Николай Берг - Лёха
— Малыш… так это же прекрасно! Тут можно выстроить рай на земле! Без преувеличения! Даже здешние зимы не могут этот рай испортить — впрочем, на зиму можно уезжать куда-нибудь на юг. А можно и не уезжать, в их зимах есть прелесть. Поверь, мне даже понравилось тут зимой. Я с одним русским даже построил мотоснегоход! Да, было время… Тут, малыш — действительно можно выстроить рай. К сожалению, эти земли достались не рачительным немцам, а ленивым и хитрым… гм… славянам. Так, вот кажется, тут. Достань-ка еще разок карту!
Герр Генрих остановил машину у поворота на раскатанную песчаную дорогу, уходящую в лес.
— Так… Бро… Бротнянко… Счорсофка… Перфомайское… Ильитч… Язык вывихнуть можно, черт их раздери с такими названиями! Ничего, малыш, скоро все эти названия сменят на немецкие… Ага, да, точно — вот тут. Сейчас тринадцать километров через этот лес — главное не пропустить перекресток — впрочем, судя по карте, мы в него упремся. И потом еще чуть-чуть — и мы на месте! Где нас ждет почти целое и нетронутое депо! Итак, вперед?
— Генрих… а не опасно через лес? Если там бандиты…
— Вздор! В ближайших селах уже организовали отряды милиции… Толку от них мало, но они сообщают нашим, если что-то заметят. Да и не было в этом районе крупных окружений, Эммануил, я все же не первый день на войне, уточнил перед выездом. Крупных отрядов русских быть не может, а одиночки сами готовы сдаться в плен. Я же говорю — оставленные сами с собой, без власти — русские стремительно скатываются вниз, теряют волю, и неспособны на сопротивление. Ну а если что…
Герр Генрих похлопал себя по боку. Да, стреляет он отлично. Он показывал мне свой парабеллум — купил его на свой первый крупный заработок на гонках. Версальская модель, или, как он говорит «Версальский ублюдок». Ствол короче, калибр гражданский, дитя послевоенных запретов Германии иметь нормальное оружие. Но внешне почти такой же, как был у него на фронте. Ностальгия, вроде того. И с этим пистолетом он был и в Африке и в Аргентине, и в прочих своих странствиях.
— Если хочешь, малыш, достань мой старый карабин. Впрочем, думаю, это лишнее. Да и мешаться он будет. Ладно, поехали! Пристегнись-ка ремнем, а то вылетишь ненароком!
Вылететь из «Вандерера» проще простого, в этой машине отсутствуют двери. Такое интересное инженерное решение. Летняя машина, открытая. Поневоле задумаешься о том, что надо, надо заканчивать кампанию до зимы. Уже сейчас ездить холодно, а ведь еще осень только.
— Генрих, ты как-то погрустнел, когда говорил, что войну надо закончить до зимы. Я что-то упустил, что должен был заметить?
— Это всего лишь предположения. Да и вряд ли тебе будет интересно брюзжание старика.
— Брось кокетничать, дружище. Ты же знаешь, мне всегда интересно то, что ты говоришь — сказал я самую настоящую правду.
— Ты говорил о том, что техника у русских простая и примитивная. Это так. Но зато эту технику может делать любой рабочий. Что паршиво особенно — я разбирал их оружие. И знаешь, можно перемешать детали — оно после этого работает.
— Зачем перемешивать детали? — удивился я.
— Нас этому трюку научил ротный командир. Америка вступила в войну, против нас встали американцы. Когда нас вывели с фронта на отдых, он показательно разобрал три трофейных винтовки Спрингфилда и оказалось, что каждая винтовка немного отличается от другой. Детали одной — не подходят к остальным. Умный был человек. Это показатель армии и промышленности — если детали оружия не взаимозаменяемы — армия паршивая. Один из показателей, конечно, но важный. Это нас здорово ободрило — и мы действительно били американцев, как маленьких детей, хотя у них была и жратва и боеприпасы вагонами и самолетов до черта. Если бы не удар в спину и прямое предательство — мы бы выиграли в Великой войне.
— То-то ты сейчас так наплевательски отнесся к слухам, что Америка вот-вот объявит нам войну.
— Не только поэтому. Но и поэтому тоже, черт возьми! Даже если и объявят — у них года два уйдет на то, чтобы эту войну начать. А флот и авиация… Этого мало, чтобы выиграть войну на континенте. Пока у американцев нет даже нормальных танков — видел я, что они имеют, это даже не смешно. Или наоборот смешно — смотря как глянуть. Так что черт с ними, с американцами, нам они не опасны. А вот у русских оружие высокой стандартизации и унифицирования. Понимаешь? То есть средний рабочий делает простое оружие, но уровень производства — высокий, европейский.
— Брось, Генрих, им далеко до европейского уровня.
— Я тебе только что сказал про взаимозаменяемость и унификацию. Поверь, это серьезный признак. В ту войну у них не хватало винтовок и снарядов. Они сделали выводы. И да, меня это тревожит. Есть и еще одно…
Я показал свою заинтересованность и герр Генрих продолжил. А мне и действительно интересно.
— Понимаешь, малыш, на войне нет мелочей. Ты знаешь, что погубило Великую Армию Наполеона в этой самой России? Мелочь, сущая мелочь. На подковах армейского образца не было гребней и шипов. Таких специальных зимних грунтозацепов. И как только ударили холода, вся прекрасная кавалерия Бони стала стадом коров на льду. А без кавалерии воевать невозможно. Нам рассказывают про мифического генерала Мороза, который защищает русских, но русских больше защищает глупость…
— Их глупость или наша?
— Представь себе — ты прав в обоих предположениях. Их глупость невозможно предугадать, потому их ходы часто неожиданны. А наша… Знаешь, у нас наверху все расслабились, словно уже выиграли войну. То, что происходит здесь никак не касается их задниц!
Старина Фриц носится со своей циклопической идеей — фикс о гигантской скоростной железной дороге — с колеей в два раза большей, чем сейчас. Тут творится черт знает что, работы выше головы, а наш руководитель проталкивает фюреру свой фантасмагорический проект. При том, что он сам отлично знает — его проект не рентабелен. Он просто не сможет окупиться в ближайшие сто лет. И железная дорога — это не нитки, это сеть, чтобы в любой занюханный населенный пункт можно было доставить груз. Например, полк солдат. И это нужно сейчас. Не скоростные магистрали от столицы к столице, а именно густая сеть, здесь, на новых наших землях. У нас и так страшная головная боль из-за того, что надо перешивать все железнодорожное полотно с дурацкой русской ширины на нормальную, так вместо этого возятся со скоростной фанаберией. Не хватает ангаров, поворотных кругов, мастерских, паровозов, вагонов. Рельс. Шпал, да всего не хватает, дерьмо с перцем! Локомотивы, которые сюда присылают, не выдерживают условий эксплуатации, в отличие, кстати, от русских. А еще нет зимы! Как вся наша техника будет работать зимой? — Ремлингер разозлился всерьез, я его таким откровенным давно не видал.
— Вообще-то Генрих, ты и сам купил авто без дверей и с брезентовым верхом — заметил я.
— Туше, малыш, туше. Надо было брать с дверцами, но было бы дороже. Пожадничал. Ладно, это вопрос решаемый, в крайнем случае, снимем с любой битой машины армейского заказа, благо они все одинаковы, кто бы их ни выпускал, разница только в моторах. Меня беспокоит другое — наше оружие и техника не проверялась на работу в тяжелых условиях — в грязи и на морозе. Чешское оружие и французское — проверялось, это я знаю точно. А наше — нет. И у меня сильные подозрения, что тот же новый пулемет в снегу и дерьме перестанет работать, как положено. И это будет похуже, чем отказ в работе локомотивов, без пулеметов не повоюешь, это я на своей шкуре знаю. Понимаешь, малыш, мы подняли медведя из берлоги, и как говорят русские — делим уже его шкуру, не убив еще. Есть у них такая поговорка. А шкуру сначала надо снять. Между тем у нас нет пока ощущения, что мы не убили медведя. И в тылу все очень спокойны, словно мы тут на перепелов охотимся. А тут — медведь!
— Гений фюрера пока обеспечивал победы.
— Даже гений фюрера не смог побороть массу помех, малыш, даже он. Война — это очень серьезное дело. Ты думаешь, у нас это понимают все? Ничего подобного. Можешь мне поверить — мало что изменилось с того момента, когда не приняли на вооружение автоматический карабин Шмайссера. Только потому, заметь, что в нем использован был запатентованный узел старины Фольмера. Понимаешь в чем соль? Суд воспретил! Патент! Англичанам не помешало подобное создать свой БРЭН, хотя они те еще законники-буквоеды, а у нас — не смогли договориться. Немец с немцем! Для немецкой армии! А еще и зима скоро… И неубитый медведь.
Я помолчал, не знаю, насколько опасен может быть медведь, я их только в пражском зоопарке видел. И мне они не показались уж такими страшными, пушистые такие и шкура, наверное, хорошая, дорогая. Герр Генрих словно встряхнулся, усмехнулся и закончил более бодро, словно услышал мои мысли:
— Знал бы ты, малыш, какая здесь роскошная охота! Когда вся эта война закончится — ты обязательно должен со мной поохотиться! Это герцогская охота будет, клянусь своими наградами! Хотя куда нашим задрипанным герцогам на их крошечных землях было устроить такое, что будет у нас!
