Петров Захар - Муос 2: Частилище
Антончик серьёзно сказал:
– Ты сегодня в переходе подняла крик. Нам повезло, что нас не услышали враги или хищники. Следующая такая истерика может стоить жизни всем нам.
Он повернулся и пошёл дальше. Вера, опустив голову, пошла за ним.
3.
Вера с неприязнью смотрела на других детей-диггеров, которые, как будто издеваясь над нею, отлично высыпались, наедались несколькими слизнями и могли часами с воодушевлением учить и повторять Поэму. К ней дети относились, казалось, равнодушно. Однажды, вмиг проглотив свою порцию слизней во время привала, она забилась в угол, поплакать. Вера, откинувшись спиной к стене, смотрела на вытянутые распухшие ноги, думая, что не сможет больше на них встать. К ней подошёл Жак. Парень был старше её года на четыре: у него уже висели на поясе-юбке два секача и он уже имел кличку. Со стародавних времён диггеры с момента посвящения во взрослые, брали себе клички, и никогда уже не произносили в общении друг с другом имён.
Жак присел возле Веры, положив себе на колени её ноги. Она хотела психануть и одернуть ноги, но ловкие пальцы сильных рук уже делали какие-то невероятные движения по её икрам. Боль проходила. Казалось, что Жак выдавливает из её ног боль и усталость. Заглянув в удивлённое Верино лицо, он сообщил:
– Меня мать этому научила.
Вместо благодарности Вера быстро поднялась и рявкнула:
– Отстань.
Жак медленно встал и пошёл к другим диггерам. А Вера больно закусила себе губу. Она кляла себя за то, что оттолкнула от себя единственного человека их племени, первым заговорившего с нею. Пересилив себя, она подошла к юноше и, спросила:
– Как вы все не чувствуете голода и холода? Научи меня этому.
– А кто тебя сказал, что мы их не чувствуем. Мы же – обычные люди.
– Но по вам этого не заметно.
– Так сделай, чтоб и по тебе заметно не было. Ты пойми, мой желудок также как и твой хотел бы, чтоб в него запихнули больше еды. Моё тело, также как и твоё, не прочь понежится в тепле. Но дух диггера сильнее тела. Диггеры переступают через себя, не допуская себе никаких слабостей. Это – залог нашего выживания. Мы игнорируем своё тело. Со временем, если поймёшь главное, ты научишься выключать в своём теле то, что тебе не нужно или что беспокоит. И ещё, чтобы в голове не застревали мысли о еде, мозги надо постоянно прочищать другими мыслями.
– Это как?
– Ну вот ты зачем к нам пришла? Я так думаю, в приюте тебе было бы лучше.
– Меня следователь к вам привёл, чтобы я научилась всему, что умеете вы.
– Значит, эта мысль должна быть у тебя главной. Ты должна подыматься и засыпать с одной мыслью: научиться, научиться, научиться. Учи поэму, учись отключаться, учись управлять собой. Со временем начнёшь учиться бою с секачами.
Вера сказала:
– Прости меня за грубость.
– Забудь. Я вижу, что тебе тяжело. В диггеры в таком возрасте редко, кто приходит. А если и приходят, то почти никто не остаётся… или не выживает.
– Ты поможешь мне выжить?
Жак кивнул.
Диггеры, сами по себе, народ дружелюбный. Но у Веры появился в их бригаде друг. Он относился к ней, как старший брат. Иногда ей казалось, что Жак – это перевоплотившийся Костик. Антончик пообещал следователю, что лично будет заниматься с Верой. Но она его сторонилась, зато подружилась с Жаком. Жак был молодым, но уже опытным диггером и поэтому Антончик охотно перепоручил обучение Веры.
По совету Жака Вера сконцентрировалась на мысли о том, что ей надо быть готовой к приходу следователя. То, что он за ней рано или поздно придёт, она не сомневалась. И она должна научиться всему, что умеют диггеры.
Она овладевала искусством управления сознанием и телом. Особенно тяжелым было первое. Она часами очищала свой мозг от мыслей. Вначале та цель, которую ей описывал Жак, казалась ей недостижимой. Как она не старалась, мысли всё равно роились, словно тучи назойливых мух. Когда же последняя «муха» покидала пределы черепной коробки, сознание чистым оставалось лишь считанные мгновения. Малейший звук или тень эмоции и ветхий барьер ломался: мысли бешеным смерчем снова врывались в голову. Лишь через долгие месяцы тренировок Вера почувствовала, как её сознание начинает ей подчиняться: упираясь, бросаясь пригоршнями мыслей, но всё-таки подчиняться. Пребывая в чистом сознании, диггер мог сконцентрировать себя на какой-то одной мысли. Например, учить объёмную Поэму Знаний, содержащую в сжатом виде основные научные знания; причём не просто заучивать её наизусть, а проникать в суть аксиом, теорем и законов. Не владея учебниками и пособиями, не имея малейшей возможности эмпирической проверки получаемых знаний, диггер знал, как устроена живая клетка; какова реакция алюминия при пролитии на него соляной кислоты и каков механизм ядерной реакции, как будто он всё это наблюдал своими глазами в напичканной современными приборами лаборатории накануне Последней Мировой.
Несколько лет спустя Вера спросила Жака:
– Зачем все эти знания диггерам? Это ведь совсем не помогает защищаться от врагов, ходить по переходам и добывать пищу.
– В этом наше предназначение. Великая Марго – основатель свободных диггеров – завещала нам стать народом, хранящим знания. Пока диггеры будут существовать, мы будем передавать эти знания новым поколениям. Когда-то они обязательно пригодятся.
– Но в библиотеках Центра всё равно больше информации, чем в вашей Поэме знаний. Их учёные всё равно знают больше, чем знаете вы.
– Республика и Центр заняты решением сиюминутных проблем. Их интересуют знания, которые могут давать пищу и лечить от болезней. Такие знания они берегут и даже делают кое-какие открытия. Но фундаментальные, систематизированные знания, накопленные человечеством, жившим на Поверхности, утрачиваются. Я не уверен, что сейчас кто-нибудь из учёных Муоса сможет более или менее последовательно изложить теорию относительности. Возможно, там уже нет письменных упоминаний об этом открытии. Но пока живы диггеры, эта теория будет известна людям. Не смотря на последние успехи, Республика, а остальной Муос – особенно, по-прежнему дичают. Люди не желают учиться. Правительство Муоса требует от лабораторий максимальной практической отдачи, а не глубинных исследований. Знания утрачиваются. Когда-то, через пятьдесят, сто, двести лет диггерская Поэма Знаний станет основой для нового всплеска науки. То, что мы держим в своих головах, будет подарком одичавшему человечеству, вернувшемся на Поверхность. Всё это пришлось бы настигать долгие тысячелетия. Конечно, наши знания – тезисны. Но доработать теорию в сотни раз легче, чем её разработать.
– У вас грандиозные планы.– с недоверием подытожила Вера.
Вера не разделяла оптимистичные взгляды Жака. Но Поэму она учила. Часами, сидя на голом полу, погрузившись в отрешённый транс, она со всеми повторяла сухие тезисы диггерской науки.
Одновременно Вера старалась овладеть другим мастерством – управлением своим телом. Она уже не так сильно мучалась от холода и недоедания. Она могла заставить себя не думать об этом. Но изгнание мыслей о потребностях тела облегчало, а не изживало полностью её страдания. Она научилась спать на голом полу, но это был скорее не сон, а тревожная дрёма, в которой сознание непрерывно боролось с ломящимися в него тревожными сигналами тела. Вера была истощена: она с брезгливой тревогой проводила рукой по выступающим рёбрам на своей груди. Голова у неё кружилась, ноги еле шли. Желудок истошно требовал наполнения. Вера жаловалась Жаку:
– Я больше не могу. У меня нет сил.
– Ты тратишь много энергии. Скоро ты научишься отключать в своём теле то, что тебе не нужно.
– У меня ничего не получается. Я скорее умру.
– Не умрёшь. Твои инстинкты не подчиняются сознанию. Но когда твоё тело «поймёт», что дальше – смерть, оно сдастся.
Жак был прав. Когда Вера, уже совсем истощённая погрузилась в ночную дрёму, ей показалось, что душа покидает её тело. Она пыталась удержать себя в своей голове, перекатив туда все свои ощущения. И она поняла, что не чувствует тело: не чувствует холода, голода. Ей было хорошо и она в первый раз нормально заснула. Теперь она могла отключать в себе то, что ей не нужно. И смогла не обращать внимания на потребности своего тела.
У Веры обострились зрение и слух. Она видела в темноте на десятки метров. За сотню шагов она могла услышать упавшую каплю и определить, сколько поворотов по коридору пролетел звук, пока достиг её уха. Она научилась бесшумно ходить. Она научилась читать знаки на полу, стенах и потолке. Оказывается за десятилетия подземной жизни люди оставили на стенах неисчислимое множеством следов: от похабных надписей, начертанных подростками сразу после Последней Мировой, до сложных зашифрованных диггерских обозначений; от следов обуви на наслоении песка до касательных царапин арбалетных стрел.
