Ольга Швецова - Ничей
А чувствовал он себя вполне комфортно, Вишневский дал понять, что в присутствии женщин серьезного разговора не будет, это просто ужин, чуть более сытный, чем обычно. И чуть побольше народу за семейным столом. Теперь уже Инна Макаровна не сводила взгляда с его руки, державшей стакан: не облапившей надежно толстое стекло во избежание тремора и не отставившей мизинец дурацким манером… Алексей мысленно выругался, впрочем, аппетита это ничуть не испортило. Зато Павел Семенович, изрядно принявший на грудь, бухнул не подумавши, разоблачив все заговоры разом:
— Давно хотели вас получше рассмотреть. Улька‑то все уши прожужжала нам про Лёшу.
— Пап!!!
Вилка звякнула по тарелке и упала на пол, девушка вихрем вылетела из‑за стола, раскрасневшаяся, как знамя коммунизма. Алексей невозмутимо допил содержимое стакана, решив, что столь мелкое происшествие несоизмеримо с неуважением к тосту за здоровье товарища Москвина. И поднял вилку, аккуратно положив ее на скатерть. Неудобная тишина напомнила Совет Привратников, когда выступал матерщинник Никитин или командир отряда сталкеров начинал чересчур живописно рассказывать о брачном поведении кролов. Они хотели посмотреть? Пусть наблюдают, как гость оценил кулинарные способности хозяйки, продолжая в полном молчании опустошать тарелку. Добавки‑то могут и не положить. А что оставалось делать?! Бежать за безутешной девицей? Причем настолько явно девицей, что даже весь интерес пропадал.
— Паша…
— Что «Паша»? Уже в собственном доме и слова сказать нельзя, — первый секретарь слегка смутился, тут он явно первым не был, да и на службе вел себя поосторожнее. — Разве не так?
— Паша… — укоризненный взгляд супруги заставил его смутиться не хуже дочки, и он даже не заметил, как Инна Макаровна тепло улыбнулась. — Не обращайте внимания, Алексей, конечно, Уля много о вас рассказывала, ведь вы тут человек новый. Она успокоится и вернется.
Хотелось переспросить: точно вернется? Потому что вот теперь эти призывы к спокойствию начали настораживать. Ловушка четко обозначилась под полусъеденной приманкой. И Алексей надеялся, что ошибается. Изо всех сил надеялся… И уже сам обреченно взглянул на руку, непроизвольно потянувшуюся к бутылке. Померещился блеск кольца на безымянном пальце. Нет! Не может быть. Насупившийся Павел Семенович как раз тоже собирался налить для храбрости, и такое единодушие мужчин, не поделивших емкость с самогоном, рассмешило Инну Макаровну.
— За хозяйку дома! — провозгласил Павел Семенович, радуясь, что все друг друга поняли. Алексей с удовольствием его поддержал, втайне уже опасаясь следующего тоста «за здоровье молодых». Молодые пока были в некомплекте, «вторая половина» тихонько всхлипывала от обиды где‑то за занавеской и назад за стол не торопилась.
После неосмотрительного заявления мужа Инна Макаровна уже не таясь рассматривала Алексея. Он нравился ей, и уж точно не мог не понравиться дочке, которая действительно взахлеб рассказывала о своем неведомом спасителе, появившемся из темноты и сразу внушившем доверие. Скорее всего, произвел впечатление его успокаивающий и обнадеживающий голос, мать не могла не слышать, как он обращался к Уле. И при этом не притворялся… В остальном доверия Алексей не внушал. Совсем.
Уверенный в себе, он не стеснялся за столом, как Коленька, тоже приглашенный пару раз к обеду, умело поддерживал разговор и увиливал от неприятных ему тем. Породистое красивое лицо не могло не привлекать взгляд, но вызывало у матери смутное беспокойство. Никто не знает, откуда он пришел, где жил и чем занимался. Будто не было этих двадцати лет, а хорошо воспитанный довоенный подросток каким‑то чудом в один миг преобразился в сильного и обаятельного мужчину.
Это и вызывало подозрения, потому что Алексей выглядел бы намного достовернее в костюме и наглаженной рубашке рядом со спортивной машиной, чем в штанах и майке недавно усопшего соседа на дрезине со щупом в руках. Казалось, ему вовсе не знакомы голод и бедность, а он пришел откуда‑то, где всего в достатке, в том числе витаминов и свежего воздуха… Полис? Неразведанные окраины? Впрочем, разве это плохо?
— Лёша, а вам часто приходится бывать на поверхности?
— Часто! — слишком быстро ответил Алексей, тут же безошибочно уловивший, что речь идет о генофонде.
Длинные, скромно опущенные ресницы русого цвета надежно прятали мелких бесенят и матёрых чертей в голубых омутах, изменчивые губы сейчас благодушно улыбались. Но глубоко залегшие жесткие складки от крыльев носа и хорошо наметившаяся уже морщинка на лбу выдавали этого белокурого ангела с головой: Алексей точно знает, чего он хочет, и умеет настоять на своем. Инна Макаровна перевела взгляд на мужа. Похоже, его еще ждет большой сюрприз.
— А Павел определенно говорил, что у вас хорошая рабочая специальность… И совсем не обязательно подвергать себя такой опасности.
— Вам же лучше, Инна Макаровна, и вашей дочери тоже, что я оказался на поверхности. Впрочем, вместо меня там мог бы оказаться кто‑то другой.
— И вы ей помогли. Как будто угадали! Может, у вас тоже есть дети, Лёша?
— Не думаю… — уверен, что нет. В замкнутом пространстве бункера этого не скроешь. — Разве мужчина может такие вещи утверждать наверняка?
Инна Макаровна покачала головой. Но осудила не слегка безнравственный оттенок шутки, а явную неправду. Алексей уж слишком дружелюбно улыбался девочке, а если сейчас не оглядывается на ее отгороженный занавесками уголок, то лишь по причине страха за себя, ведь перекрестный родительский допрос он давно разгадал. Пора бы и Павлу принять участие, кстати…
— Алексей, а вы в детстве свинкой не болели? — снова со всей мужской прямотой подал следующую реплику супруг.
— Не знаю… — пожал плечами уже совершенно сбитый с толку Алексей, не понимая, при чем тут еще и это?! — Как‑то со свинофермой вашей связано? — он потянул носом, не пахнет ли навозом, но ботинки были отмыты до полной стерильности, да и руки обрели привычный белый цвет.
— Нет, Лёша, нет! — расхохоталась хозяйка, подкладывая на его тарелку еще кусочек добавки. Павел Семенович, отчего‑то боязливо поглядывавший на жену, подлил самогона в стакан. — Павел, а почему ты не показываешь гостю свою знаменитую семейную реликвию?
— Потому что ты всегда говоришь, что это первый признак: если я за ней полез, значит, нажрался в зюзю! — но Вишневский все же встал из‑за стола и шарил в шкафчике, радуясь возможности сменить трудную для него тему разговора.
Первый секретарь оказался настоящим коммунистом, правда, не в том смысле слов, которыми обозначали пламенных революционеров прошлого, а в том, что в коммунистической партии он состоял еще задолго до «москвинского призыва». Семейная реликвия — потертый членский партбилет КПРФ с серпом и молотом — произвела на Алексея должное впечатление. Верность традициям не всегда недостаток, и красная книжица сослужила своему владельцу неплохую службу. Похоже, те, кто еще до войны умел пудрить людям мозги… пардон, обрабатывать массы населения должным образом, здесь высоко ценились руководством. Сам Алексей подобными достижениями похвастаться не мог, поскольку его опыт нигде не был зафиксирован документально. И к лучшему, надо сказать, даже если особиста это не устраивает. Биография чище будет. Со всем возможным уважением он вернул документ владельцу. Мужик явно использовал свое преимущество с толком.
Разговор ушел от скользких вопросов, и Алексей обнаружил, что ему нравится сидеть здесь, нравится вкусная еда и уютная атмосфера. Да, интерес этих людей не бескорыстен, зато он неподдельный и искренний. Они действительно хотели бы заботиться не только о дочке, но и о нем тоже. Почти забытое чувство. Сейчас оно упорно пробивалось из глубины воспоминаний, подталкиваемое вниманием и опекой Инны Макаровны, отеческим одобрением Павла Семеновича. Новый уютный дом открыт для него.
Тепло жилья манило к себе, огонек очага мерцал, не давая покоя любопытству. Но хищник, отряхнувшись от наваждения, уже стремился в холодную ночь, где все ему привычно, где он бесспорный хозяин.
Хозяйка больше ни о чем интимном не расспрашивала и мужа тоже не подталкивала — казалось, она уже все для себя уяснила. Но вердикт провозглашен не был, Инна Макаровна просто, пожелав мужчинам приятного аппетита, убрала лишнюю посуду со стола. Ее неодобрительный взгляд заставил Павла Семеновича тут же утащить на свою тарелку побольше закуски. Но бутылку оставили им в полное распоряжение, из чего Алексей сделал вывод, что разговор не окончен.
Вишневский попытался сконцентрировать мысли, но убедился, что выпил многовато, и разочарованно развел руками.
— Ладно, Лексей… Давай пока салом закусим, я тебе в общих чертах объясню.
Алексею показалось, что для понимания таких речей ему не помешало бы сначала дойти до кондиции Павла Семеновича, а уж потом закусывать.
