Василий Гавриленко - Теплая птица: Постапокалипсис нашего времени
Я закрыл глаза, слушая биение сердца Марины.
— Андрей.
— А?
— Послушай.
Я откинул с головы куртку, холодный воздух схватил за щеки, поцеловал в губы. Какое-то время не было слышно ничего, кроме тишины, затем отчетливо донесся глухой перестук —кто-то лез по лестнице, стуча подошвами. Я оглянулся: глаза Марины расширились, лицо вытянулось.
— Тихо.
Я поднялся и, пригнувшись, подкрался к краю площадки. Стук подошв по перекладинам совпадал со стуком моего сердца. Кто это может быть? Игрок? Едва ли —все игроки, не нашедшие укрытия до этого времени, уже мертвы. Стрелок? Исключено —стрелки орудуют при свете дня. Тогда кто же?
— Андрей!
Встрепенувшись, я невольно вскрикнул: некто темный, приподнявшись над лестницей, уставился на меня двумя красноватыми угольками.
— Возьми, гад! — заорал я, вскакивая, и, что было сил, ударил кованым носком ботинка в промежуток между красными угольками.
Не издав ни звука, пришелец отпустил лестницу и, как мне показалось, необычайно медленно отделился от металлической стены башни. Я бросился к краю площадки и проводил взглядом темное кувыркающееся тело. Хрусткий звук удара о промерзлую землю донесся до нас.
— Кто это был? — прошептала Марина.
— Хер его знает. Уж точно не игрок.
— Что ему было надо?
Марина вдруг заплакала.
— Ты чего? — растерялся я.
— Когда все это кончится? — прокричала она. — Проклятая жизнь!
Чудачка! Как будто есть другая жизнь. Я, например, другой жизни не знал.
— Успокойся, — я присел на колени и обнял ее, погладил спутавшиеся волосы. — Я с тобой, я защищу тебя.
— Правда? — по-детски спросила она. — Повтори.
— Я защищу тебя.
Девушка прижалась ко мне, вздрагивая. И откуда ты такая взялась в Джунглях, где цена жизни —мгновение? Мгновение, которого не хватило, чтобы добежать до убежища? В Джунглях никогда и ни в чем нельзя быть уверенным. Ты думаешь: надежно спрятался, никто и ничто не угрожает, но вдруг настигает напасть, какой не ждешь, а это самое хреновое.
Марина устала: смерть старухи, стрелки, полет над Джунглями, моя травма. А тут еще ночной нежданный посетитель…
— Вздремни, подежурю, — предложил я.
Мы сидели на холодном металле, слушая завывание ветра, дальний гул леса.
— Не хочу, — пробормотала она, опуская голову мне на колени. Сразу уснула. Я откинул прядь волос с ее лица и смотрел то на него, то на звезду. А ведь они чем-то похожи…
Ныло задетое пулей плечо, да и во всем теле разливалась слабость. Но мне было покойно, даже, пожалуй, весело. Едва ли кто-либо в Джунглях испытывал подобное. Мне открылся новый смысл существования, заслонив прежний —борьбу за собственную шкуру. Моя шкура! Сколько на тебе отметин от заточек, клыков, пуль, сколько ожогов, шрамов и затянувшихся язв! Ты задубела и потрескалась от мороза. Я спасал тебя, и буду спасать, но ты теперь не властна надо мною, моя шкура, я не служу тебе! Лишь одно в Джунглях достойно служения, напряжения всех сил —девушка, так доверчиво прижавшаяся ко мне.
Красная полоска окаймила горизонт. Пошел редкий мокрый снег. Неуверенно выглянул краешек солнца —луч, поплясав на обломках арматуры, перепрыгнул на лицо спящей Марины, пробежался по припухлым покрасневшим губам, веснушчатым розоватым щекам, блеснул в волосках бровей. Она открыла глаза, слабо улыбнулась.
— Утро?
— Утро, — сказал я и, приподняв ее голову, поднялся с колен. — О!
— Ты чего?
— Ноги затекли, — простонал я. — Дьявол!
Тысячи иголок безжалостно вонзались в мышцы —хотелось и плакать, и смеяться одновременно. Я принялся неуклюже шагать по площадке, морщась и вскрикивая. Марина прыснула со смеху.
— Тебе-то хорошо, — закричал я. — О! Стрелковская пытка.
— Посмотрел бы ты на себя.
Я улыбнулся.
— Поднимайся сама, — крикнул. — Посмотрим, как у тебя!
Она встала и, притворно ойкнув, принялась вышагивать рядом со мной.
— О! Пытка стрелковская.
— Не притворяйся.
Подойдя к краю площадки, я посмотрел на ночного гостя, распластавшегося внизу, как черный крест.
— Лежит? — приблизившись, спросила Марина.
— Куда денется, с такой-то высоты.
Высота и вправду была головокружительная: при свете солнца весь город как на ладони —белый лист с зелеными и красноватыми крапинками.
Как я и думал, ни одного здания не уцелело. Неподалеку от башни начинался лес, уходящий к самому горизонту. Он казался сплошным, но я знал, что есть просека, по которой стелется железная дорога.
Где-то на окраине из-под земли поднимались клубы сиреневатого пара, будто беззубый рот старого курильщика выпускал дым.
— Андрей, пошли отсюда.
Я повернулся.
— Мне совсем не нравится этот город, — сказала Марина, глядя вдаль. — Да и есть хочется…
Мы подошли к лестнице.
— Я первый, ты за мной.
Марина кивнула.
Я перелез с платформы на лестницу и стал медленно спускаться.
— Андрей!
— Да?
— Мне страшно! Голова кружится!
Только этого не хватало.
— Цепляйся! Не смотри вниз!
Я остановился, задрав голову.
— Хватайся за перекладину!
Марина, зажмурившись, перелезла с платформы на лестницу.
— Держись крепче!
— Держусь… Кажется…
Она негромко засмеялась. Я облегченно вздохнул.
Я помог Марине соскочить с лестницы.
— Больше всего боюсь высоты, — призналась она, поймав мой удивленный взгляд.
Тело ночного гостя чернело впереди. Я направился к нему, невольно держа руку на рукоятке заточки.
— Андрей, ты чего?
— Да хочу глянуть… Стой на месте.
Я подошел к трупу, лежащему лицом вниз и припорошенному снегом. Широкая спина плотно обхвачена черной курткой, прожженной, изрезанной —дыры топорщатся желтым мехом; грязно-синие широкие штаны заправлены в носки; обут в тяжелые кованые ботинки. Одежка, как у игрока… Неужели, игрок? Таких здоровяков мне прежде встречать не приходилось. Плотный, кряжистый; руки —что бревна, а мощный затылок оброс бурой шерстью.
— Ого!
— Я же сказал тебе.
— Ты опять? — отмахнулась Марина. — Тоже мне, командир.
Она подошла к игроку, дотронулась носком ботинка до широкой руки.
— Андрей, может, перевернем его?
Марина прочла мои мысли.
— Ну, давай, — притворившись равнодушным, согласился я.
Мы вцепились в труп. Вот так тяжесть, черт подери!
Игрок на мгновение замер на боку и перевалился на спину. Несмотря на свою прожженную шкуру, я вскрикнул, как мальчик, и отпрянул, упав в сугроб. Марина взвизгнула и отшатнулась.
Лица нет. Есть бесформенный, зеленоватый комок, покрытый бледными волосками; в недрах комка скрываются волчьи глаза, а широко разинутая пасть обнажает звериные клыки.
Не сговариваясь, мы побежали к лесу, застревая в снегу. Прочь, прочь отсюда.
— Погоди, Андрей, не могу, — взмолилась Марина. Уткнулась в толстый ствол березы и, обняв дерево, замерла, тяжело дыша.
У меня прилип к спине свитер. За всю свою игру с Джунглями я никогда не убегал от страха. От страха, сросшегося с инстинктом.
— Что это было? — выдохнула Марина.
Стараясь восстановить дыхание, я пробормотал:
— Не знаю. Похоже, мутант…
— О, Боже! — девушка прикусила губу. Мне казалось, она сейчас заплачет.
Худо-бедно привыкший к уродству природы и животных, человек, столкнувшись с уродством себе подобного, содрогается.
— Какая-то ошибка, случайность, — проговорил я. — Все из-за проклятых зеленых луж…
Марина вытерла глаза. Какая ты все-таки плакса!
— Зачем он лез к нам?
Я вспомнил пасть, полную острых зубов, содрогнулся.
— Может быть, эта башня была его ночлегом, а я припечатал ему между глаз, — неуклюже пошутил я.
— Хорошо, что припечатал.
— Хорошо? — неуверенно засмеялся я. — А где же твоя жалостливость?
— Хорошо, что припечатал, — повторила Марина, отпуская березку. — Пойдем скорее отсюда.
Негустой, но цепкий подлесок мешал идти; с деревьев время от времени падали сухие ветки. Пахло хвоей и свежим снегом.
В животе у меня заурчало… Нужно найти еду. Вот и Марина едва переставляет ноги…
Прошагали еще немного и девушка, обессилив, опустилась на выкорчеванное бурей дерево.
— Погоди, Андрей, передохну.
Я присел неподалеку. Знобило: на голодный желудок утренний холод пробирает намного сильней. Нужно добыть мяса. Нужно убить тварь.
По снегу, пересекаясь и дробясь, рассыпались цепочки следов, — все следы старые, припорошенные, едва ли стоит идти по ним. Хотя…
Я поднялся.
— Сейчас приду.
— Я с тобой.
Спорить не было ни сил, ни желания.
Следы крупной твари —довольно свежие, не позже вчерашнего дня. Тварь приволакивает заднюю ногу, иногда падает в снег —здесь остались оплавленные по краям ямки. Но крови ни в ямках, ни по следу нет —значит, животное не раненое, а старое.
