Анна Калинкина - Под-Московье
Кошка ударила кулаком по асфальту. Боль немного отрезвила ее, призрачные видения пропали. Как бы там ни было раньше, сейчас она явно находилась на поверхности. Было холодно и сыро, и надо было в первую очередь думать о том, как оказаться в безопасности. А уж вернувшись в метро, можно будет хоть до посинения размышлять о странных событиях, случившихся с ней за последнее время.
Нужно идти дальше. Кошка заколебалась было — ей не хотелось оставлять парня вот так, валяться на холодной земле. Странно, что на него до сих пор не наткнулись какие-нибудь падальщики. Но что она могла для него сделать? Только слегка завалить мусором. Она сама понимала, какая ненадежная это защита, и ругала себя за то, что тратит силы на бесполезные действия. Ругала, а сама подтаскивала к телу все новые и новые ветки. Потом, когда их набралась целая куча, взгромоздила сверху пару толстых досок, какую-то железяку, оглянулась в последний раз на «могилу» и решительно зашагала вперед.
* * *Справа показалась церковь, потом — невысокое здание с широкими во всю стену окнами. Сквозь них были видны столики, и Кошка догадалась, что раньше это, видимо, была столовая. Представила себе, как люди сидели здесь, неторопливо ели, глядя на деревья за окном. Вспомнила прогорклый чад в закусочной «За три потрона» и вздохнула.
Ей вновь показалось, что впереди идет девушка со светлыми волосами, но теперь Кошка не испугалась. Вряд ли то был призрак Невесты — она, как известно, появляется в пышном белом платье, разорванном и грязном. А девушка была одета по-мужски, в джинсы и свитер. Может быть, она, наоборот, хочет указать ей путь?
Кошка привыкла к тому, что в иных местах, прежде густо заселенных людьми, ей иной раз мерещатся голоса мертвых. Например, если подняться от коллектора Неглинки вверх по холму и пройти тихими переулками, в некоторых местах можно было услышать словно бы невнятный шепот. Кошка иногда вслушивалась, и ей казалось, что она разбирает отдельные слова. Вот женский голос упрашивает кого-то не уезжать, а мужской — сердится. Вот слышно, как плачет или смеется ребенок. Иногда голосов не было, зато отчетливо раздавались легкие шаги, хотя самого идущего видно не было. А однажды Кошка увидела на подоконнике третьего этажа маленькую детскую фигурку. Очаровательная малышка, с виду лет шести, со светлыми кудрявыми волосами, в длинной рубашке, служившей ей вместо платья, с любопытством смотрела вниз из черневшего пустотой оконного проема и, казалось, вот-вот упадет. Но как только она заметила Кошку, сразу исчезла. Может, то было привидение, а может — кто-нибудь из выродков. Обычно у них рождались уроды, но появлялись и нормальные с виду дети. Правда, долго они, как правило, не жили. В общем, тогда Кошка рассудила, что лучше не вмешиваться: привидение ловить бессмысленно, а если в заброшенном доме и впрямь обитает живой ребенок, значит, о нем есть кому позаботиться.
Сейчас, вспомнив тот случай, она подумала, что стоило все-таки осмотреть тот дом. Если бы девочка плакала и звала на помощь, Кошка, возможно, так и поступила бы. Но опыт научил ее — лучше не делать лишних движений и не вмешиваться в чужую жизнь без приглашения. Если кто-то существует в абсолютно ненормальных с твоей точки зрения условиях и ощущает себя вполне гармоничным и счастливым, то это его личное дело.
Вот и сейчас идущая впереди по трамвайным рельсам девушка кажется ей чем-то необычным. Но ведь та идет себе спокойно, ее не трогает. Почему надо ее бояться? Даже призраки не всегда бывают опасными. И, в сущности, почему они должны непременно вступать в какие-то отношения с людьми — пугать или, наоборот, помогать? Вполне возможно, что большинству из них до людей нет никакого дела.
Засмотревшись на девушку, Кошка не сразу заметила, что дошла уже почти до конца улицы, где ее пересекала другая. Справа виднелась стена с широкими двустворчатыми воротами, распахнутыми настежь. Девушка свернула туда и пропала среди невысоких кирпичных строений. Судя по всему, это и было трамвайное депо.
Кошка даже расстроилась. Она, вроде, уже привыкла к девушке и даже чувствовала себя не так одиноко среди развалин. Но следовать за ней в депо она не собиралась. Насколько она помнила карту, ей нужно было сейчас повернуть налево, выйти на проспект, а там уж рядом и площадь, где стоит памятник красному вождю, и метро.
Она не сразу сообразила — то, что казалось ей живой изгородью, было скопищем горгонов. Черные тела, увенчанные пучками щупальцев, почти не выделялись на фоне голых мокрых черных кустов и удачно прикидывались безобидной растительностью. Не успела Кошка опомниться, как одно щупальце захлестнуло ее ногу, а другое взметнулось чуть ли не к лицу. Если монстру удастся опутать жертву и подтащить к середине ствола, где у него располагался рот, ее уже ничто не спасет.
Отчаянно орудуя ножом и расшвыривая ошметки черной плоти, Кошка все-таки сумела освободиться и отбежать в сторону. И тут же увидела маячивший у выхода на проспект квадратный силуэт — словно огромная жаба сидела, слегка сгорбив плечи. Возня привлекла внимание жабоподобного хищника. Скачок — и жуткое существо оказалось совсем рядом.
Кошка в ужасе вжалась в стену возле какой-то будки. Автомат тут явно был бесполезен. «Стань тенью!» — приказала она себе, надеясь, что жуткий хищник примет ее за часть пейзажа. Она, по неизвестной причине, больше всего боялась именно этих обитателей поверхности — как другие боятся пауков.
Жабоголовый сделал еще прыжок — теперь он был совсем рядом, не дальше, чем в пяти шагах от нее. Но все его внимание было сосредоточено не на человеке, а на мокром асфальте, где извивались обрубки щупальцев, похожих на толстых черных червей. Невольно Кошка опять вспомнила про пиявок со станции Удельная, о которых рассказывал Сафроненко. А кто-то из сталкеров говорил ей, что из каждого такого обрубка щупалец может потом вырасти новый горгон. К счастью, из этих обрубков уже никто не вырастет — не судьба… Жабоголовый вывалил длинный язык, секунда — и черный обрубок уже извивался у него в пасти. Мутант нагнул голову, словно прислушиваясь к своим ощущениям, смакуя редкое лакомство. Потом судорожно икнул — и Кошке показалось, что она видит, как щупальце провалилось ему в желудок, все еще продолжая извиваться. Жабоголовый удовлетворенно потряс головой и вновь вывалил язык. Кошка вдруг увидела, что челюсть у него сильно искривлена, словно она была распорота, а потом неправильно срослась. Потому-то он, наверное, и предпочитал еду поделикатнее, которую уже нарезали на кусочки. Кошке пришлось дожидаться окончания этого жутковатого обеда. Она припомнила, что кто-то из сталкеров рассказывал, как они с голодухи попробовали варить щупальца горгона. Он уверял, что есть было вполне можно, только было ощущение, что жуешь резиновую подошву. С другой стороны, жители некоторых станций были убеждены, что эти твари ядовиты и употреблять их в пищу ни в коем случае нельзя. Но Жабоголового, видно, это не волновало.
Обкромсанный горгон тем временем судорожно извивался. Наверное, если бы он умел издавать звуки, то вопил бы сейчас от боли. В любом случае, это сослужило ему плохую службу: доев мелкие кусочки, Жабоголовый обратил внимание на их прежнего хозяина. Одно движение — и один мутант словно натянулся на другого сверху. Горгон затрепыхался совсем уж яростно, и хищник сделал несколько судорожных движений, пытаясь заглотнуть его целиком. Кошка рассудила, что это самый лучший момент, чтоб смыться, пока на нее никто не обращает внимания. Кто знает, каков аппетит у этой жуткой жабы? Может, решит и ее употребить на десерт?
Она вышла на проспект, где среди остовов машин неспешно ползали гигантские слизни, оставляя за собой белые полосы. Кошка знала по опыту — вещество, выделяемое ими, разъедает хуже кислоты, поэтому старалась не наступить ненароком в такой след. Одно неверное движение — и с ботинками можно было попрощаться, а возможно — и с ногами тоже.
Из-за угла навстречу ей вывернуло существо, похожее на жутко истощенного человека, передвигавшегося на четвереньках. Оно опиралось на тонкие длинные «руки», сжатые в кулаки. Только на этих «руках» было по четыре пальца, По крайней мере, так с первого взгляда казалось. Ушей у существа не было, их заменяли щели, зато огромные челюсти были усыпаны острыми зубами. Узкие, длинные ноздри втягивали воздух — хищник пытался оценить, стоит ли добыча усилий. «Стигмат», — подумала Кошка и чуть ли не обрадовалась мутанту, как старому знакомому. По крайней мере, она тут не одна.
Стигмат, похоже, обрадовался тоже и начал осторожно приближаться к ней. Кошка пристально следила за его верхними конечностями: в момент нападения этот мутант разжимал ладонь, и из глубокого шрама на внутренней стороне выстреливало длинное и острое жало — его «пятый палец».
