Антон Шаффер - Арт-Джаз
По лестнице так по лестнице. Арт был настолько деморализован, что сознание его отказывалось воспринимать реальность — сон он и есть сон. Страшный, безумный, кошмарный.
— Эй! — Катька трясла его за плечо. — Хватит мечтать. Пошли.
Арт поднялся и послушно побрел за ней. Пробравшись сквозь завалы, образовавшиеся из-за частичного обрушения в результате взрыва гранаты на крыше, и, наглотавшись пыли, они вновь оказались на лестнице. Спускались небольшими перебежками — от пролета к пролету. Оружие у обоих было наготове, хотя Арт слабо представлял себе, как он сможет его применить.
До первого этажа добрались без приключений — видимо, Катька действительно убрала всех. Арт шел как во сне. Ноги передвигались, подчиняясь сигналам, посылаемым мозгом, но самого движения он не ощущал. Менялись картинки реальности, одни стены сменяли другими, пролет за пролетом. Но все это было так далеко от него. В мыслях он был дома, там, в Москве, на Яузском бульваре. Он шел вниз, в сторону Котельнической набережной, смотрел на прохожих, улыбался старикам и детям. А на улице был ласковый сентябрь, который обдувал Арта последним теплым ветром. Бабье лето. Каждый новый пролет был сейчас для него всего лишь новым изгибом бульвара — такого родного, такого светлого и чистого. Это там, дальше, в сторону Чистых прудов начиналось скопление народа, суета. А здесь ходили только свои…
— Ты что-то совсем расслабился. — Катя перебиралась сквозь руины подъезда, то и дело поправляя на голове вязанная шапочку с розой. Арт подумал, что силы ее на исходе, а, значит, конец уже близок. Он понимал, что без нее проживет в этом кошмаре очень мало. Как понимал и то, что кошмар этот стал частью его жизни. Нет, это уже не было похоже на сон. Во сне тоже много реально, многое кажется истинным, настоящим. Но тут было другое. Ужас, который пронизывал сознание и не давал расслабиться не на минуту. Именно физическое ощущение бытия делало окружающий мир не просто сновидением, но жизнью.
— Куда мы теперь? — вяло поинтересовался Арт.
— Попробуем добраться до наших…
Глава 18
Светлану Евгеньевну увезли в больницу с инфарктом.
Оле было бесконечно больно смотреть, как тело женщины грузят на носилки, которые с трудом разворачивались в узких лестничных пролетах — дом-то старинный. Оля почему-то вспомнила, что раньше (а иногда и теперь), когда человек умирал, а гроб не было возможности спустить по лестнице, его опускали через окно, с помощью тросов и канатов…
Испугавшись собственных мыслей, Оля отругала себя за подобные настроения и из какого-то детского суеверия пожелала про себя матери Арта скорейшего выздоровления. Но в тот момент, когда унылая процессия санитаров, возглавляемая врачом «скорой», выносила Светлану Евгеньевну из подъезда, Оля с ужасом подумала, что даже вновь став здоровой эта женщина уже никогда не станет прежней. Старой она стала в одночасье, потеряв единственного сына. Старой и никому не нужной.
— Так, кто из вас снами поедет? — деловито осведомился врач. — Надо будет в больнице все документы оформить, да и вообще…лучше бы, что бы близкие были рядом. Муж, наверное, поедет?
Сказав это, врач глянул на Короткова. Тот стушевался, но виду не подал, сказав лишь, что никакой он не муж, а следователь.
— Следователь? — встрепенулся врач, поправляя очки. — А что, думаете, криминал какой?
— Да нет, я тут по другому делу, — ответил Коротков и повернулся к Оле: — Я думаю, тебе действительно лучше поехать, чтобы проконтролировать что там и как. Родственники-то какие-нибудь есть еще у них?
— Нет, — помотала головой Оля. — Бабушка была, но умерла несколько лет назад. С отцом вообще какая-то темная история. Арт его, по-моему, даже и не знал никогда.
— Понятно. Ладно, тогда поезжай, а завтра я сам с тобой свяжусь. И будем думать, что делать дальше.
Они попрощались, и Оля заметила, что майор смотрит на нее с каким-то особенным теплом.
«Жалеет, наверно», — подумала она.
Она села в машину «скорой» рядом с неподвижным телом Светланы Евгеньевны, которую уже подключили к реанимационным аппаратам. Машина тронулась.
Ехали долго, в какую-то больницу на окраине города, в районе Кузьминок.
— А почему так далеко? — спросила Оля санитаров. — В центре разве нельзя где-нибудь?
— А ты думаешь, она одна такая? — грубовато ответил ей один из них. — Люди в коридорах лежат. Ждут очереди, когда палата освободится. Еще не известно окажутся места там, куда мы ее везем. Совсем не факт.
Оля поняла, что надо готовить деньги.
— С кем разговаривать-то? — Она даже не смотрела в сторону человека, с которым разговаривала. Взгляд ее был устремлен в окно, за которым пролетали темные московские улицы.
— С Иван Иванычем, — бодро отозвался санитар и кивнул в сторону кабины, где на переднем сидении ехал врач.
Оля замолчала. Деньги у нее были. Да и в деньгах разве дело? Было бы надо — перезаняла, нашла бы способ. Просто ей было противно, физически неприятно от всей этой грязи. В машине лежал умирающий человек, но это никого не останавливало. Ведь не заплатишь, так и правда бросят в коридоре, и не одна собака не подойдет.
Мыслей об Арте у нее почти не было. Не верила она, что его больше нет. Сама мысль, что он умер, была настолько дикой и нереальной, что просто не укладывалась у нее в голове. Как это умер? Что значит умер? Нет, он живой. Просто остался на даче, там, на берегу озера. А завтра, или, в крайнем случае, послезавтра, он вернется в Москву, и жизнь потечет по-старому.
— Приехали, барышня, — оторвал ее от размышлений санитар. — Выгружайтесь.
Оля выбралась из машины и первым делом подошла к Иван Иванычу.
— Сколько?
— Чего сколько? — начал косить под дурачка врач.
— Денег сколько, чтобы в приличную палату положили? — не глядя врачу в глаза, уточнила свой вопрос девушка.
Иван Иваныч обозначил сумму. Не сказать, что шибко большую, но и не маленькую.
— Это за неделю, — уточнил он.
— А потом?
— А потом либо доплата, либо домой забирайте.
Она достала кошелек, отсчитала деньги и незаметно сунула их врачу. Тот моментально сорвался с места, грозно прикрикнув на санитаров, чтобы они не возились, а быстрее вносили гражданку Крылову в приемные покои. Сам же он, мелко семеня коротенькими ножками, которые ниже колена были закрыты белым халатом, поспешил вперед всех в здание больницы.
Когда Оля вошла внутрь, врач стоял около регистратуры и что-то активно обсуждал с сидящей там дамой. До Оли долетали лишь отдельные фразы:
— Что значит нет…найди…да…пусть забирают домой…нет…
Оля поняла, что Светлане Евгеньевне ищут место.
Заметив, что девушка стоит недалеко от него, Иван Иваныч по — дружески помахал ей рукой и успокоительно выставил ладонь вперед, мол, все в порядке, еще пару минут.
Светлану Евгеньевну тем временем переложили на каталку, поставив рядом с ней капельницу на колесиках. Санитары стояли возле нее как таинственные стражи, не отходя ни на шаг. Деньги делали свое дело.
— Так, все нормально, на четвертый этаж, — распорядился подлетевший к каталке врач. Там вас встретят.
На четвертом этаже их действительно уже ждали. Теперь уже другой врач — высокий и худой — начала давать свои указания. Мать Арта завезли в палату, где уже было занято две койки.
— Так, перекладываем, — скомандовал худой медик. — Осторожно! Осторожно же!
Светлана Евгеньевна оказалась, наконец, на больничной койке. Высокий оглядел ее скептическим взглядом, поморщился, почесал затылок, а потом, глядя сверху вниз на Олю, деловито заговорил:
— Сразу видно, что удар был по полной программе. Обширный инфаркт — сто процентов. Сейчас снимем все показатели, кардиограмму сделаем. Но я вам и так все скажу. Вернее, уже сказал. Сестра дежурная в конце коридора у нас. Советую зайти, чтобы ночью самой спокойно спать, а не дежурить тут. Она сама вам все скажет. Меняются они через день, так что лучше не забывать с ними общаться. А инфаркт обширный — это как пить дать.
— Сколько она здесь может пролежать, — перебила его Оля.
— Месяц может легко. Конечно, можете хоть через неделю домой, но все равно сиделка будет нужна. Если понадобится, то я вам скажу куда обратиться. Наши сестры — отличные специалисты. На дому тоже работают. Ко…
Он хотел еще что-то сказать, но это слушать Оле было уже совсем не интересно. Она быстрым шагом направилась по коридору в сторону кабинета дежурной сестры, которой, по всей вероятности, тоже предстояло отстегнуть за милосердие.
— Можно? — она, предварительно постучав, открыла дверь кабинета.
— Можно, — не поднимая глаз от листа бумаги, на котором она что-то писала, ответила сестра. — Что вы хотели.
— У меня здесь…родственницу положили, я бы вас хотела попросить последить за ней ночью. Ну, чтобы все в порядке было.
