Элона Демидова - Прощай Берлин
— Никто ничего сказать не хочет? Ладно. Один у нас кандидат, два дня уже взаперти сидит. Заждался, видать…
— А, вот ты о ком подумала… Я твою позицию в принципе не одобряю, но понимаю. Мне придется выступить в роли «убийцы в белом халате». Так, со мной двое добровольцев. Катрин, останься. ЖанКлод, ты за переводчика, и береги голову!
— Я карате занимался, пусть лучше он бережется…
Мы остались с Мишаней, и несколько минут избегали встречаться взглядами.
— Клаус назвал Жан-Клода нашим рабом и черномазой скотиной, если перевести с немецкого… — произнес он.
Таким образом, ты хочешь мне намекнуть, что я предложила правильную кандидатуру для опытов?
— Ну… Жан-Клод очень разозлился…
— Да ладно. Я его сто лет знаю, он на такие вещи внимания вообще не обращает.
— Раньше может, и не обращал, а здесь, знаешь, нервы у всех завинчены. Эх, да что говорить!.. Ну, замнем… А что, правда, Паша сказал, то вы с ним каким-то секретным образом переписывались?
— Ничего особенно секретного. У нас был общий почтовый ящик на майл. ру, и всю переписку мы оставляли в папке черновики, чтобы исключить момент перехвата сообщений.
— И кого же вы так стремались?
— Самое смешное, Мишань, что в точности мы и сами не знали кого. То есть, эти люди, слава Богу, на нас не вышли. Разве что у посольства мы могли с ними встретиться…
— Это шутка такая? Боимся того, не знаем кого! Не круто.
— Ах, тебе не круто? А то, что лаборатория в Перми была как сверхсекретный объект оформлена? А пропускная система, забор глухой, колючка, охрана с собаками на территории, камеры везде понатыканы. И это в центре города. Нормально? Не говоря уже о том, сколько вся эта упаковка могла в деньгах стоить… Машина, в которой перевозили вакцину, знаешь, что это за машина была? Бронированный автобусик, для инкассаторских денег. А знаешь куда ее возили? На частный аэродром, где ее забирал частный самолетик. Как тебе? Прикинь, кто мог это под себя подгрести?? — я даже поежилась, вспомнив свою оторопь, когда узнала о внезапной смерти изобретательницы вакцины — Агнессы Максимовны. Абсолютно здоровая, несмотря на возраст, (естественно, ведь себе-то она колола вакцину, как минимум два-три раза в год), активная, как могла она умереть от смешного воспаления легких? Вот если бы дорожно-транспортное инсценировали… И то, правдоподобней. Хотя, кто там пекся о правдоподобии. Убили, да и закопали. Хорошо, что на кладбище.
— Фигасе! Что, неужели ФСБ? — Мишанин рот непроизвольно раскрылся.
— Да что ж ты думаешь, кроме них больше некому, что ли? А вояки? А служба президента? А любой олигарх, если уж на то пошло!.. Сам знаешь, эту бородатую банальность: все, чего нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги.
— А она правда так помогает? Ну, Паша сказал, что прям с того света вытаскивает, в буквальном смысле.
— Да. Могу гарантировать. Сама была свидетельницей настоящего чуда.
И что, мы ее всем тут давать будем?
И не только тут. Везде и всем, кому только сможем. Ты понимаешь, дурья твоя башка, что это единственный шанс выжить для человечества, вернее, для его остатков…
А нам самим-то хватит?
Господи, да мы ж планировали клинику открывать. В сундуке агара на десять тысяч доз. Хватит тебе?
О, что ж ты раньше не сказала, прям от сердца отлегло. Так, можно сказать, повезло нам?
Скоро увидим. Как там Клаус отреагирует…
Клаус отреагировал нормально. На пол градуса поднялась температура, но на другой день была в норме, гиперемия на месте укола держалась два дня.
На восьмой день нашей подземной жизни стало ясно: Господь в очередной раз явил нам свое милосердие. У нас была вакцина и мы получили реальный шанс выжить. Именно этими словами Павел завершил маленький доклад для жителей бункера.
Глава 4
Невыносимая бренность бытия (18 день после часа Х)
Лицо Клауса имеет жуткий желто-синий оттенок, и я стараюсь на него не смотреть. Это первая смерть в нашем подземелье. Через две недели после бескровного переворота, когда мне казалось, что все уже утряслось, наш спаситель повесился.
— Жаль, не желал ему зла, но с другой стороны, вполне предсказуемая реакция, — прокомментировал Павел, не отрываясь от микроскопа. — Негибкость психики. Не смог пережить потерю власти. Да. Печально. Он мог бы оказаться еще очень полезным… Но прости, Катрин, на похороны я не пойду.
— О мертвых или ничего, или хорошее. Пусть земля ему пухом… — хрипит Глеб. — Знаешь, правда работы много…
И вот, представляя «русскую коалицию», я стою рядом с Жан-Клодом у торца стола, на котором лежит то, что еще вчера было Клаусом. Через некоторое время его положат в морозильную камеру и он останется там до того часа, когда мы отважимся выйти на поверхность, чтобы похоронить его как следует. «Когда же это случится? Не исключено, что он пробудет в холодильнике до Судного Дня…» Сколько раз я читала красочные описания переживаний при виде смерти. Все не то… Я очень ясно понимаю, что это мертвое тело лишь первое звено в цепочке, где мне тоже предстоит занять какое-то место, и что же я чувствую? Ничего.
Немцы, все 13 человек, выстроились по обе стороны. Они выглядят так обыденно, равнодушно, спокойно. Как будто это фильм, и они, словно приглашенная массовка не утруждают себя игрой в эмоции. Зачем, если камера все равно направлена в сторону главного героя? Остальные могут отдохнуть… Детлеф, седой, усатый, благообразный, взял на себя роль пастора. Он монотонен, нетороплив, и мои мысли уносятся прочь из этой комнаты, хотя и не очень далеко…
«Кажется, никто нас не обвиняет в его смерти, и против смены власти желающих возражать не нашлось. Как и предсказывал Павел, новость была воспринята с философским спокойствием. К тому же, условия получения вакцины и не допускали другой реакции. Но что они думают на самом деле? И что же мы имеем в сухом остатке?»
Панки уклонились от церемонии прощания.
Французы, по-моему, вообще не поняли, чего от них хотят.
Турки сказали, что если бы мы доверили церемонию мулле, Господи, откуда они муллой обзавелись или доморощенный? то они приняли бы участие, а так… На вопрос: какое отношение мулла может иметь к немцу, протестанту, в крайнем случае католику, вразумительного ответа не было. Да и переговоры шли через баррикаду, которой они отгородили часть коридора, создав себе почти изолированный анклав. Тяжеловато было бы наладить с ними кооперацию, и хорошо, что пока это без надобности…
Правда, они в полном составе явились получить прививку, получили и отбыли достраивать баррикаду. По-немецки они говорить отказываются, по-русски не могут, так что у нас остается один только Жан-Клод, который, к счастью, говорит на шести языках, и по-турецки тоже.
Теперь я более-менее уже представляю себе, что такое наш бункер, даже могу мысленно нарисовать план. Это госпиталь, рассчитанный на 600 человек. А по запасам еды, лекарств, противогазов, костюмов химзащиты и прочих хозяйственных «мелочей» — на 7 лет. Я еще не до конца разобралась в этих сокровищах, но все собрано, добротно упаковано, разложено, инвентаризировано с немецкой основательностью. К любой коробке — инструкция. Жаль только, что опять же на немецком. Какого черта я его не учила?!.
От широкого большого коридора отходит несколько боковых ходов, в которых мы еще путаемся… Надо все-таки повесить стрелочки на четырех, нет, на трех языках достаточно… Ведь турки нигде, кроме как на продовольственном складе, не бывают. У нас есть 150 палат на 4 койки, но нас осталось всего 58 человек. Смешно… Есть операционная с суперсовременной аппаратурой, но никто из нас не знает как на ней работать: случилось так, что нет ни одного врача или хотя бы медсестры. Еще смешнее… Хорошо хоть, что есть Павел, классный микробиолог, и лабораторию мы используем по полной программе. Ах, да, еще есть собака Джу и мой Маркизик. Произведя несложные расчеты, выходит, что мы сможем продержаться здесь около 70 лет. Теоретически. От такой перспективы мороз продирает по коже. А впрочем, кто и в каком виде останется здесь даже через год?
Ведь есть и тревожные новости: срок работы геотермальной электростанции всего 10 лет. Потом ее надо ставить на капремонт. Причем, каждый год следует производить плановую профилактику. Удивительно ли, что никто из нас понятия не имеет как это сделать. Правда, Глебушка пытается разобраться с технической документацией… И Мишаня, наш доблестный хакер, помогает, но как он сам говорит, «чинить электростанцию, это вам не банковские коды взламывать!» А электроэнергия… Что будет, если мы окажемся без фильтров воды, воздуха… Без компьютеров, что столь же важно, как воздух, по крайней мере, для меня!.. Без холодильников, без микроволновок… Без системы переработки нашего дерьма, наконец!
И самое плохое, конечно, в том, что у нас нет никакого оружия, кроме кухонных ножей, молотков и клаусова пистолета с начатой коробкой патронов.
![Алексей Быков - Тень [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
