Дарья Аредова - Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)
— Здравия желаю, товарищ полковник! – бодро отчеканила Нэйси, отдавая честь. За спиной у нее висела самодельная глевия. С хорошо выверенным балансом и ровной заточкой, надо сказать. – Разрешите обратиться!
Я сдержал усмешку и постарался сохранить серьезный вид.
— Ну, – говорю, – обращайся, раз уж надо.
Нэйси тряхнула коротко стриженными черными волосами и уголки губ у нее задрожали. Губы были пухлые, изящно очерченные, только вот всегда сурово поджатые. Теперь же они всерьез грозили расплыться в восторженной улыбке, но Нэйси очень старалась этого не показывать.
— Товарищ полковник, – сказала она, – вы слышали, что подземные вернулись?
— А то.
— Видите ли, вам нужны лишние рабочие руки! Мы с сестрой очень хорошо знакомы с системой водоснабжения города, и могли бы...
Нет, вы слышали?.. Вот, рвение, а! Моим бы охламонам такое.
— Сожалею, – очень серьезно отчеканил я, – но отряд уже набран. Приходите позже, и благодарю за службу. Вольно.
— Служу отечеству... – пробормотала Нэйси, опустив голову. Она так расстроилась, сникла, даже как будто сдулась, словно воздушный шарик, и мне стало ее немного жалко.
Нэйси побрела по своим делам, а я закрыл окно и набрал номер.
— Селиванов?
— Здравствуйте, – отозвалась трубка. Здоровался Дэннер, в отличие от остальных, не в дань вежливости – а искренне. Но сейчас его голос показался мне слегка раздраженным, будто у человека, которого отвлекают от очень сложного и важного дела. Я встревожился.
— Слушай, сынок, у тебя все в порядке?
— Почти.
— А чего голос такой?
— Из окна вынесло, когда эти полезли. Разворотили пол-улицы, а я руку раскромсал. Все в порядке, товарищ полковник. Мне собирать ребят с ними разобраться, да?
— Да, – сказал я. Сам не верю, что ему это сказал. И ничего не поделаешь.
Дэннер помолчал немного.
— Они сразу не вернутся. Дайте мне два часа.
Значит, недоговаривает. Просто так Селиванов задерживаться не станет. Видимо, рана все же серьезная. Впрочем, не признается он в таких вещах никогда, и, если чувствует в себе недостаточно сил, просит немного времени. Вот он, как раз этот случай.
— С тобой точно все в порядке?
— Абсолютно.
— Может, тебе прислать врача?
— Не стоит. Я просто порезал руку. Тут... человеку нужна помощь.
Вот оно что. А я и не догадался сразу. Наверное, еще кого-то ранило.
— А больше твоему человеку помочь некому?
— Было бы, кому – я бы сразу приехал. Вы меня знаете.
— Добро, – согласился я. – Знаю...
Я его действительно хорошо знаю. Но все же, интересно, что у них там произошло?.. Почему некому помочь?..
Но два часа у него точно есть. У нас всех.
А дальше начнется.
Эндра.
Мамочки!..
Никогда еще мне не было так больно. Мир перед глазами тонул в кровавом тумане, раны дергало так, словно пули в меня всадили не обычные, а экспансивные, от боли кружилась голова и наваливалась противная зябкая слабость, и, будто бы этого мало, ломило все тело.
Сволочь. Я же никого не трогала! Я просто попросила работу – это что, страшное преступление?! Ненормальный. Чертов псих, что мне теперь делать?.. Лучше бы, тогда уж, сразу убил – так ведь, и легкой смерти этот психованный солдафон, явно по ошибке получивший в руки оружие, мне не предоставил. Вначале прострелил все конечности – а потом свалил, как будто так и надо – хорошенькое же дельце! Пожалел он меня, видали, как?!
При следующем движении боль вонзилась в тело сотнями раскаленных гвоздей, и я прикусила губу. От злости и обиды хотелось выть и плакать, как в детстве. У него галлюцинации, наверное, потому что никакой я не оборотень!
А память, чтоб ее, тут же услужливо подсказала сегодняшнее пробуждение посередь дороги. А еще – мой фантастически острый слух и обоняние. И провалы в памяти. И…
Нет!
Я помотала головой. Быть того не может. Я НЕ ОБОРОТЕНЬ.
Пока я переваливала информацию, жалко возилась на асфальте, хрипя и скуля от боли и пытаясь зажать раны, командир патрульного отряда с девушкой исчезли – ушли обратно, домой. А мне, видимо, нужно убраться куда-нибудь подальше. А то и правда, застрелит, с него станется. А если и не он – так кто-нибудь другой обязательно застрелит. Боже мой, вид у меня, что ли, подозрительный? Сперва арестовали, потом отпустили, а потом, вообще, чуть не прикончили… Нет, точно пристрелят – с такими-то ранами.
И, вообще, как убираться – непонятно. Ноги меня вряд ли держат.
Больно…
Видимо, на этом я благополучно отключилась.
Пришла в себя от того, что меня кто-то трясет за плечо. Похоже, что времени прошло немного. Наверное, я долго мотала головой, прежде чем разглядела, что надо мной склонился утренний патрульный, тот самый, чернявый. Наверное, к командиру шел, сообразила я.
— Ты чего тут? – спрашивает. – Чего в крови вся? Тебя прижало, что ли?
Тут он всмотрелся и его как будто током ударило. Честное слово. Он отшатнулся и вытянул из кобуры пистолет. Наверное, раны рассмотрел.
— Опять! – взвыла я.
— А я ему говорил! – непонятно прошипел чернявый. – Идиот рыжий…
И с этими жизнерадостными словами он направил пистолет мне – куда бы вы думали – в сердце. Нет, серьезно. Вот, прямо в грудь, чуть левее центра, как положено.
Наверное, вид у меня в тот момент был жуткий. Потому что я ткнулась в асфальт и заорала:
— Да стреляй уже! Достали!!
Командир стратегически аккуратненько прострелил мне руки и ноги – одну чуть выше колена, вторую – чуть ниже – так что шевелиться не было никакой возможности. Не встать, не опереться, не подвинуться. Тут, видимо, от боли и нервного напряжения, мне стало совсем безразлично, застрелят меня или нет, перед глазами полыхнуло, и я опять вырубилась.
Артемис.
Хорошие новости: я не псих. То есть, нет у меня никаких галлюцинаций, я имел в виду.
Рыжая и есть оборотень. А я уж волновался, что у меня белка…
Командир правильно меня обратно погнал. Только непонятно, какого хрена он ее оставил в живых. Ну, ничего, сейчас исправим.
Но тут рыжая что-то проскулила и – уперлась руками в асфальт.
Обращение всегда – зрелище не для слабонервных, и не только для тех, кому не нравятся вопли, корчи и судороги, а в целом. Лопается кожа, обрастая звериной шерстью, из середины лица прорезается морда, да и кости трансформируются с очень неприятным скрежетом. Я уж не говорю о лопающихся капиллярах и самопроизвольной дефекации. Ну, неприятно, в общем.
А спустя неполную минуту передо мной уже дыбила шерсть молодая лисица.
Почему я ее не застрелил тогда – не знаю. Хотя, нет, пожалуй, знаю. Потому что прав рыжий – патрульный из меня хреновый. А вообще-то, мне пофигу.
Зато я стрельнул в нее потом – когда лисица, оставляя за собой кровавую дорожку, кинулась через забор и дальше, в сторону леса. По-моему, даже попал. В принципе, она все равно подохнет: в человеческом обличье ее с такими ранами сразу узнают, а в зверином – тоже не больно-то поохотишься. Так что о лисице можно больше не беспокоиться. На том я с чистой совестью отправился поторопить нашего непутевого и склонного к идиотизму командира. Во-первых, все равно, скоро отряд соберут. А во вторых – знаю я его. Небось, когда город тряхнуло, ухитрился пораниться или уронить себе на голову плиту перекрытия, или случайно вскрыть артерию осколком стекла. Ага, ага, вон и окно разбитое.
Дэннер
— У-уй-е-е... – проскулила Аретейни, когда я принялся вытаскивать стекла у нее из спины. Раны были глубокие, я их обрабатывал антисептиком и старался зашить одной рукой. К счастью, я могу управляться одинаково ловко с обеими руками – такая жизнь ко всему приучит. А вот Аретейни, похоже, лучше орудует правой, хотя, тоже почти одинаково. Но странно – у нас обычно ни у одного человека руки не доминируют друг над дружкой.
Она грызла подушку и шипела, но держалась хорошо. У меня все плыло перед глазами, не то от удара, не то от кровопотери. А мне в канализацию лезть...
— А много там? – виновато поинтересовалась моя пациентка, ткнувшись носом в подушку.
— Достаточно, – обрадовал я. – Не дергайся.
— А-ай!..
— Ну вот, я же просил.
— Прости...
— Так и быть. – Я фыркнул. – Теперь бок давай.
— Ка-акой бок?
— Какой больше нравится. Ну, скорее, у нас времени мало.
Аретейни повернулась, со стоном и моей помощью.
— Ты уйдешь, да?
— Да. – Руки слаженно выполняли привычную работу, а в глазах темнело. Я мысленно выругался.
— А скоро вернешься?
Я почувствовал, как вздрогнула моя рука у нее на боку. Она тоже. Что ей ответить?.. Догадается ли промолчать?..
