Захар Петров - Муос: Чистилище
5
Вере опять повезло. Они беспрепятственно вышли из Улья, прошли по ставшей ещё более угрюмой Площади Независимости и беспрепятственно миновали тот дозор, где Вера спарринговала с aсмейцами. Они её и не признали. Тот новобранец, которого она с утра уложила за три секунды, теперь стал заигрывать с беглой студенткой и даже попытался её обыскать. Правда интересовало его не содержимое рюкзака, в котором он мог найти два секача, а Верина упругая фигурка. Вера не отбивалась, она просто несколько раз ловко вывернулась из неловких объятий незадачливого ловеласа, отчего он был ещё раз обсмеян своим командиром:
— Сегодня не твой день, салага. С утра пацан тебя на лопатки уложил, сейчас девка сквозь пальцы просочилась.
А салага, которого несколькими часами раньше распластал ловкий пацан, теперь видел более доступную цель и собирался всё же доказать, что он-де мужчина. И Вера уже продумала, как его вырубить, не вызвав ненужных подозрений, но со стороны Октябрьской послышались крики. С десяток aсмейцев, в основном новобранцев, перепуганных, с оружием и без него бежали оттуда на Площадь Независимости.
— Партизаны! Партизаны взбунтовались!
— Их сотни! Тысячи! Перебили всех наших на Октябрьской!
— Еле ушли!
— В Штаб сообщите, пусть всех собирают.
— Да ну этот АСМ, смываюсь я.
— Я тебе смоюсь сейчас.
Они перебивали друг друга, паникуя и крича. Пользуясь случаем, Вера крепко взяла за руку Хынга и потащила его в сторону Октябрьской. Пока отходили, по сбивчивым репликам убежавших с Октябрьской aсмейцев она поняла, что ещё с утра к ним пришли люди с Единой и сообщили, что на них напали Партизаны. О случившемся послали сообщить Дайнеко. А уже через несколько часов толпа Партизан вломилась на Октябрьскую. Им тут же стали помогать местные, ещё не отошедшие от кровавой «чистки» и уже через десять минут те, кто не полёг от метких партизанских стрел, бежали в сторону Площади Независимости.
Не дойдя до нужной двери в боковой вход, ведущий к Резервации, Вера услышала впереди топот сотен ног. Они остановились, прижавшись к выступу туннеля, чтобы не быть раздавленным факельным шествием. Не меньше сотни мужчин и женщин, с повязанными алыми лентами на головах, с факелами и арбалетами уверенным шагом направлялись в сторону Площади Независимости.
— Кто такие? — без особой злобы спросил один из них.
— Студентка я, из Университета бежим. В Верхней Степянке живу.
— А это кто с тобой?
— Беспризорница прибилась, жалко бросить дитя было.
— Степянка — это где? На Востоке что ли? Плохо там, не иди пока туда. Этот Деспот, Дайнеко, бьёт там всех ваших. Ты б, дивчина, к нашим, к партизанам в Братство шла. Там тебя до дела пристроят. Сейчас мы этих крахоборов из Улья выбьем, потом и восточенцам поможем. Батька Батура знаешь какой у нас! Ого-го-го… Ладно, идите с Богом, девчата…
Остановившись у входа в боковой туннель, Вера прислушалась. Там, где с ней несколько минут назад заигрывал молодой aсмеец, шла схватка. Они продержатся минуты три, не больше. Ещё минут десять на завладение станцией Площадь Независимости. Этого времени хватит, чтобы оставшиеся в Улье военные подоспели ко входу в Улей, где начнётся страшная сеча…
6
— Вера, теперь я уверена, что ты облучена, не скрывай этого. Я вижу твоё состояние — тебе непременно нужно остаться и регулярно принимать пэтэйтуин.
Вера, опираясь спиной о дверной косяк, пыталась скрыть своё дурное состояние. Какая-то вялая слабость заполняла всё тело, в голове шумело, двойная доза пэтэйтуина вместе со съеденным на обед подступала к горлу, грозясь в любой момент вырваться наружу.
— Мне нужно ещё кое-что сделать… Ещё одно дело — и всё, Джессика, я целиком твоя. Как он? — перевела разговор Вера на другую тему.
— Как видишь, пришёл в себя, разговаривает. Этот мальчуган, Хынг, от него ни на шаг не отходит. Всё какие-то тетрадочки с листочками перекладывают, которые ты в рюкзаке принесла. Но это ничего не значит, воспаление он всё-таки схватил и вылечить его без нужных лекарств будет сложно.
— Я пыталась их достать, но Госпиталь и склады медикаментов хорошо охраняются — генерал считает их, в отличие от Университета, нужными объектами. Ведь его солдат надо кому-то лечить, чтоб потом быстрее снова отправлять на войну. Если партизанам удалось прорваться в Улей, то, скорее всего, эти склады тоже разорены, а лаборатории по производству лекарств вряд ли заработают в ближайшие год-два.
— Рано или поздно его армия придёт сюда. Он нас, резервантов, ненавидит не меньше мутантов. Тогда нам очень понадобится твоя помощь, Вера. Она уже теперь нам нужна, чтобы подготовиться к обороне Резервации.
— АСМ может быть здесь и не появится. Им тяжело будет справиться с восточенцами и партизанами одновременно. Да и следователи за головой Дайнеко охотятся, а если они вынесли приговор, то либо он будет приведен в исполнение, либо они умрут. К тому же, я хочу привести сюда двух надёжных людей, бывших убров. Шансы удержать Резервацию с ними только увеличатся.
— Вера, я знаю, что ты упрямая, что тебя не переубедить. Но послушай и запомни, что я тебе говорю и пойми, что это всё очень серьёзно: ты больна, смертельно больна. Единственным лекарством, которое может тебя спасти, является пэтэйтуин, во всяком случае, я на это очень надеюсь. Ты дождёшься вечернего приёма и только тогда уйдёшь, и сделаешь всё, чтоб вернуться не позже завтрашнего вечера. После этого ты никуда из Резервации не выйдешь! Я кингу скажу, чтоб он запретил тебя выпускать и, будь уверена, он меня послушается. Тебе понятно?
— Да, Джессика, чтоб завтра к вечеру была готова моя любимая картофельная настойка! — с шутливой строгостью произнесла Вера, и Джессика в первый раз за время их разговора улыбнулась.
7
— Я приветствую тебя, Жак…
— Я приветствую тебя, Стрела.
Жак шёл навстречу, держа руки ладонями, обращёнными к Вере — это был жест наивысшего благорасположения.
— Цётка Вера!
— Цётка Вера вярнулася! Зараз вы з намі будзеце?[30]
— Да, зараз я буду разам з вамі, хлопцы,[31] — по-белорусски ответила им Вера.
Жак пристально смотрел на Веру, как будто томился долго мучавшим его вопросом, ответ на который он, наконец-то, должен получить именно сейчас. Вера догадалась об его мыслях.
— Нет, Жак, это не совсем то, о чём ты подумал. Поверь мне, я бы сама с радостью осталась у вас. Но мне надо хотя бы начать разгружать ту свалку бед, которую я оставила на своём пути. А значит, мне надо возвращаться туда, откуда я пришла.
— Ты сделала главное — диггеров больше не преследуют. Это ведь ты сделала так, чтобы война прекратилась?
— В некоторой мере в этом поучаствовала и я. Но тех, кто был убит по моей вине на этой войне, уже не поднять. Да и с прекращением вашей войны началась новая, более страшная бойня.
— Хаос, о котором поётся в Песне.
— У нас это называют Крахом.
После минутной паузы, во время которой каждый думал о своём, Жак спросил:
— Зачем же ты тогда пришла?
— Во-первых, забрать Паху и Саху. Сам говорил, что они не диггеры.
— Они с радостью пойдут за тобой. Они не надышатся на тебя. Только меня коробит, когда они тебя «тёткой» называют.
— Знаешь, иногда я чувствую себя старухой; Бабой Ягой, которой меня когда-то пугал старший брат.
— Я так не считаю. Хотя сейчас ты выглядишь совсем неважно.
— Устала… А может быть, и заболела…
— А во-вторых?
— Во-вторых, мне надо встретиться с Зоей. Прошлый раз она мне отказала, но теперь передай ей, что я от своего не отступлюсь.
Зоя почти не изменилась, если не считать, что волосы, затянутые на затылке бечёвкой, стали совершенно седыми.
— Что ты хотела от меня? Сразу скажу, что я не Жак и восторга от общения с тобой не испытываю. Поэтому будь предельно краткой.
— Мне нужны ответы.
— Ответы?
— Да, ответы. Всё время я искала смысл в том, что происходит вокруг. Я не оправдываюсь, но те беды, которые я причинила диггерам, они мне когда-то казались справедливыми и правильными. Теперь я поняла, какую страшную ошибку я совершила…
— Ошибку? Ты называешь «ошибкой» уничтожение почти двух третей диггеров…
— Называй это, как хочешь… Я хочу всё исправить… Вернее, хочу исправить всё, что можно исправить. Но мне нужно стать на твёрдую почву, чтоб быть уверенной, что очередные мои действия не являются такими же чудовищными ошибками, какие я уже совершила.
— Я не совсем понимаю, о чём ты говоришь.
— Я говорю о том, что ты — самый старый диггер. Осознанно или нет, диггеров в Муосе считают пророками, хранителями сокровенных истин. Значит ты ближе всех должна быть к ОСНОВЕ, к тому, что составляет СМЫСЛ всего. Конечно, если эти основа и смысл существуют вообще среди этой рушащейся бессмыслицы.
