Андрей Левицкий - Нашествие. Москва. Буря миров
Хорек помог Игорю затянуть ремни кирасы.
— Не видел раньше таких шкур, — пробормотал он, трогая ремень. — Таких… в конопушках.
Застегивая рубашку, Сотник ощупал броню. Кожа была грубая, твердая, в крупных пупырышках, и он подумал, что это может быть шкура той самой рогатой скотины, то есть животного из их породы. Ведь стрелял же в зверя патрульный, и с такого расстояния да по такой крупной цели вряд ли он промахнулся, — а твари хоть бы хны, шла себе дальше. Наверное, шкура у нее повышенной твердости…
Осмотр тел ничего особого не дал. Строение у чужаков было такое же, как у людей, отличия имелись, но не принципиальные, а скорее такие… Ну словно между домашней собакой и волком. Все трое — очень худые, поджарые и жилистые, с тонкими костями, впалыми щеками и глубокими глазницами. Лица у них и правда были какие-то волчьи, хищные. У одного борода, двое просто небриты. Кожа серая и нездоровая с виду, шершавая и будто крупнозернистая. Темные узкие глаза. Черные волосы с легким металлическим отливом; двое стрижены почти наголо, у третьего, который с бородой (он вообще казался намного старше спутников), короткая косичка, перевязанная черным шнурком. Одеты примерно одинаково: во все кожаное, но материал отличался от того, из которого состояла кираса. Мягкий, шелковистый на ощупь, прошит толстыми серыми и черными нитями. Свободные штаны, рубахи и куртки. Это на тех, что помоложе, а у бородатого плащ с красной полоской на каждом рукаве, и еще — пояс, где висел круглый кисет с какой-то травой вроде табака, но непривычно пахнущей, и широкие ножны, а в них нож с волнистым лезвием. В карманах курток и плаща ничего интересного, кроме нескольких мятых гильз без маркировки производителя да сухих стебельков травы. Левое запястье каждого чужака украшал железный браслет, на котором болтался медальон с изображением: глаз, вместо зрачка овальная спираль. На правых запястьях с тыльной стороны была зеленая татуировка — такой же глаз со спиралью.
Игорь снял медальон с руки бородатого и продолжил осмотр. Больше всего его удивила рубашка одного из молодых. Не кожа, похоже на шелк, но непривычной фактуры — блестящая тонкая ткань, искристая и какая-то склизкая на ощупь. Подол рубашки был нежно-розовым, чем выше, тем цвет становился насыщеннее, темнее, и в конце концов, миновав алый и густо-вишневый, переходил на воротнике в черный. По рубашке шли геометрические узоры — строгие квадраты, ромбы, призмы и круги. Игорь даже поморщился, так четкость этих узоров не соответствовала мягким переливам оттенков, очень плавно перетекающим один в другой, и так вся рубашка не сочеталась с остальной одеждой, простой и очень практичной. Будто они в разных местах сделаны или, может, в разные времена…
— Эта такие монголы, — объявил Хорек. — Нам училка в школе рассказывала: орда. Они по степи скакали и всех убивали.
— Почему монголы? — удивился Сотник. Повесив на плечо электроружье и сунув ПМ за ремень, он направился к тачанке, так и стоящей позади контейнера. Хорек пошел рядом.
— Потому что глаза узкие.
— Не такие уж и узкие. Хотя да, узковаты. Все равно на монголов не похожи…
— Но они ж по-монгольски говорят.
Замерев перед тачанкой, они увидели идущего к ним Багрянца.
— Ты монгольский язык, что ли, знаешь? — спросил Игорь, перегибаясь через борт.
— Не знаю монгольский, — Хорек поставил ногу на колесо и полез в тачанку. — Они такое кричали, пока с этим прыщавым дрались: башибузук всякий, харык-балык…
— Мне показалось, я и русские слова расслышал, и какие-то еще вроде немецких… Ну что, где скотина?
Подошедший курсант развел руками:
— Ушла.
— Как она могла уйти?
— А ногами. Я за ней — а она оглядывается и быстрее только… Я побежал — и она побежала. Я тогда в нее из пистолета этого, а он не стреляет. Вот так и ушла… скотина! Да вон, сами глядите.
Он махнул рукой с пистолетом. Далеко от свалки рогатое животное трусило к маячившим на другой стороне поля пятиэтажкам.
— Надо было догнать, — сказал Игорь, залезая в тачанку.
— Да ну, бегать еще, — Багрянец тоже полез в машину, и она сильно просела правым бортом. — У нас стволы и так есть теперь.
— У нее на горбу висело ружье, длинноствол. Это, — Сотник показал ружье, которое взял у мертвеца, — короче гораздо. Мне кажется, у такого оружия все от длины стержня и количества катушек зависит… Видел, что в стволах у них?
— Заглядывал уже, — кивнул Багрянец. — Хотя пистолет вот обычный, пулями стреляет. Вроде дробовика такого, на один большой патрон.
В тачанке были три лавки — обитые грубой кожей доски от одного борта до другого; пол покрыт листами жести, изнутри на бортах висят широкие кожаные сумки. Впереди из пола торчит рулевой рычаг и педали, сзади — железный горб, под которым находился двигатель, а бак прятался под днищем.
Игорь, усевшись на передней лавке, первым делом проверил сумки. Там лежали два пистолета-дробовика, полтора десятка пузатых патронов, моток лохматой веревки и котомка, где была всякая снедь — краюха темно-серого, очень сухого с виду хлеба, ломти вяленого мяса и несколько сморщенных клубней, похожих разом на луковицы и яблоки. Хотя в животе давно урчало от голода, Игорь не рискнул их попробовать.
Еще он нашел большую серебряную флягу, которая разительно отличалась от всего остального — как цветастая рубашка одного из мертвецов отличалась от другой одежды. Искусная работа с тонким, мастерским орнаментом, очень изящным, настоящее произведение искусства: вьющиеся лозы, а между ними звезды и полумесяцы. От крышки к скобке на боку фляги шла серебряная цепочка. Игорь отвинтил крышку, понюхал.
— Что там? — поднял голову Багрянец, тупо разглядывавший содержимое другой сумки. — Опохмелиться б мне…
Игорь протянул флягу над головой Хорька. Мальчишка, забравшись в тачанку, стал на удивление молчалив — сидел пригорюнившись, ссутулился и свесил руки между острых коленей, обтянутых драными штанами.
— Не, ты не думай, капитан, я не алкаш какой, пью редко, — поспешил оправдаться курсант, принимая флягу. — Редко — но метко, ёксель! Так…
Он приставил горлышко фляги к носу и шумно втянул воздух.
— Это че? Вроде кефира, что ли… Или может этот, как его, кумыс? Может, молоко этих… рогатых? Ну, подкисшее…
Он хлебнул, потом еще раз. Облизнулся и сделал несколько больших глотков.
— Нормально, капитан! Пить можно!
Хорек громко шмыгнул носом.
— Что? — спросил Игорь.
— Мы там жили, — мальчишка показал в сторону домов за полем. Над одним поднимался дым. — Я и батя.
— А у нас общага неподалеку, — бодро кивнул Багрянец и снова принялся чесать лоб. — Ты это, капитан… Может, растолкуешь мне, что произошло-то? А то мы с ребятами… Ну, Генка да Жорик — одноклассники они мои. Мы из Люберец вообще-то. Они в ментовку поступили, я вот в училище… Ну, я так насчет учиться не очень, по боксу больше выступаю, вот и взяли меня.
— Это я понял, — согласился Сотник. — Перегаром почему от тебя несет?
— Так встретились мы случайно вчера вечером, они после дежурства… Ну вот, ко мне в общагу завалили, втихаря я их провел мимо КПП, нажрались, ночью я их домой пошел провожать.
— Они даже форму не сняли, прямо в ней напились? Идиоты.
— Это да, — легко согласился Багрянец. — Не великого ума пацаны. Ну так пошел я их провожать, а на улице шум, бегают. Потом глядим — а в небе-то молнии зеленые! Потом напали на нас, эти, на телегах. Только они еще тогда в противогазах были, а одна телега с колпаком железным. Ну, мы дрались… Убежали, еще водки нашли… Заснули прям в поле, проснулись… И, короче — утром уже увидали этих, и решили засаду им сделать. Но сейчас! — он решительно махнул кулаком. — Сейчас протрезвел я. И, понимаешь… Ну, удивительное ведь дело! Не въезжаю совсем, — голос курсанта стал жалобно-просительным, — что все это значит, капитан? Как это такое может быть, чтобы… ну, ты понимаешь, о чем я!
Сотник, нахмурившись, некоторое время молчал. Хорек с Багрянцем глядели на него.
— Это нашествие, — произнес он наконец. — Вторжение. Экспансия, — как хотите, так и называйте. По всему городу открылись такие… дыры. Из них полезли эти серые.
— Так наши их всех задавить давно должны были! — воскликнул курсант. Хорек согласно закивал, сжимая и разжимая кулаки. — Почему самолеты не летают? Мобильники у пацанов отрубило, я-то свой потерял вчера, а у них даже рации ручные не действовали толком! Где танки, ёксель им в дуло, где вертушки наши?! Истребители! Ведь это ж не Зажопинск какой занюханный — Москва!
— А купол ты видишь? — спросил Игорь. — Откуда он, почему? Может… может, он не пропускает к нам теперь никого? Я так понял, что когда он только появился, все электроприборы заколдобило. Ну, кажется, не совсем все, но большинство вырубились. Потому и техника не действует, кроме старой.
