Петров Захар - Муос 2: Частилище
3.
Веру осматривал пожилой врач. Он пришёл намного позже, чем обещал Зозон – слишком много пострадавших было по результатам экзамена. Врач был удивлён увидеть среди новобранцев спецназа девушку. Констатировав перелом носа, сотрясение головного мозга и ушибы, доктор рекомендовал недельку отлежаться. Вера грустно ответила:
– Мне завтра – в строй.
Доктор с жалостью посмотрел на Веру:
– Ну и чего ты, дочка, сюда полезла?
– Мне надо.
– Надо ей, – передразнил доктор. – Смерти себе ищете. Это чудо, что ты переломом носа отделалась. Двое костёр какой-то неудачно перепрыгнули. Подкопченные сейчас, все в бинтах, как мумии. Ну ничего – жить будут. Рожи, конечно, подпорчены. Но при нашем недостатке мужиков, девок залежалых в мужья и им найдут. А вот один хлопчик с Октябрьской на экзамене позвоночник сломал. Какой-то рьяный претендент его ногой толкнул, обогнать так спешил. И бедняга с высоты вниз головой упал.
Врач не заметил, как Вера поменялась в лице, и продолжал:
– Для него игра в солдатики закончилась. Парализован он. До смерти горшки за него выносить будут. Так ты представь: он уже в Университете учился на агронома. Не глупый, значит, раз поступил. Год доучиться осталось. Нет!: третий раз подряд в этот ваш спецназ рвался. А сейчас рыдает и волосы на себе клочьями рвёт. Мысленно, конечно, – руки то не работают. Мать его, значит, была против спецназа. Конечно, любая мать была бы рада сыну-агроному. Это ж – уважаемый человек, и заработок побольше моего будет. Не то, что какой-то там безымянный вояка, который сегодня есть, а завтра убьют. Мать запрещала, а он – в-тихаря от неё в Урочище бегал. Добегался. Мать, как узнала, кричит: «Мне его не несите даже! Пусть его армия досматривает, раз он её так полюбил!». А я её не осуждаю – всё правильно! Это он мать свою содержать должен был, а не она его. Хорошо, что Республика приняла закон об одиноких инвалидах и эвтаназии. Недельку поваляется у нас в лазарете, а потом будь добр – отправляйся в верхние помещения. Коль не можешь себя прокормить и никто тебя кормить не собирается – нечего место занимать и своим видом и без того несладкую жизнь людям отравлять. Там ему выделят лежак в дальнем углу и пару картофелин в день, чтоб не сдох сразу. А не хочешь – подписывай бумагу, получай десятикратную дозу опия и приятный отход в мир иной тебе обеспечен, причём за государственный счёт. Так что ты, девочка, легко отделалась. Пока отделалась. В следующий раз повезти может меньше. Присягу уже приняла?
– Да.
– Плохо! До присяги могла отказаться, а сейчас, насколько я знаю, уже поздно. Но для тебя могли бы исключение сделать – ты ж сама исключение здесь. Иди, просись, дочка, пока не поздно. Говори: так, мол, и так: простите дуру, сглупила я, не смогу, не выдержу, только подведу вас всех… А не отпустят, так вот что я советую: ты этого, ну… забеременей короче. Ну не будут же тебя с пузом заставлять бандитов ловить. А я, чуть что, подтвержу, что с медицинской точки зрения ты в армии служить не можешь…
– Нет, доктор. Я буду служить.
– Хм… Ну смотри… Ладно, засиделся я с тобой. Обезболивающее дать? Могу даже опия немного прописать на первые дни. Тебя ж уже завтра погонят.
– Перетерплю.
Вера отвечала рассеянно. Она уже понимала, что тот парень сломал позвоночник из-за её удара. Но волна самобичевания не успела её охватить. По диггерской методике она расчленила ситуацию на составляющие: правилами нанесение ударов во время преодоления полосы препятствий не запрещалась, она шла к цели и этот неудачник стоял на её пути. Любой другой просто бы спрыгнул с бревна, а этот оказался неуклюжим – значит, сам во всём виноват. Конечно, если бы она знала, что он упадёт вниз головой, и наступят такие последствия, она бы нашла другой способ его обойти. Но предвидеть она этого не могла, а, значит, не виновата. Что ей дальше делать? Проведать парня и признаться ему во всём? Это ничего не даст – ему будет ещё больнее от того, что причиной его страданий оказалась более ловкая, чем он, девушка. Как-то помочь ему она тоже не может. Вот и всё! Логически выстроенная стена доводов вытеснила неуместное чувство вины раз и навсегда.
4.
Зозон просил выделить Вере, как единственной женщине в отряде, отдельную квартиру, тем более что одна пустующая в блоке Урочища была. Но командир злорадно напомнил, что квартиры выделяются только женатым, а для холостяков и, соответственно, холостячек существует казарма. Подполковник ещё раз прошёлся по мягкотелости Зозона, напомнил, что эти проблемы себе нажил он сам.
Зозон завёл Веру в казарму – длинный отсек блока Урочища. с десятком трёхярусных кроватей, установленных перпендикулярно. Казарма, собственно, – это часть туннеля, отгороженного двумя поперечными перемычками, отделявшими её от других помещений блока, и одной продольной стенкой на две трети ширины туннеля – за этой стенкой шёл коридор, соединявший все помещения блока. Солдатское жилище вид имело довольно унылый – приплюснутый с одной стороны большой цилиндр. Единственной окраской стен и потолка являлись потёки сочившейся в туннель влаги. Десяток трёхярусных кроватей уходили под самый свод. Кровати расположены настолько близко друг от друга, что протиснуться между ними можно только боком. Собственно не кровати это, а деревянные нары с топчанами. Топчаны отсутствующих идеально застелены единообразным, выцветшим от времени, но чисто застиранным льняным бельём. На трёх полках в закруглённой нише туннеля, протянувшихся на всю длину помещения, аккуратно сложено всё имущество спецназовцев. На крюках, вбитых в стойки кровати, – их многочисленный арсенал: мечи, арбалеты, колчаны, портупеи с кинжалами, метательными ножами, наручниками и прочей амуницией. Не смотря на внешний порядок, в казарме стоял тяжёлый запах мужских тел, перегара и чего-то ещё.
Капитан кивнул на свободное место. Вера, отказалась от ужина, залезла на второй ярус и отключилась.
– Подъём!
Вера открыла глаза, вернее один глаз. Ощупала изменившиеся формы лица. Оглядела казарму, ища зеркало. Зеркало она не нашла, хотя и на ощупь было понятно, что она сегодня не красавица. Но чувствовала он себя сегодня всё таки лучше.
Спецназовцы потягивались, сползали с кроватей, одни начинали их застилать; другие, шаркая ногами, не спеша шли на выход – в туалет и к умывальникам. Пока Вера думала, чьему примеру последовать, раздался крик дневального:
– А ну, салаги, чего развалились! В сказку попали? Сейчас я покажу вам сказку, бля! Сейчас я, шланги, с вас мамкино говнецо быстро выкачаю!
Это относилось к вчерашним новобранцам. Пока здоровенный спецназовец с сержантскими лычками с нескрываемым удовольствием изрек эту тираду, он дважды ударил ногой по кроватям, на которых рассеянно моргали сонными глазами Верины однокашники. Поняв, что поход в туалет в ближайшее время ей заказан, Вера стала спускаться с кровати. Дневальный сжал своими ручищами её худые бёдра и потянул вниз, от чего она чуть не упала. Он тут же сильно ударил её своей ладонью ниже спины и больно сжал ягодицу, как бы подталкивая вперёд. Вера чуть не потеряла контроль над собой, она повернулась и посмотрела сержанту в глаза. По его лицу расплывалась похабная улыбка:
– Ну чё, коза, вылупилась? Давай на выход дуй.
Вера сказала себе: «Не сейчас!» и быстро пошла на выход. Хотелось в туалет, ныли вчерашние раны. Но она настроила себя на физическую нагрузку и побежала с двумя парнями по вчерашней полосе препятствий. Сзади бежал сержант, подгоняя отстающих пинками и повторяющимися глумливыми эпитетами. Парням вчера досталось меньше, чем Вере, но боль и усталость они переносили тяжелее. Поэтому Вера, к расстройству сержанта, всё время бежала впереди.
Когда пацаны выдохлись, сержант смачно охарактеризовал их никчемные способности и погнал всех троих на снаряды. Вера быстро переконцентрировала свои силы на конкретных упражнениях и поэтому и здесь у сержанта не было возможности вдоволь поиздеваться над нею. На перекладине он стал грубо «помогать» ей подтягиваться, умышленно хватая за бёдра чем повыше. Вера замечала, что такую рьяную помощь спецназовец оказывает только ей. Но она перетерпела и это.
– Что-то ты, Солоп, так разошёлся сегодня. – крикнул Зозон, наблюдавший со стороны «утреннею зарядку» – Совсем загонял молодых. Давай, пусть идут в столовку. Нельзя так сразу, от вчерашнего не отошли ещё.
– А это он, товарищ капитан, не их, а её так гоняет. Он же до молодых девок слабой очень. – со смехом вмешался стоявший рядом старшина из пятёрки Зозона.
– У него жёны не старые, вроде как.
– Старые – не старые, но уже совсем не девочки. А тут такая свежесть в поле зрения появилась.
– Не твоё сраное дело, Фойер. Послезавтра ты дневальным будешь – вот и гоняй их, как знаешь. А я буду делать так, как надо. Развели тут детство, бля.
