Анна Калинкина - Под-Московье
Произнося это, Вотан испытующе глядит на нее. Как будто нарочно бьет в больную точку. Как будто втыкает в нее нож и смотрит, что она теперь будет делать — забьется в истерике, заплачет? Мужчины все время пытались проверить ее на прочность — то ли сомневались в ее характере, то ли им невмоготу было, что она, слабое с виду создание, лезет в мужские дела… Что Вотану известно про Сергея?
Ну уж нет! Она не покажет, как ей больно. Этого удовольствия она ему не доставит.
— Дай-ка посмотреть, — равнодушно говорит она, взяв у него из руки скрученный в спираль камень. — Тебя обманули — это вовсе не редкость. У меня есть похожие, и даже красивее.
Одновременно Кошка копается в рюкзаке. Что бы такое найти на обмен? Она знает — то, что Вотан не готов продать, он может в азарте выменять, если предложить ему вещь, в его глазах более ценную. В этом смысле он как маленький. Ее рука нащупывает что-то округлое и гладкое — и достав одну из черных, блестящих, словно отполированных раковин, она крутит ее у егеря перед глазами.
«Значит, музей мне все-таки не приснился, — думает Кошка мимоходом. — Уже легче».
Вотан напрягается:
— Круто! Давай махнемся?
— Подумать надо… — Кошка делает вид, что сделка ее не слишком интересует.
— Да чего тут думать?! Ту можешь себе оставить, а эту я возьму. У тебя, говоришь, еще много таких? Можно их вместо амулетов продавать аборигенам — разбогатеем!
Тем временем на пороге появляется новый посетитель. Кошка не знает его, но Вотан приветствует восторженным ревом. Кошка, пользуясь случаем, выскальзывает из столовой, сжимая в руке амулет Сергея, и, притаившись за чьей-то спиной, прислушивается.
Вотан, судя по всему, опьянел вконец. Заплетающимся языком он говорил Сигурду:
— Хочешь, анекдот расскажу? Приходит кошка на полянку…
— Какая кошка? С четырьмя ногами и хвостом? — раздается другой невнятный голос. — А полянка где? В лесу? Смешно.
— Да нет, та самая Кошка, которую все ищут и никто найти не может, убийца с Китай-города. Приходит она на станцию Полянка. И видит — сидят там две тетки, бледные, страшные, жгут костер и варят какое-то зелье.
«Сафроненко — гад, разболтал всем, трепло проклятое! — думает Кошка. — Найду — своими руками придушу». А Вотан продолжает:
— А в костер те тетки подбрасывают книги колдовские, чтоб лучше горел. «Ведьмы», — подумала Кошка. — «Кошка», — подумали ведьмы.
— Ну и че? — раздается недовольный голос. — Я че-то не понял, где смеяться-то надо было?
— А разве эту Кошку еще не поймали? За нее, говорят, пять цинков патронов обещали, — вклинился кто-то в разговор.
— Да ну! Врешь?
— Вот гадом буду. Ну, может, четыре. Но уж не меньше.
— Это что ж такого надо сделать, чтоб так оценили? Станцию взорвать, не иначе.
— Что, тоже хочешь маслят получить?
— Это как посмотреть. Может, раз столько бабоса сулят, то ловить ее — себе дороже? Нет уж, мы люди маленькие, не нашего ума это дело. Ее, небось, так просто и не возьмешь, тут заговоры надо знать.
«Надо уходить», — понимает Кошка. Белый камень, закрученный спиралью, лежит в кармане. «Приносит удачу? Посмотрим». Она знала, что Сергею эта каменюка почему-то была очень дорога и ни за что по доброй воле он не расстался бы с ней. То, что камень оказался у торговца, означало, что Сергея уже нет в живых.
Теперь ей надо забрать Павлика и бежать. Хотя, может, оставить малыша у Регины? И Кошка кидается к ней.
* * *Регина была сама не своя. Втянула ее в палатку и тут же набросилась с вопросами:
— Что ты такого натворила?! Тебя ищут! Меня уже спрашивали про ребенка. Старуха говорила, что ты не вернешься, даже предлагала мне сбыть младенца с рук.
— То есть как — сбыть с рук? — похолодев, спросила Кошка. Но она и сама уже поняла — как. Регина сообразила, что сболтнула лишнее, и торопливо начала оправдываться:
— Я вовсе не хотела плохого, но ты пойми, мне неприятности тоже ни к чему, я сама — мать. Ты пришла, потом ушла, а мне куда деваться отсюда? Меня здесь каждая собака знает. Если ты во что-то замешана, мне тоже не поздоровится. Мне о своем ангелочке надо в первую очередь думать, а про чужого пусть у его матери голова болит.
— Пусть у матери голова болит, — эхом повторила Кошка про себя слова, которые ее особенно взбесили, хотя в прежние времена она рассуждала бы точно так же. — У матери голова болеть уже не будет. Ей уже не больно. А мне что делать?
— Да чего ты напрягаешься, ведь все хорошо! Вот твой младенец. Или погоди? Это, кажется, мой, — Регина захихикала, и Кошка поняла, что она опять навеселе. — Вот поэтому я и не послушала старуху, — сказала она, точно сообщая что-то невероятно смешное. — Прикинь, я боялась их перепутать! Вдруг отдам не того!
Кошка с ненавистью смотрела на нее. Очень хотелось схватить Регину и трясти, чтоб та поняла, каково ей. Но Павлик был жив, и это главное.
— Ладно, не обижайся, — примирительно сказала Регина. — Ты как — забрать его хочешь или оставишь еще?
— Возьму, мне уходить надо.
Что-то мелькнуло в глазах Регины — любопытство, которое Кошке совсем не понравилось. Но она лишь потребовала:
— Тогда давай рассчитаемся!
Пока Кошка отсчитывала патроны, женщина следила за ней крайне внимательно. Когда же, наконец, расчеты были произведены и патроны перешли из рук в руки, облегченно вздохнула и буркнула:
— Знаешь что, посиди-ка с детьми, мне надо кое-куда сбегать. Я быстро вернусь. А они все равно пока снят.
Младенцы и впрямь спали, и как-то даже слишком крепко. Кошка посмотрела на Павлика — она сразу его узнала. В этот раз он показался ей куда симпатичнее — ребенок уже не казался таким багрово-синим, личико его было беленьким, и ей даже показалось, что он похож на отца.
Регина выскользнула из палатки. Выползая, она оглянулась на Кошку, и сердце у той екнуло. Кошка ясно почуяла опасность. Что-то ей не понравилось во взгляде Регины. Захотелось немедленно скрыться, но что делать с детьми? Не оставлять же одних?
Выждав несколько минут, она схватила обоих младенцев и выскочила из палатки. Регины нигде не было видно. Кошка быстро пошла по станции, на глаза ей попалась старуха Скорбящая, которая, по обыкновению, сидела возле колонны. Кошка сунула ей младенца Регины:
— Подержи-ка пока. Регина отошла, а мне недосуг ее дожидаться.
И, не слушая возражений старухи, побежала к туннелю в сторону Шаболовки. Прошла немного по туннелю, но, не дойдя чуть-чуть до блокпоста, остановилась, сообразив, что это не самый лучший выход. На Шаболовке ее ждет не дождется Роджер. Чутье подсказывало, что на Октябрьскую лучше пока тоже не возвращаться, и она присела у стены туннеля, покачивая спящего Павлика и глядя в темноту. Иногда ей были слышны голоса часовых.
Ближе к ночи Кошка отважилась вернуться на станцию. Другого выхода у нее не было. Павлик проснулся и захныкал, но она укачала его, и он задремал опять. «Голодный, наверное, — подумала Кошка. — Надо бы ему пока хоть воды давать попить». На Октябрьской было тихо, почти все уже спали, но старуха все так же сидела у колонны, держа на руках младенца Регины и покачиваясь с ним вместе. Увидев Кошку, она заворчала:
— Где ты шляешься? Я уже устала.
С этими словами она сунула второго младенца ей в руки.
— Это не мой, — сказала Кошка. — Я думала, Регина давным-давно вернулась и его у тебя забрала.
— Как же, вернулась, пьянчужка, и спать улеглась. Я два раза к ней заходила — дрыхнет! — возмущенно проворчала старуха. Кошке подумалось, что старуха и сама успела выпить. Но потом до нее дошел смысл сказанного, и она насторожилась.
— Подержи-ка его еще немного, — сказала она, возвращая старухе младенца. — Я сейчас вернусь, через пару минут, обещаю.
Она тихонько пошла к палатке Регины. Возле входа прислушалась — снаружи и внутри все было тихо. Заглянула внутрь. Регина лежала, укрывшись с головой рваным одеялом. Кошка осторожно потрогала ее за плечо — никакой реакции. Тогда она отдернула одеяло. На нее уставились пустые, широко раскрытые глаза. Кошка пощупала ледяную шею, пытаясь уловить биение пульса, хотя ей и так уже все было ясно. Судя по всему, Регину ударили узким ножом в сердце — крови вытекло совсем немного. И случилось это, наверное, вскоре после того, как Кошка скрылась — тело уже успело остыть.
Кошка вновь накинула на мертвую одеяло и вернулась к старухе.
— Все, — сказала она, — давай мне ребенка. Раздобудь еще кипяченой водички, что ли. Регина спит, не беспокой ее пока. Лучше подскажи мне, кто тут у вас мастер бумаги всякие писать? Да, будут про меня спрашивать — молчи, если жизнь дорога. Мол, знать ничего не знаю, ничего не видела и не слышала. Поняла?
