Андрей Левицкий - Нашествие. Москва. Буря миров
Мальчик прополз по карнизу, подобрался к дырке в потолке и через нее проник на цеховой чердак. Полутемный и с кучищей непонятных железяк, ржавых и пыльных. Присев на корточки, Хорек крепко задумался.
Что делать? Ему очень не хотелось выдавать себя. Он уже помог друзьям, неплохо помог, но все равно — рано еще светиться, надо оставаться тайным спасителем и защитником. Хотя эти пятнистые могут все испортить. Они сообщат другим демонам, где лагерь, или нападут сами… нет, не нападут, их совсем мало, он ночью насчитал семерых…
Всего семеро! Хорек засопел, вскочил и помчался в угол чердака.
Там под железячкой у него был тайник, в котором лежали разрядник и три гранаты, украденные ночью из мастерской возле цеха. Так, на всякий случай, ведь защитнику и спасителю гранаты не помешают. А на самой железячке, заботливо присыпанная пылью, чтоб не выделялась, висела большая рабочая куртка, прихваченная в цеху.
Ну вот, оружия вдосталь — у него есть гранаты, разрядник, нож… А еще ловкость, умение, опыт. Он сам нападет на пятнистых. Залезет на одну из гор щебня, между которыми стоят тачанки, и забросает демонов гранатами. И еще молниями в них, молниями! Всякие кровавые картины так и замелькали перед его глазами.
Потом он снова задумался, тихо сопя. Еще несколько дней назад Хорек мгновенно убедил бы сам себя, что справится с отрядом демонов, полностью уверился бы в этом и отважно ринулся бой, ни о чем не размышляя и не пытаясь спланировать свои действия. Но теперь он осознал: нет, всех уничтожить не получится. Что он на самом деле сможет сделать? Подорвать хотя бы одну тачанку, убить, ну, одного или двоих, еще кого-то ранит осколками, ведь на его стороне будет неожиданность…
Всех не убьет, но главное другое: в цеху услышат взрывы с выстрелами неподалеку, командир пошлет людей разобраться — и они добьют пятнистых. А Хорек к тому времени скроется, исчезнет, растворится, как ниндзя в ночи. И снова вернется сюда, выполнив свой долг.
В тайнике у него была особая сумка, чтоб вешать на пояс. Хорек спрятал в нее гранаты, а еще банку шпрот, минералку и большой огурец, свистнутые ночью из цеха. Надел рабочую куртку, стянул на груди ремешок разрядника, крепко прижав оружие к спине, и поспешил к окну на другом конце чердака.
Через него, закатав длинные рукава куртки, выбрался на пожарную лестницу. Высота была головокружительная — но не для Хорька. Он от высоты просто балдел.
Поднявшись по лестнице, мальчик осторожно склонился над краем крыши.
Ах, крыша! Она была просто прекрасна — просторная, со всякими выступами и лесенками, и со слуховыми окнами, и вентиляцией, и пропеллерами под решетчатыми колпаками — рай на Земле, а не крыша. Жаль, что здесь всегда дежурили четыре или пять человек. И сейчас они тоже были… но ни один из этих лопухов не замечал пятнистых. Хотя если не знать, в каком месте те прячутся, то засечь их, конечно, трудновато — хоть в бинокль, хоть без.
Пожарная лестница находилась со стороны дороги. Услышав приглушенный гул, Хорек присел на перекладине и оглянулся. Мимо завода ехал грузовик с открытым кузовом, где высилась гора камней, спереди и сзади двигались тачанки. Таких машин, а то и целые грузовые караваны, с камнями или чем-то еще, мальчик видел уже много, и они всегда направлялись в одном направлении.
Когда машины укатили, взгляду открылись вагоны, стоящие на рельсах за дорогой. На крыше последнего показались два силуэта. Или померещилось, никого там нет? Трудно отсюда разобрать…
Засопев, Хорек уставился в небо. До вечера где-то час. А до того как совсем стемнеет — еще два. Это время он проведет на чердаке, потом спустится, и тогда — держитесь, пятнистые! Хорек идет!
Глава 17
Комендант Максар бер'Грон оперся кулаками о стол, еще недавно заставленный яствами, которые так любил пожирать покойный Коста, и сказал:
— Я подозреваю заговор. Кого, с кем и против кого — разберусь. И я не допущу, чтобы строительство земного Центавроса стало ареной войны между кланами… с кем бы ни воевал твой клан.
На последних словах он позволил себе повысить голос. Это не был настоящий гнев, Максар лишь изображал его. И подозревал, что стоящий напротив Любера бер'Мах мало верит в искренность его эмоций.
Младший брат Косты был не таким толстым, но тоже имел излишний вес. С возрастом разжиреет — у Махов это в крови. Оттопыренный животик, маленькие ручки с короткими пальцами — и неожиданно большие, ясные, умные глаза. Этот человек внушал беспокойство, хотя с виду казался совсем безобидным. Очень уж мягкий и, в непростой для его клана ситуации, сохраняющий даже какую-то доброжелательность. Либо дурак, либо что-то у него на уме… Нет, Любера был кем угодно, только не дураком, тут уж никаких сомнений.
Максар продолжал:
— Что бы вы там ни поделили с вестницами Кирты, позор заниматься своими дрязгами сейчас, когда великая цель Орды так близка.
— Кланы Махов и вестниц дружат, — возразил Любера.
— Расскажи это Косте, если сумеешь собрать его пепел по окрестностям. Или той, которая зарубила его, если возьмешь на себя труд достать ее тело из выгребной ямы.
Любера опоздал на огненное погребение брата, которое Эйзикил распорядился провести рано утром. Можно было бы и подождать, но старик не стал, и на сожжении Косты не было ни одного берсера из Махов — утонченное оскорбление, нанесенное темником их клану.
— Тело моего брата следовал сжечь в Ангулеме, чтобы пепел смешался с плотью Столбового мира. — Любера сложил ручки на животике. — А сейчас… ты позволишь мне быть откровенным, мастер-комендант Максар бер'Грон?
— Конечно. Так же, как я откровенен с тобой.
— О! — улыбнулся Любера. — Ну тогда мы просто утонем в откровенности, столь щедро излитой с обеих сторон. Так вот, раз ты разрешил, я буду прям: ты узурпировал власть здесь. Просто занял место коменданта, ни с кем не советуясь, не дожидаясь разрешения из Ставки…
— Ставка не против.
— Позволь спросить — откуда ты знаешь?
— Так мне сказал Эйзикил.
— Ах, темник. Что же, думаю, он уверен в своих словах. И все же ты поспешил. Подобный шаг сочтут… наглым? Наглым и своенравным, да, пожалуй, так. Ты уже насадил тут своих людей, а ведь ты, Максар бер'Грон…
Он замолчал. Максар сверлил его взглядом, положив руки на пояс, где висели револьвер и кинжал.
Слово «оскверненный» так и не прозвучало. Любера заключил:
— Прими мои поздравления. Ты и твой темник… вы очень ловко повели дела здесь. Я возвращаюсь в Ставку.
Он вышел, из коридора донесся его голос и шаги охранников. Максар еще несколько секунд стоял неподвижно, вперив взгляд в закрывшуюся дверь, потом направился к окну.
В лучах вечернего солнца сновали рабочие, рабы и манкураты, надсмотрщики и мастера. Стучали молотки и кувалды, грохотали камни, лязгало железо. Комендантом строительства был Гебрил Вишу, мастер с Сайдона, потомок первых переселенцев, за выдающиеся заслуги освобожденный от рабства самим Бер-Ханом. Это Гебрил в кратчайшие сроки отгрохал терианский Центаврос, и он поклялся своей жизнью и жизнью своих детей, которых у него было то ли семь, то ли восемь, что земной возведет в два раза быстрее. Сайдонец умел добиваться своего — стройка кипела. Периметр фундамента окружили железными лесами с настилами, люльками, лебедками, подъемниками и блоками, при помощи которых рабочие затаскивали наверх каменно-бетонные кубы, бадьи с раствором и тяжелые решетки дополнительной арматуры. Гебрил распорядился доставить из Сайдона несколько бригад рабов-строителей, и теперь среди моря голов внизу то и дело мелькали белобрысые шевелюры.
Взгляд Максара скользнул дальше. Стройка с окружающими ее бараками, казармами и мастерскими была островом жизни посреди моря пустых кварталов, где в подвалах и чердаках прятались спасшиеся от облав земляне. Но и на стройке был свой островок — малое Око, открытое при помощи ворсиба, который стоял сейчас где-то внутри терианского Центавроса. Вокруг воронки рассредоточился десяток бойцов клана Махов, все повернулись к ней спиной, некоторые припали на одно колено. Стволы скорчей следили за суетящимися людьми, которые спешно проскакивали образованный охраной круг. За спинами Махов прохаживался капитан с разрядником в руках.
Максар не услышал звука шагов или дыхания, но ощутил присутствие человека позади. Оглянулся — на краю помоста, занимающего дальнюю часть зала, стоял Эйзикил. Он вышел из кладовки, через которую ночью Максар с Сафоном проникли в зал.
— И какого ты мнения о Любере? — спросил темник, слышавший весь разговор.
— Он не воин, — сказал Максар. — Как и Коста.
— О, конечно, нет. Но, в отличие от своего брата, так внезапно покинувшего нас, Любера бер'Мах — один из самых умных людей, которых я знаю.
