Захар Петров - Муос: Чистилище
— Мне пора. Может быть, ещё встретимся?
Девушка испуганно переспросила:
— Ты уже уходишь?
— Я тебя найду; в твой Госпиталь приду и найду.
— Извини, я забыла, как звать тебя?
— Во… Владимир. Владимир меня звать.
Для того, чтобы унизительная сцена его бичевания не происходила на глазах Насти, он сам подбежал к приближающейся процессии и, не обращая внимания на визг администратора, ловко увернувшись от хватки мордоворота и стараясь не смотреть в глаза Митяя, быстро пошёл в направлении гостиницы.
В гостинице они пробыли ещё два дня. Митяй лишил Владимира увольнительных. Ему оставалось только сидеть и восхищённо рассматривать запечатлевшийся в памяти образ необыкновенной девушки с великолепными волосами. Когда они уходили с обозом обратно в партизанские лагеря, Владимир обшаривал глазами платформу, ища Анастасию, но её нигде не было.
Через две недели с новым обозом они пришли в Центр. Митяй отпустил Владимира в увольнительную, многозначительно продемонстрировав ему сжатый кулак здоровой руки. Владимир бежал в госпиталь. Подловив какого-то чернорабочего с семеркой на куртке, он стал расспрашивать про санитарку Анастасию. Тот хотел от него убежать, а когда это не удалось, пытался увильнуть от ответа, но, видя настойчивость Владимира, злорадно заявил:
— Да наверху твоя девка. Сразу как с тобой пообщалась, ей за предательство и связь с иностранными агентами присвоили «почётный» девятый уровень и отправили картошечку полоть.
Пруднич, проклиная тот день, когда спрыгнул в этот злосчастный туннель, и не обращая внимание на оскал чернорабочего, поплёлся в гостиницу. Нет, прекращение ещё не начавшегося общения с центровичкой его бы сильно не расстроило. Но до конца жизни знать, что из-за своего сумасбродства он фактически убил мучительной смертью ни в чём не повинную девушку… С этим он просто не сможет жить. Он побежал и, ворвавшись в гостиницу, с юношеской горячностью бросился к Митяю, сумбурно рассказал ему обо всём и потребовал немедленного спасения Анастасии. Митяй хладнокровно ответил:
— Даже и не думай об этом! Всё! До ухода из Центра никаких увольнений. А вернёмся на Тракторный, подумаем, стоит ли тебе вообще ходоком быть.
В этот день у Владимира закончилась юность. Его мысли в бешеной скачке носились по кругу, раздирая душу на куски и изматывая его от осознания собственного бессилия. Он не хотел бы об этом думать, но сознание само дорисовывало ужас пребывания хрупкого прекрасного создания в логове мутантов. Он не мог этого допустить, этого просто не должно было быть!
Они снова возвращались в партизанские лагеря. Прошли Нейтральную. На выезде стояла увешанная пластами металла бронедрезина. Помогли нейтралам закатить на место металлическую крепость на колёсах. Решение родилось спонтанно. Владимир кинулся обратно, к бронедрезине, и протиснулся в узкую щель между бронёй и стеной туннеля.
Догадавшись, в чём дело, Митяй бросился за ним, пытаясь схватить за руку. Нейтрал с бронедрезины удивлённо спросил:
— Малой, ты чего?
— Я хочу стать нейтралом.
Митяй несвойственным ему, почти ласковым голосом, как будто больному, говорил:
— Владимир! Вернись. Ещё не поздно. Давай пойдём домой и всё забудем. Не горячись.
— Нет, Митяй. Я всё решил. Я остаюсь с нейтралами. Прости.
— Ты понимаешь, что это — дезертирство. Возврата обратно не будет.
Нейтрал с бронедрезины примирительно поддержал Митяя:
— Пацан, ты слушай, что командир твой говорит. У нас, знаешь ли, ничего хорошего нет. Лучше иди домой.
Владимир поднял голову. Митяй, изловчившись, схватил его за руку и сильно потянул назад. Пруднич, понимая, что с Митяем ему не тягаться, крикнул нейтралам:
— Я хочу быть нейтралом!
Сверху без воодушевления спросили:
— Ты уверен?
— Да! — ещё громче крикнул Владимир.
Нехотя, нейтрал обратился к командиру ходоков:
— Извини, Митяй. Сам Конвенцию знаешь: каждый желающий стать нейтралом имеет право им быть. Пацан сделал свой выбор, и с этим ничего не поделаешь.
Митяй отпустил хватку и, ничего больше не говоря и не оборачиваясь, пошёл к велодрезинам.
Владимир стоял в главном доте Нейтральной — апартаментах атамана Головы. Он рассказал ему историю своей встречи с Анастасией и то, как стал невольным виновником её казни. Голова не особо вслушивался в рассказ молодого партизана и совсем не проникся его идеями. Он вяло спросил:
— Ну и что ты хочешь?
— Помогите её освободить и забрать сюда!
— Ты дебил или прикидываешься? Из-за какой-то бабы, пусть молодой и смазливой, я должен нарушить Конвенцию и объявить войну Центру? У меня что, врагов не хватает? Вот только центровиков в их число приписать осталось для полного счастья! Чтобы Нейтральную раскатали, а меня, да и тебя, дурня, из-за этой целки твоей к мутантам отправили! Охеренная перспектива!
Волна отчаяния вмиг вскипятила кровь и без того находившегося на пределе Пруднича. Он, стиснув кулаки, в два шага подошёл к массивному люку дота:
— Я сам пойду!
— А вот это правильно. Подожди-ка.
— Что правильно? — остановившись, спросил Владимир.
— То-то и правильно, что ты ещё не нейтрал. В нейтралы мы тебя ещё не посвятили, и ты можешь делать всё, что хочешь. Это нейтрал, по Конвенции, не может нападать на её членов. А ты пока что рискуешь только собой. Сдохнешь так сдохнешь, а приведёшь центровичку свою — милости просим: обоих тогда в нейтралы и посвятим.
Пруднич молчал, не понимая, к чему клонит атаман.
— Мне что твои браты-партизаны, что центровики, что американцы — все по боку. Вот поэтому я тебе могу, как бы невзначай, помочь в твоём деле. Например, продать в кредит, в счёт будущих твоих заслуг, кое-какую амуницию; подсказать кое-какие входы-выходы. И, кстати, на Нейтральной сейчас два мужичка ждут посвящения в нейтралы. Они такие же вольные птицы, как и ты. Пойдут с собой — их дело: не нейтралов удерживать не имею никакого права.
Владимира подташнивало — радиация пробивалась через ватно-марлевые фильтры и прорезиненную ткань. На Поверхности он был в первый раз. От бесконечной бездны неба кружилась голова. Было жарко. Они прошли два квартала, вернее, проползли по руинам. С Нейтральной на Поверхность с ним вышли двое. Первый — центровик-повстанец с Института Культуры Окуневич, который предпочитал, чтобы его называли только по фамилии. После подавления революции Окуневич в течение нескольких лет блуждал по переходам, чудом остался жив и, насытившись голодной свободой, пришёл на Нейтральную. Вторым был беглый раб с Америки по имени или кличке Бони. Первый ненавидел государственный строй Центра, второй — рабство. То есть никаких предрассудков насчёт нападения на центровиков они не испытывали. Но с Владимиром они пошли неохотно. Просто атаман «порекомендовал» им помочь пацану таким тоном, что отказать ему они просто не смогли.
Они карабкались по руинам домов. Проще было идти по улицам, превратившимся в лесные заросли. Но атаман, не раз предпринимавший такие вылазки, не рекомендовал выбирать на первый взгляд лёгкий путь. Человек в лесу был беззащитен перед кишевшими там тварями. Поэтому безопаснее было пробираться по руинам, подальше от деревьев и высоких кустарников. Но даже на расстоянии чувствовалась чудовищная враждебность серо-коричнево-зелёной растительности и населявшей её живности. Дважды им надо было пересекать улицы. Они искали прогалины в зарослях, карабкаясь сотни метров вдоль улицы по относительно безопасным руинам. Когда они пересекали очередную прогалину, из леса к ним метнулся ящер. Чудище метровой длины остановилось в полутора метрах от Пруднича, вяло раскрыло пасть, но к людям приближаться не стало. Владимир подумал, что будь он один, монстр вёл бы себя более смело.
Они шли к «Динамо» — стадиону, превращённому центровиками в плодородную плантацию, защищённую со всех сторон брустверами обваливающихся трибун. К самому стадиону под землёй вёл подземный ход. Они шли почти наугад, будучи совсем не уверены, что Анастасия находится именно здесь. Голова рассудил, что рабы-каторжане в Центре — товар нередкий, но не настолько дешёвый, чтобы им разбрасываться. Поэтому хрупкую девчонку они вряд ли направят на открытую плантацию. На такие направляли обычно мутантов и более крепких репрессированных центровиков, чтобы они могли при случае сами защититься от набегов врагов и хищников. Поэтому, скорее всего, «соплячку» надо искать в амфитеатре «Динамо». Владимиру оставалось надеяться, что атаман не ошибся.
К стадиону они решили пробираться со стороны квартала по улице Ленина. В других местах вокруг стадиона вздымался высокий лес, и только с этой стороны было относительно чистое пространство до самого вала амфитеатра. Появления людей охранявшие амфитеатр УЗ-8 боялись меньше всего, а поэтому именно этот участок стены практически не охранялся, дозорных на нём не было. Они стояли там, где могли появиться хищники, — со стороны леса.
