Макс Брукс - Мировая война Z
Но то, как безответственно к нам относились, отсутствие важной информации, которая могла спасти жизнь стольким людям… этого я забыть не сумею.
Был август. Прошло две недели после Йонкерса и всего три дня после того, как правительство начало отступать на запад. У нас в окрестностях было немного вспышек болезни Я видела только один раз, как шестеро тварей пожирали бездомного. Полицейские быстро пристрелили их. Это случилось в трех кварталах от нашего дома, и тогда мой отец решил уезжать.
Мы сидели в гостиной, отец учился заряжать ружье, а мама заколачивала окна. По всем каналам показывали только зомби, либо в прямом эфире, либо в записи из Йонкерса. Оглядываясь назад, я до сих пор не могу поверить, что СМИ проявили такой непрофессионализм. Столько предвзятости, так мало голых фактов. Все эти удобоваримые короткие отрывки из уст армии «экспертов», противоречащих друг другу, пытающихся казаться более «шокирующими» или «осведомленными», чем предыдущий оратор. Мы так запутались… никто не знал, что делать. Единственное, в чем «эксперты» соглашались друг с другом: все обычные горожане должны «уходить на север». Поскольку мертвяки не выносят холода, осталось надеяться только на сильные морозы. Вот и все, что мы слышали. Больше никаких инструкций, куда на север, что брать с собой, как выживать, лишь одна дурацкая фраза, которую повторял каждый, которая все ползла и ползла внизу экрана. «Уходите на север. Уходите на север. Уходите на север».
«Вот оно, — сказал отец. — Мы убираемся отсюда на север».
Он пытался говорить уверенно, щелкая затвором ружья. Отец в жизни не брал в руки оружия и был джентльменом в буквальном смысле слова — кроткий человек. Невысокий, лысый, с круглым лицом, которое краснело, когда он смеялся. Король дурных шуток и сальных острот. У него всегда было что-то в запасе — комплимент или улыбка, или небольшая добавка к моим карманным деньгам, о которой не должна узнать мама. В нашей семье он считался хорошим парнем, и все главные решения оставлял маме.
Теперь мама пыталась спорить, вразумлять его. Мы жили за границей вечных снегов, у нас было все что нужно. Зачем бросаться навстречу неизвестности, если есть возможность запастись продовольствием и, защищая дом, просто дождаться первых морозов? Папа и слышать ничего не хотел. Мы могли не дожить до холодов, мы могли не дожить до следующей недели! Отец поддался Великой Панике. Он сказал, что это будет как долгий туристический поход. Мы станем питаться бутербродами из лосятины и десертами из диких ягод. Папа обещал научить меня ловить рыбу и спросил, как я назову своего ручного кролика, которого обязательно поймаю. Он всю жизнь прожил в Уокешо и никогда не ходил в походы.
(Показывает мне на вмороженную в лед коллекцию треснувших DVD).
— Вот это люди тащили с собой. Фены, игровые приставки, ноутбуки. Вряд ли они были настолько глупы, чтобы думать, будто смогут их использовать. Хотя некоторые, возможно, и думали. Большинство просто боялось потерять свои сокровища, вернуться через полгода в ограбленный Дом. Мы и вправду думали, что собираемся правильно. Теплая одежда, кухонные принадлежности, лекарства из аптечки и столько консервов, сколько можно унести. Думали, что хватит на пару лет, а прикончили половину по пути в горы.
Меня это не волновало. Это было как приключение, дорога на север.
Все эти истории о запруженных дорогах и насилии… они на про нас. Мы ехали с первой волной. Нас опередили только канадцы, и многие из них уже давно ушли далеко вперед. На дорогах все равно было несметное количество машин, больше, чем я когда либо видела, но они ехали довольно быстро. Движение тормозилось только в придорожных городках и парках.
— В парках?
— Да, и в местах для кемпинга, в любом месте, где людям казалось, что они уехали достаточно далеко. Папа смотрел на них свысока, называл недальновидными и неразумными Он говорил, что мы еще слишком близко к густонаселенным районам и будет лучше уйти как можно дальше на север Мама обычно возражала, что люди не виноваты, просто у большинства закончился бензин. «А чья это вина?» — парировал отец. На крыше нашего минивэна стояло много канистр с бензином. Папа начал запасаться с первых дней Паники. Мы проезжали уйму заторов возле придорожных бензоколонок, на большинстве из которых уже висели гигантские буквы: «Бензина нет». Отец проезжал мимо них очень быстро. Он проезжал очень быстро мимо много чего — стоявших машин, которые надо подтолкнуть, людей, которых нужно подвезти. Последних было порядком, иногда они шли по обочине, словно беженцы. Время от времени какая-нибудь машина останавливалась подобрать парочку, и тут всем сразу же хотелось в нее залезть. «Гляньте, как попали!» Это папа.
Мы все-таки подобрали одну женщину, которая шла одна, таща за собой сумку на колесиках. Она выглядела безобидно, такая одинокая под проливным дождем. Наверное, поэтому мама заставила папу подобрать ее. Женщину звали Пэтти, она шла из Виннипега. Пэтти не рассказывала нам о себе, а мы не стали спрашивать. Она рассыпалась в благодарностях и попыталась отдать моим родителям все свои деньги. Мама ей не позволила и обещала отвезти так далеко как только удастся. Женщина заплакала, бормоча слова благодарности. Я гордилась родителями — они поступили правильно. Потом Пэтти чихнула и вытащила платок из кармана, чтобы высморкаться. Она держала левую руку в карман с тех пор, как мы ее подобрали. И тут мы увидели, что рука перевязана, а на бинте черное пятно, похожее на кровь. Пэтти заметила наши взгляды и вдруг занервничала. Потом сказала, чтобы мы не беспокоились, что она просто случайно порезалась. Отец посмотрел на маму, и они притихли. Родители не глядели на меня и ничего не говорили. В ту ночь я проснулась, услышав, как хлопнула дверца со стороны переднего сиденья. Ничего необычного. Мы всегда останавливались, чтобы сходить в туалет. Меня будили на случай, если мне тоже надо, но на этот раз я ничего не знала, пока минивэн не тронулся вновь. И тут я заметила, что Пэтти не было. Я спросила родителей, что случилось, и они сказали: Пэтти, дескать, попросила ее высадить. Я посмотрела в заднее стекло и едва различила крошечную фигурку, которая с каждой секундой становилась все меньше. Мне показалось, что она бежит за нами, но я слишком устала и запуталась, чтобы говорить уверенно. Наверное, я просто не хотела ничего знать. Я на очень многое закрывала глаза во время той поездки.
— Например?
— Например, на других «путешественников». Тех, которые не бегай и. Их было немного, разговор ведь идет о первой волне. Мы встретили максимум полдюжины мертвяков, бредущих посредине дороги и поднимающих руки, когда мы приближались. Папа их объезжал, мама велела мне пригнуть голову. Я никогда не видела их слишком близко, потому что прижималась лицом к сиденью и зажмуривала глаза. Я не хотела их видеть. Я просто думала о бутербродах с лосятиной и диких ягодах. Мы словно направлялись в Землю Обетованную. Я знала: как только мы окажемся на севере, все будет хорошо.
Какое-то время так оно и было. Мы нашли классный кемпинг на берегу озера, народу немного, как раз достаточно, чтобы чувствовать себя «в безопасности», знаете, если вдруг явятся мертвяки. Все были милы друг с другом, такая всеобщая атмосфера облегчения. Вначале все походило на вечеринку. Костер каждый вечер, люди готовили дичь и рыбу, кто что подстрелил или поймал… в основном поймал, конечно же. Иногда ребята бросали в озеро динамит, грохотал взрыв, и вся рыба всплывала кверху брюхом. Я никогда не забуду эти звуки, взрывы или жужжание пилы, когда люди валили деревья, или музыку из автомобильного радио, кто то даже привез с собой музыкальные инструменты. Мы пели ночью у костра, огромного, из сложенных друг на друга бревен.
Это когда у нас еще были деревья, до второй и третьей волны, потом люди жгли листья и пни, а дальше все что попадет под руку. Запах пластика и резины просто убивал он ощущался во рту, оседал на волосах. К тому времени вся рыба исчезла, стало не на кого охотиться. Казалось, всем было плевать. Все рассчитывали на зиму, которая заморозит мертвяков.
— Но как вы собирались пережить зиму?
— Хороший вопрос. Не думаю, что большинство людей заглядывало так далеко вперед. Наверное, считали, что власти придут нас спасать, или просто думали упаковать вещи и отправиться домой. Я уверена: многие не думали ни о чем, кроме завтрашнего дня, благодарные небесам хотя бы за то, что они наконец-то в безопасности, а все как-нибудь образуется. «Мы вернемся домой, не успеешь и глазом моргнуть, — говорили некоторые. — К Рождеству все закончится».
(Она показывает мне на другой предмет, вмороженный в лед. Спальный мешок с изображением Губки Боб Квадратные Штаны[30]. Мешок маленький, в коричневых пятнах).
— Для чего это предназначалось, как вы думаете? Для теплой спальни друзей? Ладно, пусть нормальный мешок достать не смогли — магазины для туристов выкупали или громили первыми — но вы не поверите, как неразумно вели себя некоторые. Многие были из Солнечного пояса, кое-кто даже из южной Мексики. Люди залезали в спальные мешки, не снимая ботинок, которые нарушают кровообращение. Выпивали, чтобы согреться, не понимая, что на самом деле понижают температуру своего тела, выделяя слишком много тепла. Носили тяжелые пальто поверх футболки, занимались физическим трудом, потели и снимали пальто. Хлопковая ткань впитывала пот. Поднимался ветер… в первый сентябрь заболели многие. Простуда и грипп. Они заразили остальных.
