Илья Щукин - Животные
Обзор книги Илья Щукин - Животные
Илья Щукин
Животные
Что было, то и будет;
и что делалось, то и будет делаться,
и нет ничего нового под солнцем.
Екклесиаст 1:9I. Басолуза
Басолуза — ядовитая пустынная змея. Достаточно грамма ее слюны чтобы умертвить любую тушу. О да, коварная гадина дорого обойдется изощренному змеелову. Только к чертям этих змееловов.
В данном случае Басолуза — это я.
Мой отец проклял эту змею, когда наблюдал кончину своего приятеля. Придурок сделал смертельную ошибку — попробовал словить Басолузу рукой, хотя профессионалы всегда работали с арканом. Приятель скончался через пару минут, выпустив пену, а отец кое-как унес конечности. Это случилось до того, как я появилась на свет. Тогда я уже доваривалась в собственном соку. Разумеется, отец не мог подозревать, что мать принесет девочку.
Когда он принял меня из ее лона, он сказал:
— Она вся уродилась в тебя. Назову эту суку Басолузой, будь она проклята…
Так началась моя бренная жизнь. Мое детство было не лучшим из всех возможных детств, но я терпела все, что выпадало на меня и мою семью. Отец частенько избивал мать, а когда подросла я, он начал бить и меня. Делал это на глазах у матери, когда я плохо ела или, скажем, громко визжала за столом, а иногда бил ради забавы, но снайпер, кол ему в глаз, он был отменный. Отец разыскал мать, после того как прошел локальную войну с тридцаткой жертв на личном счету. Брат мой умер в годовалом возрасте, а последней вылупилась я.
— Оружие приведет наш мир к спокойствию… — всегда говорил отец.
Только мне семнадцать стукнуло, а он уже меня выучил обращению с оружием. Подробно рассказал, какие пушки складывали живую силу, а какие проламывали крупную броню. Показал, как ударять из различных положений, маскироваться, вычислять другого снайпера. Все праздники устроил, в общем. Он развивал во мне жестокость, чтобы я смогла выжить среди тех, кто не жаждал мира. Я хорошо усвоила его уроки.
Через три года он умер, а я ему все простила. После отца осталась его винтовка, ставшая моим оружием. Она была чертовски пристрелянная и точная, как Божий глаз. У меня хранилось две сотни патронов, но не было возможности прикупить больше. Я не решалась оставить мать, а мимо нас не простелили торговые пути. Все изменилось спустя несколько месяцев.
Я их приметила, когда набирала воду из колодца. Пять неустрашимых безмолвных самцов. Был бы жив мой отец, случилась бы жаркая перестрелка, но я восприняла их спокойно. Они пришли из пустыни, чтобы купить пищу и оружие. Я продала им часть продуктов, а когда речь зашла о пушках, сказала, что есть винтовка и патроны, и это не продается.
Тогда самый крупный сказал:
— Я Варан. Присоединяйся. Снайпер не будет лишним среди нас.
Мать меня сразу отпустила. Она сказала, что я уже большая и могу не возвращаться. Еще она добавила, что ей надоело меня кормить. Я оставила бедняжку, не зная, что произойдет с ней в будущем. Пока мы отходили от дома, я тихо плакала, низкая и худая, с винтовкой на ремне, душившим мою грудь. Варан успокоил меня. Он сказал, что рано или поздно все устраивают самостоятельную жизнь. Ручаюсь, самцы приняли меня от недостатка мяса. Им некогда было ходить по борделям и оставлять там лишние деньги.
Они взяли самку в качестве бесплатного развлечения.
Так началась большая дорога. В следующие два месяца я притерлась в новой команде и прошла боевое крещение. Еще я твердо уяснила, что когда меня собирались трахнуть, мне оставалось не возражать. Для меня неважно было, как это делали мои самцы, но когда это пытались сделать чужаки, я убивала их. Вчера я случилась с Ветроловом, а позавчера, кажется, с Вараном. Теперь это происходило часто, и повседневно находилась маленькая проблема — я была единственной на четыре самца.
Дакота из принципа меня не касался.
Нас было шестеро, а шесть, как известно, несчастливое число. Раньше нам говорили: "Сукины дети, зря вы набрали такое количество! С вами обязательно произойдет несчастье!", однако с нами ничего не происходило. Дерьмо нас облетало стороной. Со временем число 6 стало для меня тем же, чем для носорога был пластмассовый дротик. Я чихала на суеверия и продолжала веселиться. Из всех самцов больше всего мне нравился Варан.
Он любил меня крепче всех. Правда, у него однажды нашелся достойный конкурент. Случайный незнакомец. Я его не завалила, потому что чересчур набралась. Мелкая глупость случилась в гостинице. Он три часа ублажал меня в номере. А потом внезапно пришел Варан, достал нож и перерезал ему глотку. Тогда я сильно расхохоталась, обрызганная кровью. Варан сказал, что если я буду переминаться в постели с каждым встречным, я подставлю себя серьезной опасности.
Я надолго запомнила эти слова. Проклятый Боже, как же зудят мои бедра. Я любила частенько злить самцов, говоря им что-нибудь вроде: "Сегодня я слишком устала!" или "Отвалите к черту, сукины дети!" В ответ на мои слова они щерились, запасаясь мощностью впрок. Самка в отряде нисколько не мешала им. Когда у меня было время, я на совесть готовила этим кобелям, а когда они лежали измятые, обрабатывала их ранения. Впрочем, Варан уважал меня не за это. Помимо влагалища и санитарных знаний я обладала исключительной боеспособностью. Пролезала в такие дырки, в какие не пролазили они. Среди них я слыла проворным штурмовиком и точным снайпером. Самцы нередко говорили мне: "Ты меткая пронырливая сука". Я всегда держала это за комплимент.
Спасибо отцу, аминь и аминь.
Самцы никогда не грузили меня железом. Винтовка, боезапас, доспехи — максимум, с чем я работала. Броню мне сготовили под заказ. Я пришла к мастеру и сказала, что мне нужны доспехи для самки. Мастер сказал, что с таким телом мне нужно поступать в цирковое училище. Мы тогда здорово посмеялись. Через неделю он сшил мне то, что доктор прописал. Конечно — за наличные Варана. В этом костюмчике я пролила немало соплей, крови и пота. Я даже потеряла два зуба. За это время я положила примерно сотню самцов. Моих любимцев это не испугало. Они, вероятно, до того много завалили всякой сволочи, что вообще ничего не боялись.
Я не верила в Бога. Мы однажды спалили церковь, занятую вооруженными фанатиками, и нас не запек небесный гром. Бог заболел и умер, когда ударила эпидемия анархии. Я не считала себя человеком. Я самка, жаждущая любви и крови, и одновременно — ядовитая змея. Что ж, пусть будет два в одном. Басолуза впрыснет вам нужную дозу.
Ветролов с размаху залепил мне мозолистой ладонью.
— Сука, заканчивай спать!
Я машинально открыла глаза и выдохнула:
— Они уже здесь?
Ветролов трепал мою щеку.
— Пока еще нет, — сказал он. — Но если ты будешь дрыхнуть, они придут и выпустят из тебя кишки.
— Надо бы подготовиться к их прибытию.
Я извлекла из винтовки магазин, чтобы проверить патроны, но он оказался полон, и мне пришлось воткнуть его на место. Рычаг затвора отходит назад. Раздается щелчок. Затем рычаг возвращается обратно, и раздается второй щелчок. Остается снять предохранитель и начать веселиться. Будь у меня завязанные глаза, я зарядила бы не хуже. Винтовка отца — отличная штука. Надежность, простота применения, оптика, заменяющая бинокль. Стоишь, сидишь или как змея — зависит от ситуации. Если выходят патроны, дело неминуемо перетекает в рукопашную, а тут уже растаскиваешь прикладом, насколько позволяет физика. Если выбивают пушку, остаются руки, ноги и голова, словом все плотские ударные компоненты, но лбом гораздо лучше уложит Варан, нежели я. С такой комплекцией Варану раньше предложили работать вышибалой в казино, на что он сказал: "Вышибал запросто убивают шальные налетчики. Лоб не спасет от пули, а я лучше погибну с оружием в пустыне. Носить костюм с бабочкой — не моя работа". Так Варан стал свободным бойцом и сколотил надежную группу.
— Дакота, что означает татуировка черепа у тебя на плече? — спросила я, массируя ноющие бедра.
— В прошлые времена индейцы верили, что если смерть увидит череп, она подумает, что они мертвы и обойдет их стороной.
— Ты веришь?
Дакота сбросил две карты.
— Да.
— Этот умник считает себя бессмертным. — сказал Курган. — Я как-нибудь замажу его татуировку.
Дакота пожал плечами.
— Ну, тогда я сниму с тебя скальп. По-моему, это неплохой обмен.
Я потянулась и проверила альтернативное оружие. В подошве моего ботинка хранилось пружинное лезвие. По сути дела ботинок оказался хитроумным механизмом. В голенище была встроена тонкая железная трубка с крючком на конце. Когда я фиксировала трубку внизу, крючок держал пружину, не давая ей выпустить лезвие, если выше — можно было жалить. Тогда мне оставалось оскалиться и высоко закинуть конечность. Такой хреновиной я однажды увалила центнер гнилого мяса, хотя весила вполовину меньше. Эту штуку сообразил для меня Стенхэйд, будучи одарен изобретательным умом. Он часто заливал мне про свои пристрастия к созданию всевозможных изобретений. Я всегда его слушала.
