Гришка против Пустынного демона (СИ) - Золотарев Егор

Гриша изумленно уставился на нее, не в силах сказать ни слова.

«Вот я дурень! Веду себя, как целомудренная монашка. Что со мной происходит? Дома такую красотку я в первый же вечер затащил бы в баньку или на сеновал. Надо срочно исправляться! Уверен, будет довольна, когда я покажу все свои умения…Ой, похоже я слишком размечтался».

Он отвернулся от девушки и бочком, прикрываясь бурдюком, заспешил к Уру. Когда Назифа приволокла еще один бурдюк с водой, Гриша вновь вернулся к прерванному разговору:

— Так ты пойдешь к нему?

— Конечно, пойду, — равнодушно пожала она плечами, чем вызвала новый приступ ревности и обиды.

— Он же мерзкий, толстый, старый и вонючий. Как ты можешь?! — воскликнул юноша и повернулся к Уру в поисках поддержки. — Ну скажи ей! Не надо ради нас так жертвовать собой.

— Я думаю, Назифа знает, что делает. Нам не надо вмешиваться.

Гриша еле сдержался, чтобы не стукнуть библиотекаря, который (как ему показалось) думает только о себе. Вскоре караван-баши объявил, что привал окончен и поплелся к своему паланкину.

Пленников вновь привязали к верблюду и караван двинулся. Гриша, терзаемый чувством вины и бессилия, решил выместить зло на своем сопернике:

— Эй, баши, что ты собираешься с нами сделать?

— Продам. Таких, как вы, в Самуранде с руками оторвут. Особенно ее, — ткнул он пальцем в Назифу. — Хотя я могу и передумать продавать красотку. Все будет зависеть от того, как пройдет эта ночь.

Толстяк подмигнул Назифе. Та, призывно облизала губы и выпятила грудь. Гриша разочаровано выдохнул и посмотрел вдаль, на потемневшее солнце, зависшее над пустыней.

***

— Что творится в твоем мире? Есть ли войны? — спросил Ур и отмахнулся от мух, которыми был облеплен весь зад верблюда.

— Есть. Живем в девятнадцатом веке, а до сих пор не научились договариваться.

— Такова человеческая природа. Девятнадцатый век? Откуда начинается ваше летоисчисление?

— О Рождества Христова, конечно. А у вас?

— У нас считают по-другому. Каждые сто лет звезды выстраиваются в млечный путь «Начала Начал» и начинается новый отсчет. Сейчас идет восемьдесят девятый год.

— Сколько столетий вы ведете счет?

— Двадцать одно столетие прошло с тех пор, как Великий Хекет основал старинный город Груфу. Этот город стоит на пути к горам, поэтому я надеялся там побывать. Жаль, что не удастся.

— Двадцать одно столетие?! Ты уверен, что ничего не путаешь?

Ур отрицательно замотал головой, но тут верблюд поднял хвост, и троица отпрянула так далеко, насколько позволяла веревка, которой они были связаны.

— Бе-е-е, гадость, — Назифа едва не угодила ногой в свежий кал, которым животное щедро удобряло безжизненную пустыню. — Вы бы лучше разобрались, как включается «Священный огонь». Этот подарок Богов здорово упростит нам жизнь.

— Инструкция мне на глаза не попадалась, — торопливо ответил Ур.

— Я пробовал пару раз включить, не получается. Может, для этого надо быть в панике или на грани жизни и смерти?

Ему никто не ответил. Каждый погрузился в свои мысли, стараясь не обращать внимания на сальные шуточки, которыми щедро одаривали стражники Назифу, и грубые тычки, которые получали Гриша и Ур.

Через несколько часов караван остановился на ночевку. Погонщики сняли тяжелые мешки со спин верблюдов, чтобы дать им отдохнуть. Стражники развели костер из дров, которые везли с собой и поставили большой котел на огонь. Вскоре в лагере вкусно запахло мясной кашей.

Гриша и Ур с завистью поглядывали на стражников, с аппетитом уплетающих куски мяса и густую похлебку. Назифа невозмутимо жевала сухую сливу.

— Что будем делать, когда прибудем в Самуранд? — подал голос Гриша.

— Нам не надо в Самуранд. Мы идем к горам, — ответила девушки и вытянулась на земле.

— Точно! — прошептал юноша. — Давайте сбежим? Тогда тебе не надо будет идти к этому жирдяю.

— Почему это? — удивилась Назифа. — Я хочу.

— Хватит! Это уже не смешно! — воскликнул Гриша и на них покосились стражники.

— А я и не смеюсь, — она приподнялась и многозначительно посмотрела на юношу. — Я очень хочу остаться с караваном-баши наедине.

Только теперь Гриша понял, что затеяла Назифа, и счастливо улыбнулся. Грубая, властная, непреступная – на такую он бы и внимания не обратил в своем мире, но здесь было все по-другому. Он понял, что с девушками можно не только заигрывать и проводить ночи, но и дружить. Назифа стала для него первой женщиной-другом.

Как только все поели и легли спать, девушка поднялась, поправила волосы и прошептала:

— Соберите вещи и будьте готовы. Как только я вернусь, надо будет удирать со всех ног. На ночь обязательно оставят часового, ваша задача сделать так, чтобы он не поднял крик.

Глава 5 И мне не надо мармелада, а только маленьких детей

Гриша, скрепя сердце, смотрел, как Назифа подошла к сидящему у костра каравану-баши и поманила его за собой.

— Что она все-таки собирается делать? — зашептал он на ухо Уру.

— Даже не знаю. Но думаю, что ничего хорошего его не ждет. Вспомни стражника.

Тем временем, толстяк с трудом встал, схватил бутылку, лежащую рядом, и прижал Назифу к себе. Та кокетливо захихикала, проворно вывернулась и потянула его к паланкину, который погонщики сняли с верблюда и поставили на землю.

Они взобрались на носилки и задернули шторы. По лагерю разнесся счастливый девичий смех, а за ним послышалось тяжелое сопение баши. Стражники сначала завистливо прислушивались, но вскоре им это надоело и они, завернувшись в бежевые плащи, заснули. Как и говорила Назифа, часовой медленно слонялся между верблюдами и людьми, пытаясь отогнать сон.

— Как она может? — не выдержал Гриша и зажал уши руками. — Мне противно об этом даже думать!

— Она делает свое дело, — тихо сказал Ур и кивнул на стражника, пинающего один из мешков. Оттуда доносилось повизгивание. — Пора и нам выполнить свою часть работы.

Они встали и разошлись в разные стороны. Стражник моментально отвернулся от мешка и, выставив копье, прикрикнул на них:

— На место! На место!

— Да мы отлить! Неприлично ссать там, где спишь, согласись, — возмутился Гриша.

Стражник немного подумал, недоверчиво переводя взгляд с одного на другого, и кивнул:

— Быстро. И на место!

Гриша и Ур торопливо скрылись во тьме, туда, куда не падал свет от костра. Стражник вновь начал прохаживаться вдоль верблюдов, изредка бросая взгляд на паланкин, в котором слышалась возня.

Тем временем Гриша обошел лагерь, на карачках подполз к мешкам и спрятался за ними. Когда стражник неспешно добрел до мешков, впереди появился встревоженный Ур и, энергично жестикулируя, ринулся к нему.

— Что случилось? — напрягся стражник. — Говори яснее!

Воспользовавшись тем, что стражник отвлекся, Гриша незамеченным вышел из укрытия, подошел сбоку и, чтобы привлечь внимание, еле слышно сказал:

— Ку-ку.

Стражник повернулся, удивленно уставился на юношу, но не успел ничего сказать, потому как получил мощный удар в челюсть. Его голова неестественно дернулась и изо рта брызнула кровь. Он охнул и упал на колени. Гриша навалился на часового, заломил ему руки назад и перевязал своим ремнем. В это же время Ур вытащил из-за пазухи кляп, скомканный из куска своего балахона, и засунул в рот изумленному мужчине. Вдвоем они оттащили мычащего стражника за фыркающих и кряхтящих верблюдов и с облегчение выдохнули. Вдруг один из погонщиков приподнял голову и прислушался. Гриша и Ур замерли, не сводя с него испуганного взгляда. Погонщик обвел взглядом лагерь, но, не обнаружив ничего подозрительного, громко зевнул, повернулся на другой бок и вскоре захрапел.

— Долго еще она там будет развлекаться? — недовольно прошептал Гриша, когда они забрали свои вещи и спрятались во тьме.

Ур пожал плечами. Вдруг в мешке, который лежал недалеко от них, послышалось тихое пение писклявым голоском. Слов было не разобрать, но мелодия очень напоминала колыбельную.