Владимир Лосев - Спаситель
К тому же после взрыва часто были жуткие грозы, словно природа гневалась на нас. Молнии были очень мощными и часто убивали тех, кого не убил дождь. Иногда шел и радиоактивный град размером с куриное яйцо, он пробивал крыши машин, и убивал людей и живность. Самое забавное, что этот град был разных цветов, в зависимости от того, какого цвета пыль и гарь в нем оказалась. Горели же не только дома, но и заводы, фабрики…
Ты когда-нибудь видел черный, желтый, синий град, красный град, всех цветов радуги?
— Страшная картина, — сказал Майк. — У нас тоже идут радиоактивные дожди, и люди умирают. Но мы уже как-то приспособились, в дождь ни один человек не выйдет из дома. Но все уже понемногу уходит в прошлое, и война, и то, что она принесла. Люди уже оправились от первого шока, и теперь думают о том, как жить дальше. Но вспоминать эту войну будут ещё долго…
— Тысячу лет, — улыбнулся Вик. — Так сказал Нострадамус. А потом опять начнутся войны. Тысяча лет, это максимальный срок для короткой человеческой памяти.
— Почему ты все время вспоминаешь Нострадамуса? — спросил Майк. — Да и девчонки просили тебя прочитать что-нибудь из него.
— В подвале, в котором я просидел полгода, я нашел старые книги, и среди них был и Нострадамус, — сказал Вик. — И вот я читал его и пил.
Он писал об этой войне, да и о других тоже, многие его пророчества были зашифрованы таким образом, что они становились, понятны только после того, как события уже произошли.
— И тогда в чем же смысл его пророчеств, если их никто понять не смог? — спросил Майк. — Зачем они ему были нужны? Или он написал их только для того, чтобы позлорадствовать из могилы? Мол, а я знал, что так будет, но специально сказал так, чтобы вы это не поняли.
— Не все пророчества были туманными, — грустно усмехнулся Вик. — Как раз пророчество про эту войну было ясным и понятным, даже дату он назвал, хоть во всех остальных пророчествах даты событий были зашифрованы. Но никакой пользы это предсказание человечеству тоже не принесло.
— Зачем же он их все-таки шифровал? — спросил Майк. — Неужели он не мог сказать ясно и понятно?
— Если ты помнишь из нашей истории, все пророки говорили туманно, — сказал Вик. — И на это у них были причины. Никто из власть имущих не потерпит предсказаний насчет того, что их лишат власти или жизни. К тому же была ещё и церковь, та вообще не признавала ничего нового, попы могли его и на костер отправить за его пророчества.
— Хорошо, я согласен с тем, что он не мог писать открыто о будущем, — сказал Майк. — Но разве будущее не зависит от нас самих? Разве мы не можем его изменить?
— Я уже давно думаю, что многие события предопределены, — сказал Вик. — Поэтому пророки их и могут видеть, потому что изменить их невозможно, они все равно произойдут.
— Да, ты развлекался по полной программе, когда этот мир летел в тартарары, — улыбнулся Майк. — Пил водку и читал заумные книги, похоже, эта смесь здорово подпортила твои мозги.
— Это наверно не очень страшно на общем фоне, — грустно улыбнулся Вик. — Сейчас сумасшествие — норма, многие люди потеряли способность здраво рассуждать. Испытание, которое выпало на нашу долю, не для слабонервных.
— Это точно, — согласился Майк, осторожно обходя груду костей и сгнивших тряпок, когда-то бывших женщиной. — Глядя на то, что сейчас у нас под ногами, свихнуться легко. Сейчас бы оказаться где-нибудь в Австралии. Там наверно нет радиации, и нет всего того, что мы перед собой видим.
— Там тоже идут радиоактивные дожди, и есть те же проблемы, что и у нас, — сказал Вик. — Нет солнца, а его нет на все земле, значит, плохо растут растения, а, следовательно, голодно. Не думаю, что кто-то живет сейчас безбедно, беда коснулась нас всех. Если бы был выбор, то лучше вообщё бы не рождаться в это время, родиться немного позже или немного раньше…
— Кстати, — сказал Майк. — Ты серьезно веришь в свои пошлые жизни и в новые рождения?
— Я рассказал тебе все, что помнил о прошлых своих жизнях, — сказал Вик. — Как ты думаешь, такое можно придумать?
— Я бы не смог, — сказал Майк. — А ты наверно можешь…
— Нет, — покачал головой Вик. — Я тоже такого не могу придумать. До войны я ничем особенным не отличался от своих сверстников. Мы и с тобой очень похожи, вся разница в том, что я оказался здесь, в этом разрушенном городе, где смерть обычное явление, а ты там, где ничего особенного не происходило. Если бы все было наоборот, то сейчас я бы тебе говорил, что ты сошел с ума…
— С этим я согласен, — сказал Майк. — Но мы сейчас говорим о фантазии, которая у тебя разгулялась.
— Не разгулялась она меня, — сказал Вик. — Если бы я мог это выдумать, то я бы придумал себе прошлые жизни гораздо более лучшими, и рассказывал, что в прошлой жизни был королем, или на худой конец богачом…
— Согласен, тут у тебя фантазия подкачала, — сказал Майк. — Кстати, могу предложить ещё одно объяснение всем твоим историям. Когда ты их видел, у тебя была белая горячка в легкой форме. Когда много пьешь, ещё и не такое может привидеться…
— Объяснение хорошее, но неправильное, я увидел свои жизни уже тогда, когда перестал пить, — сказал Вик. — Это произошло всего несколько месяцев назад.
— Ты и сейчас пьешь, — сказал Майк. — Хоть понемногу, но каждый день, этого вполне достаточно для легкой формы алкоголизма.
— Может быть, — сказал Вик, лицо его стало серьезным и даже печальным. — Но попробуй выслушать меня, не перебивая и не делая замечаний.
— Пожалуйста, — сказал Майк. — Делать нам с тобой нечего, а за разговором и дорога короче. Кстати, уже начинает темнеть, скоро придется искать место для ночлега. Ходить ночью, когда нет ни луны, ни звезд, как сказали девушки, глупо и опасно.
— Они правы, — грустно улыбнулся Вик. — Мы лишились не только солнца, но и звезд и луны. Придется ночевать в поле, хоть и очень бы не хотелось попасть под дождь. Я эти места плохо знаю, поэтому смотри и сам по сторонам, может, увидишь что-то подходящее для ночевки.
— Я уже давно смотрю, но пока ничего не увидел, — отозвался Майк. — Так что-то ты хотел рассказать? Я уже стал очень серьезным.
— Я никогда не видел, как растет рис, — сказал Вик. — А сейчас я могу рассказать о нем все, и как его сажать, и как он растет, и как его убирать. Я могу рассказать такие детали, которых не знает никто, в этой стране. Стоит мне закрыть глаза, я снова вспоминаю свою первую жизнь, под моими ногами начинает чавкать мягкий ил, а над моим лицом вьются насекомые.
Я могу рассказать о том, как я был одет, и как была одета моя жена, каким было мое детство, и какой была моя старость. Если это фантазия, то невероятная. Невозможно выдумать что-то с такими точными деталями.
— Хорошо, пусть это будет не фантазия, — согласился Майк. — Но это вполне может быть генетической памятью доставшейся тебе от твоих предков. Я читал о том, что люди после тяжелых потрясений иногда вдруг начинают говорить на чужих неизвестных языках, или находят драгоценности, спрятанные их предками.
— Я думал и об этом, — сказал Вик. — Не могут мои предки быть и китайцами, и викингами, и германцами, и швейцарцами, слишком это пестрая и абсолютно невероятная смесь. Скажи, на моем лице видно мое азиатское происхождение? Или я очень похож на викингов?
— Да, азиатских корней по тебе не видно, — сказал Майк. — И на викинга ты не похож, но поверить я тебе все равно не могу, слишком это невероятно.
— Не менее невероятно, чем эта война, — сказал Вик, — Возможно, я вспомнил свои прошлые жизни именно из-за того, что произошло такое, что трудно выдержать нормальному человеку.
— На счет нормального человека ты загнул, — засмеялся Майк. — Это не тебя ли сейчас все называют чокнутым?
— Меня так называют в городе потому, что не могут и не хотят понять, — грустно усмехнулся Вик. — Выжили, к сожалению, не самые лучшие представители человеческого рода, и для них я всего лишь шут и местный сумасшедший.
— Лучшие представители человеческого рода не готовы убивать, отбирать еду у других и защищать свою жизнь, — сказал Майк. — Следовательно, у них мало шансов выжить в сегодняшнем мире, им мешает культура и образование. Но ты не единственный, кто попал в такую ситуацию и выжил, таких людей, как ты, сейчас по всему миру много. Может быть, объяснишь, почему другие люди не вспомнили свои прежние жизни, а только ты?
— Мы все разные, каждый по-своему все переживает и по-своему все чувствует, — сказал Вик. — Нострадамус стал провидцем после того, как увидел гибель многих людей от чумы, но изменился только он один, хоть эпидемия охватила всю Европу.
Все религии появились в результате прозрений таких изменившихся людей. В Индии верят в перерождение душ, у нас верят во Христа, В Азии в Аллаха. Откуда появились эти веры, если не от пророков?
