж дорогущая вещь! Я не могу взять! — пробормотал я, завистливо осматривая одежду.
— Вот тока давай без этого! Надевай скорее, мне костюмчик все равно маловат, а тебе в самый раз будет.
— Что, правда, можно? — засиял я.
— Давай живее!
Немного провозившись, я все же достаточно быстро влез в новую одежку.
— Как я тебе?
— Класс, вылитый сталкер! Думаю, парни не будут возражать, если я тебя в команду возьму. В этом наряде среди теней ты свой, никто тебя не увидит.
Тени… Вспомнив случившееся, я поежился.
— Ты чего? Не понравилось, что ли?
— Да нет, нормально все, просто холодно что-то.
— А ну-ка, дуй в кровать тогда. Не хватало еще, чтоб ты заболел! — приказал Светлый. — Не сразу, конечно, дядьке сначала похвастайся, — добавил он, улыбаясь.
* * *На следующий день Влад ушел.
Еще через день скончался… отец… Врач сказал, болезнь стала последней каплей для измученного выпивкой и сигаретами сердца. В итоге инфаркт. Правда такой диагноз, он ставил почти всем старикам… Кто ж его разберет, может, он ничего другого и не знал…
Я рыдал. Рыдал взахлеб, валяясь в своей палатке сутки напролет. Мне не было дела до остального мира. Отец… А ведь этого-то как раз и не сказал… Начал называть его так только после смерти… Что мне теперь делать? Еще так много осталось недосказанным… Внутри зарождался крик, он раздирал меня на части, но выпустить я его не мог, как не мог отпустить образ Михалыча, такого родного, такого близкого мне человека… Нет, он не умер, я не верю… Только слезы, стекающие по щекам, горькие слезы служили доказательством его смерти… Нет! Этого не может быть…
Горыныч топтался вокруг, заглядывал пару раз, что-то грубовато-ласково бурчал, но в спешке удалялся, не зная, чем можно помочь.
Я сомкнул веки до рези, до боли, чтобы яркие разноцветные всполохи отогнали тьму, вклинились в удушливый мрак, но они лишь усиливали безнадежную черноту. Пустота поглощала меня, пожирала изнутри, скоро совсем ничего не останется… зачем вообще чему-то быть?
Когда я открыл глаза, рядом уже сидел Влад, сжимая мою руку. Он ничего не говорил. Он просто был рядом. Был со мной. Два ручейка вновь предательски хлынули вниз… Светлый смотрел на меня, в его глазах была та же боль, та же скорбь. Мы разделили ее на двоих. Вместе. Стало чуточку легче, и смог вздохнуть свободнее. А еще Влад был полон решимости.
— Вставай. Собирайся.
— Куда?
— Наверх… Хоронить твоего отца по-человечески. Парни уже все приготовили. Или ты предпочитаешь, чтобы его здесь пустили на перегной для поганок?! — друг обнял за плечи, а потом хорошенько встряхнул. — Пошли… попрощаемся.
И я поднялся. Прострация, мысли где-то далеко — не здесь. Все это происходит не со мной. Ноги ватные, но все-таки иду. Надо, должен… Все пройдет…
Вот они эскалаторы. Вверх, ступенька за ступенькой. Шаг стал тверже. Рядом есть тот, кто поддержит. Застава у гермодверей. Далее облачение в ОЗК-Ф и противогаз… хороший, качественный…
— ГП-9 — гражданский противогаз. С панорамной маской обзор лучше, — поясняет Влад, заметив в моем отсутствующем взгляде слабый отблеск удивления.
Руки трясутся… На помощь приходит Светлый. Заботливыми уверенными движениями он проверяет экипировку. Молча вкладывает в мою ладонь тяжелый, сверкающий хищным блеском пистолет. Все. Вперед. Разъезжаются створки ворот. Сплетения корней. Протискиваюсь сквозь заросли вслед за сталкером. Вслепую, фонари почему-то не включаем. А вот и выход слабым светом выделяется на фоне темноты туннеля.
Такой большой… Даже голова закружилась от невиданного доселе простора. Воздух какой-то другой: живой, подвижный. Ветер? Нет, наверное, чудится, я же в ОЗК. Что же люди наделали… Утратили такое… А затем… затем я поднял голову вверх и… потерял равновесие. Ноги подкосились… Влад подхватил менял, не дал упасть. Покров из густых клубящихся облаков то тут, то там был разорван, и в просветах виднелось небо с яркими точечками звезд. Так вот оно какое, бездонное, бесконечное небо. Глубокое сине-черное марево. Далекие светила манили к себе, обещали безмятежность и вечный, нерушимый покой. Что им людская суета, человечески склоки и дрязги?..
— Насмотришься еще. Давай скорее, нужно спешить.
Шепот друга несколько отрезвил. Мы стали продвигаться на полусогнутых, перебежками, постоянно виляя. Зачем? Не знаю, я просто верю Светлому, и все. Нашей целью был памятник по центру площади. Сквозь волны тьмы уже виднелась группа сталкеров. Кто сидя, кто лежа, парни разместились там, вокруг наваленной кучи дров, и, наведя автоматы, напряженно вглядывались вдаль, пытаясь уловить малейшее движение.
— Добрались-таки. — С этими словами громила сгреб нас в охапку.
— Горыныч, так ведь и ребра сломать можно! — возмутился Влад. — Все в порядке?
— Пока что. Ненормальное какое-то затишье. Выйдет нам эта затея боком… Ты уверен? Мужик он, конечно, был хороший, но это форменное безрассудство. На открытом пространстве…
— Все же уже решили? Чего ты опять начинаешь?
— Ладно… Игнат, ты как? Держишься? Вот, возьми. Подожжешь и бросишь на ветки. Предадим Петра Михайловича огню.
Только сейчас заметил. На самом верху, завернутое в относительно белую простыню, лежало тело отца. Комок подступил к горлу. Я не смог ничего ответить, лишь кивнул.
— Близко только не подходи. Ну, с Богом.
Влад подставил свою зажигалку. Приняв факел из рук Горыныча, я мгновение помедлил, а затем поднес навершие к желтому язычку. Он осторожно лизнул тряпку и вспыхнул, принимая предложенное в дар. Размахнувшись, изо всех сил бросил факел на сложенные ветки. Огненный вихрь тут же взметнулся вверх. Рев пламени и треск дров нарушили тишину. Жар прокатилась по телу, заставляя отступить на пару шагов. Погребальный костер полыхнул, принимая отца в свои объятия. Такой теплый свет! Я смотрел, как огонь тянется к небосводу, как взлетают к звездам яркие искры. Я плакал, и все же очистительное пламя прижигало кровоточащие раны души. Этот столб огня стал мостом в поднебесье, в тот рай, которого человечество лишилось еще до того, как изуродовало землю. Ввысь… улететь бы туда, высоко-высоко…
Черна я тень заслонила небо и скрылась. Одна, другая — они то здесь, то там проглядывались сквозь дымку облаков. Сверху раздался возмущенный клекот.
— Ну вот, а так все хорошо начиналось… — пробормотал кто-то. — Парни, отступаем к Театру.
— Все планы насмарку! И зачем их только составляют?.. — съязвил Светлый.
Раздалась очередь. Разрывая воздух, оружие без жалости выплевывало раскаленную сталь. Сострадание — удел людей, и то в нашем мире оно присуще далеко не всем.
Влад схватил меня за руку и потащил за собой. Отходили организованно, слаженно работали автоматчики, прикрывая основную группу, никто не замешкался ни на минуту. Вот отряд уже под прикрытием колонн, а вот и двери. Добрались бегом на одном дыхании, без проблем и потерь, захлопнув за собой массивные створки.
— Эй, пацаны? А возвращаться как будем? Да зажгите уже кто-нибудь свет! Дышать темно!
— Известно, как, — проворчал Горыныч. — На танке.
Ребята не унывали, для них это было обычное дело. Послышался шорох, ругательства по поводу того, что не видно ни зги, хоть глаза коли. Наконец защелкали фонари, достали дозиметры. Фон, вроде, был более-менее нормальный. Хотели отдышаться, сняв противогазы, но в нос ударил такой тошнотворный приторно-сладкий запах вперемешку с гнилью, что кого-то вырвало. Маски поспешно натянули обратно.
