Попаданец на максималках - 1 (СИ) - "Тампио"
Лишь когда температура поднялась до приемлемого уровня, отправился я поговорить с германцами. Комендант тюрьмы обрадовался мне, как старому другу, и собирался надолго засесть с чаем поболтать. Видимо, от холода у него совсем мозги замёрзли. Впрочем, мне не тяжело, но тогда с немцами не управлюсь, и придётся ещё завтра в эти сырые казематы наведываться. Комендант опечалился, вроде бы искренне, и выделил комнатушку, в которой я буду с пленными разговаривать. Ну не ходить же мне самому по вонючим камерам!
Оказалось, что недавние заморозки немного уменьшили количество интересуемых меня людей. Жаль. Надо было раньше приезжать. Пока пленных подготавливали к разговору со мной, в комнату наносили разогретых камней, и стало почти тепло… если рядом с ними сидеть, конечно. Я решил, что если уж занялся, то надо будет выслушать всех, а не только тех, кто показался интересным мне из вычитанного в бумагах.
Начал я с полковников и почти сразу понял, что зря. Действительно, оказались они неприятными людьми, постоянно жалующимися на условия содержания и прочее. Мне даже показалось, что один из них тронулся умом, так что поскорее отправил их обратно доживать свои дни в холодных камерах. Со штабными разговор пошёл чуть легче, поскольку они по роду своей работы должны знать, как нос по ветру держать и понимать, что от них ждут. Плохо только, что переводчик часто не понимал некоторые восточногерманские диалекты, и зачастую приходилось одну и ту же фразу переводить разными словами. К сожалению, и те мне не показались полезными, поскольку вести документацию на немецком языке тут необходимости не быт, а полезными навыками они не владели. Бумагомараки… Что с них взять?
Сходив к коменданту попить креплёного чаю, общение с пленными продолжил. И то ли алкоголь на меня так подействовал, то ли переводчик немного свыкся, но дальнейшие беседы с германцами дали некоторые результаты. Два молодых лейтенанта оказались артиллеристами, а ещё один — кавалеристом, и все трое, после некоторого размышления согласились сотрудничать.
С остальными пленными, в большинстве своём относящимися к пехоте, я общего языка не нашёл, хотя кое-кто из них, насмотревшись на замёрзшие трупы своих товарищей по несчастью, и изъявляли желание поскорее выбраться из заключения. Но пользы от них я для себя никакой не видел, да и в не том они были возрасте, чтобы проявлять гибкость ума в изменившихся условиях, а через некоторое время они ещё начнут со мной спорить и проявлять недовольства, позабыв о прежних несчастьях. Всё-таки почти прав оказался граф Литта, когда высказывал своё отношение к этим немцам.
Лейтенантов я распорядился сразу же доставить в свою гвардейскую казарму, во избежание… так сказать. Были, конечно, опасения, что лейб-гвардейцы не будут рады такому пополнению, но обошлось, вроде бы. Они в войне не участвуют, с германцами не воевали и негативного отношения к ним проявлять причин нет. Правда, новоприбывшие в мою роту дворяне косятся недобро, но тут уж ничего не поделать. Приставив к каждому бывшему пленному то ли охранников, то ли нянек, настрого приказал не спускать с них глаз, но особенно приглядом не мозолить глаза. Ну и из казармы пока не выпускать.
Впрочем, те на холод не рвались и отогревались все вместе на одной из печей, которую я разрешил занять. С завтрашнего дня бывшие офицеры начнут учить русский язык, ну а далее… Далее, как получится. Откормить их, да и пусть начинают потихоньку физическими упражнениями заниматься. А потом посмотрю, кем они будут у меня, простыми консультантами-специалистами, или смогут и на командных должностях себя проявить. Вот такой я добряк.
Глава 46
— Мы подумали, сын наш, о подходящем подарке кахану и согласны, что идея выбрать нечто из привезённых трофеев хороша, — внезапно начала разговор Елена Седьмая за утренним чаем. — Мы посмотрим на днях, повыбираем… Так что вам нет нужны беспокоиться об этой стороне предстоящего посольства.
Сидящие рядом фрейлины делали вид, что этот разговор их не касается, и вели тихую беседу о женских нарядах, булавках и прочих гребешках.
— Могу ли я сам поглядеть на привезённое?
— Зачем? — подняла бровь императрица. — В прошлый раз вы уже сделали сие, и военного министра до сих пор трясёт лишь об одном упоминании о том случае.
— Так я и в прошлый раз, можно сказать, что лишь взглянул. Да, кое-что взял себе, кое-что отложил лейб-гвардейцам. Мне думается, что и я, и мои подчинённые должны выглядеть хорошо. Я же не собираюсь щеголять с саблей, усыпанной бриллиантами. Меня трофеи интересуют именно как вооружение и защита.
— Военный министр уже подготовил свой список, в который внёс наиболее приличные вещи из привезённых трофеев для последующих награждений. Так что мы не можем отнять что-то у тех, кто геройствует на войне и отдать… оставшимся в тылу.
Смутные сомнения зародились в моей голове:
— Маман, вы сейчас повторили слова военного министра?
— Не имеет значения, сын наш. То его прошение, можно сказать, уже подписано. Мы же лишь посмотрим нечто для упомянутого подарка кахану.
Я покосился на фрейлин и решил продолжить данный разговор:
— Хорошо, но мне хотелось бы взглянуть на то, что не включено в тот список. Ведь, что-то да остаётся?
— Вернёмся к этому разговору дней через десять.
— Не могли бы вы, маман, ответить мне на пару других вопросов?
— Хм… — Елена Седьмая растерялась, но почти обреченно вздохнула. — Извольте.
— Мне хочется поближе познакомиться со своей арелатской роднёй, то есть, вашей роднёй, маман. Но о ней мало что знаю, вот и решился спросить у вас прежде, чем начать переписку.
— Вы, сын наш, редко когда что-то делаете просто так. Следовательно, сие неожиданное желание наверняка имеет подоплёку, — сообразила императрица.
— Одно другому не помеха. Поскольку у меня не очень хорошие отношения с родственниками отца, то почему бы не наладить контакты по материнской линии? Почему-то так случилось, что я не видел даже генеалогического древа ваших родителей.
— Действительно… И это не ваша вина, принц. Оно где-то имеется здесь, — собеседница рассеянно посмотрела на книжные шкафы, — но искать его может быть слишком долгим занятием. Садитесь, — и рука родительницы указала на соседнее кресло.
Я аккуратно присел, стараясь не сделать ни одной складки на мундире.
— Наш престалелый отец Бурхард Четвёртый назначил своим преемником своего старшего сына Бартла. Второго нашего брата зовут Виктор. Имеются и две сестры: младшая Мюргил и старшая Эйлиш. Первая замужем за Фергусом Третьим, королем Мерсии.
— Это в Британии? — решил уточнить я.
— Сей остров правильнее называть Альбион, — с укоризной ответила маман. — А вот сестра Эйлиш ещё в детстве неудачно упала с лошади и осталась хромоножкой. Сие печальное событие имело свои очевидные последствия, поскольку она так и осталась незамужней.
— Почему?
— Какой король или герцог захочет иметь хромую жену, пусть и знатную? — искренне удивилась императрица. — Это повод для различных грубых шуток, да и подданные начнут судачить, что их монарх слишком слаб и незначителен, раз женился на… — Елена Седьмая стала подбирать нужное слово, — неполноценной девушке.
— Я понял, маман.
— Брат Виктор женился на дочери герцога Тосканского. У них трое сыновей и дочь. У сестры Мюргил рождалось много детей, но почти все они умерли в младенчестве. Поговаривали, что во всём виноват плохой климат Альбиона. Чудом удалось выходить лишь одного сына, и Фергус Третий надеется передать ему престол.
— А у моего деда Бурхарда имеются братья-сёстры?
Императрица чуть скривила губы:
— Да, принц. Когда будет найдено упомянутое генеалогическое древо, вы сможете полностью удовлетворить свой интерес ко множеству имён и датам.
— Пока сие не случилось, можете вы хотя бы в нескольких словах описать своих ближайших родственников?
— Мы и так уделили много времени, отвечая на ваши вопросы, принц, — недовольно произнесла Елена Седьмая.